власти, которая одна и виновата в ее печальном ныне положении. Но ведь эта же власть, т. е. ее попустительство, привело в негодность и все остальные государственные учреждения, однако никому не приходит в голову дикая мысль требовать их уничтожения, а требуют восстановления в них контроля, порядка и законности. А то, если долой община, то по этой же причине почему не долой университеты, в которых производилось всевозможное пакостничество и преступления, долой все министерства с их казнокрадствами и беззакониями, долой Гос[ударственная] Дума и — что тогда не долой?», — вопрошал Пасхалов.
Публицист также выражал озабоченность в связи с тем, как правительство намеревалось уравнять крестьян в правах: «Удивительно странное толкование дается у нас понятию об уравнении прав, когда дело идет о крестьянах. Крестьяне уравниваются в правах — и отнимается у них привилегия обеспеченности от взыскания и отчуждения земли и известной части движимого имущества, уравнение делает дальнейший прогресс — и земля общин принудительно отчуждается в личную собственность домохозяина, а семья его лишается всякого права собственности на землю, уравнение делает новый шаг, и крестьянин лишается привилегии своего собственного, выборного, сословного суда. Словом, все уравнение крестьян состоит до сих пор в постепенном отсечении всех преимуществ, которые они имели пред другими сословиями».
На страницах работ К. Н. Пасхалова даны подчас очень резкие характеристики П. А. Столыпина (так же как, естественно, и его предшественника, либерала и «конституционалиста» С. Ю. Витте). Пасхалов считал, что Столыпин ничего не создал, но многое успел разрушить: крестьянскую общину, крупнейшую правую монархическую партию — Союз русского народа, которая в годы его премьерства оказалась расколотой на две враждующие между собой политические силы.
Пасхалов видел в Столыпине своего рода продолжателя либерального дела Витте и в статье «Честнейшие разрушители», написанной в 1906 г., так оценивал деятельность правительства Столыпина: «В виду всех действий настоящего кабинета, мы имеем полное право сказать, что, хотя графа Витте устранили от участия в государственном разрушении лично, но вся его разрушительная программа пунктуально выполняется его преемниками. И если при г. Столыпине введены против разбойников военно-полевые суды, то в такой бессистемности, непоследовательности, в такой гомеопатической дозе, которая ни мало не убивала аллопатических размеров общегосударственного разбоя, не достигавшего таких грандиозных размеров, как теперь, даже и в правление гр. Витте. Таким образом, если этот злой гений России губил ее сознательно, с определенною, эгоистическою целью, — то во имя чего же губят Русское государство эти „честнейшие“ люди?»
Имеются свидетельства о том, что и различные местные черносотенные функционеры отрицательно относились к политике П. А. Столыпина. Так, известная исследовательница черносотенного движения в Поволжье Е. М. Михайлова пишет, что «определенную роль в привлечении крестьян в ряды движения сыграло дистанцирование некоторых правых организаций Поволжья от способов реализации столыпинской аграрной реформы. Нередко правые отделы даже вставали на защиту интересов крестьян в конфликтах с землевладельцами и местной властью, дело доходило до инициирования бойкота землеустроительных комиссий».
Таким образом, далеко не все монархисты поддержали аграрные преобразования П. А. Столыпина, указывая на опасность разрушения традиционного уклада в стране.
Крестьянство. Отметим, что и само крестьянство весьма не однозначно воспринимало новые веяния в деревне. Ход реформы показал, что у большинства крестьян она не вызвала ни понимания, ни сочувствия. За 1907–1915 гг. заявления о выходе из общины подали 34 % домохозяев, формально же вышли из общины около 2,5 млн (28 %) домохозяев. Случаев полного роспуска общины вообще было крайне мало (всего около 130 тыс.). Большая часть вышедших из общины крестьян была представлена беднотой и зажиточными хозяевами. Первые, получив землю в собственность, чаще всего ее продавали, а сами уходили в города или переселялись на новые места, пополняя, таким образом, выражаясь устами А. И. Дубровина, «фабрику пролетариата». Вторые, а их было около 10 % от общего числа крестьянских хозяйств, организовывали свои фермерские хозяйства. Фактически получили землю в собственность 22 % домохозяев, причем больше половины этих земель пошло на продажу. Покупателями такой земли часто оказывались зажиточные крестьяне-общинники, а также сами общины, возвращавшие земли в мирское пользование.
Князь С. Е. Трубецкой в своих воспоминаниях приводит характерный разговор со стариками-крестьянами соседнего с его усадьбой села Васильевского (Калужской губернии), происшедший в 1912 году. Князь спросил их, не выделился ли кто-нибудь из их общины, как это уже наблюдалось в соседних деревнях. «Нет, — отвечали старики, — никто не выделился». «И ошибется, кто выделится», — спокойно заметил при этом хозяйственный старик Поликарп Паршин. «Почему ошибется?» — спросил Трубецкой. «А потому, что палить его будем, — рассудительно сказал другой старик, Столяров. — Так уж решили — значит, не выделяйся!» И действительно, вплоть до 1917 года в Васильевском никто из общины не выделился. В глубине души многие крестьяне осознавали, что с разрушением общины разрушается что-то важное и главное в их жизни, а именно, их традиционный уклад. Следует признать тот факт, что столыпинская аграрная реформа фактически не улучшила положение крестьян и вместе с тем выработала в них более осторожное и недоверчивое отношение к царскому правительству, посягнувшему на их вековые устои.
Одной из первых акций правительства Столыпина был роспуск 3 июня 1907 г. II Государственной Думой, большинство депутатов которой были против аграрной политики Столыпина. Одновременно с манифестом Императора о роспуске Думы в стране вводился новый избирательный закон, урезавший избирательные права низших социальных слоев населения. Так, благодаря Положению о выборах в Государственную Думу от 3 июня 1907 г. резко изменилось соотношение между куриями выборщиков в пользу помещиков и крупной буржуазии (1 % населения страны получал 2/3 депутатских мест). Выборы в новую Думу были не всеобщими, неравными и не прямыми. По сути дела, новый избирательный закон явился следствием невозможности проведения монархического реформирования в левой по составу Думе.
Большая часть правых деятелей и организаций поддержали эту акцию Столыпина. Как свидетельствует дневник А. В. Богданович, супруги генерала Е. В. Богдановича, ее муж поддержал действия правительства. По уверению жены Е. В. Богдановича, он вообще симпатизировал политике П. А. Столыпина, называл премьера «рыцарем и оратором».
Имеются свидетельства о том, что именно Е. В. Богданович в свое время настойчиво требовал от П. А. Столыпина роспуска первых двух Дум. Так, в частности, еще во время работы первой Думы, 22 марта 1906 г., Богданович пытался убедить П. А. Столыпина в необходимости ее роспуска: «Необходимо действовать, необходимо проявить власть. Неизбежность роспуска Думы очевидна для всех и каждого, а при этих условиях выжидание может быть истолковано и понято только как нерешительность и слабость. <…> Теперь нужны не слова, а действия». В тоже время генерал считал, что установление в стране военной диктатуры заменить Думу не могло. Ее роспуск должен был совпасть с «немедленным назначением новых выборов». Однако надежды на умеренный состав II Думы не оправдались, и генерал стал требовать ее немедленного разгона, критикуя Столыпина
