– А остальной текст на даче?
– Ну да, – согласилась она растерянно, – на даче.
– И на дачу к тебе приезжал коммерческий директор Вася Пискун. Как раз когда ты писала тот самый текстик.
– Не Вася Пискун, а Леня Шмыгун.
– Вот именно.
– Что ты хочешь сказать?.. – помолчав, начал Батурин, но тут под дверью завозились, заскреблись, и на пороге возникла зареванная секретарша Раиса.
– Кира! – воскликнула она и повела красным от слез и горя носом. – Кир, я кофейку сварила! Может, попьешь, а? Здрасте, – сказала она в сторону Сергея, – у нас тут такое несчастье, просто ужас.
– Я знаю.
– Беда. Беда. Кира, служба выпуска уж два раза приходила, я все просила подождать. А вот только что они звонили, говорят, что ждать больше никак не могут, и я решилась войти… И Зубова заходила, и Верочка Лещенко. Зубову я к Магде Израилевне направила, а Верочку попросила прийти попозже. Ее милиционер допрашивал, – понизив голос и беспокойно оглянувшись, сообщила Раиса, – почти полчаса. Где была, что видела, что слышала. Она ко мне прибежала сама не своя. И в компьютерном отделе кто-то из милиции шурует. А этот, который здесь сидел, велел найти Лешу Балабанова. Он сначала спросил, кто, мол, в приемной был, когда главный и вы, – тут она взглянула на Батурина, и стало ясно, что она его терпеть не может, – ну, когда Костик… кричал на вас. А я и сказала, что Леша был, Верочка забегала, Леонид Борисович заглядывал, а потом Кира пришла. Он, видно, и решил, что всех должен допрашивать. Кирочка, что мне делать со службой выпуска-то? И верстки нужно посмотреть…
– Значит, так, – тяжело произнес Батурин, как только Раиса на секунду смолкла, чтобы перевести дух, – после всего случившегося начальник здесь я. Вам придется это пережить, дорогая Раиса. Если вам пережить не удастся, я вас уволю, легко и непринужденно. Я не Костик. Службу выпуска… кто там? Королев волнуется?
– Королев, – с трудом призналась Раиса, тараща измученные кроличьи глаза. На Батурина она старалась не смотреть, смотрела на Киру, словно ожидала, что та ее спасет, но Кира, отвернувшись, молчала, крутила в руках карандаш, звякали браслеты.
– Королев всегда на взводе, вы же знаете. Пусть он зайдет ко мне, а не к Кире. У нее и без службы выпуска много дел. У этой самой… как ее… Танечки Лещенко?
– Верочки.
– У Верочки Лещенко узнайте, что ей надо, и если ничего не надо, только языком почесать, пусть потерпит дня три. Вы обзвонили сотрудников?
– За… зачем?
– Затем, что у нас собрание трудового коллектива в связи с трагическими обстоятельствами, – отчеканил Батурин. – Должны быть все. Я расскажу, как мы будем жить дальше. Кто не спрятался, я не виноват.
По мере того как он говорил, лицо у секретарши менялось, и, по мере того как оно менялось, он понимал, что наживает себе врага. Навсегда. На всю оставшуюся жизнь.
От того, что он подслушал разговор Киры с Николаевым и понял, что она на его стороне и, оказывается, была на его стороне всегда и даже знала, сколько усилий ему приходится прикладывать, чтобы удержать журнал на плаву, и даже сумела это оценить, он как-то непозволительно расслабился, решил, что теперь все пойдет само собой – сотрудники, оплакав главного, примут его, Григория Батурина, если не с распростертыми объятиями, то хотя бы с дружелюбным равнодушием, и возьмутся за работу, и приналягут, и в едином порыве…
Ничего подобного. С чего ты взял?
Они не хотят тебя, они хотят Костика, веселого, легкого, задиристого, с альпийским загаром и голливудской улыбкой. Теперь он еще и герой – оттого, что погиб так нелепо и внезапно. Им наплевать на то, что без его, батуринского, тяжеловесного натиска журнал давно и безнадежно катился бы под горку, и его никто бы уже не смог остановить, потому что Костик был слишком доверчив и легкомыслен, и слишком много времени и сил тратил «на девчонок», и не желал видеть очевидного, например, того, что уже давно выросли и оперились конкуренты, готовые в любой момент обойти, сжевать, подмять их под себя.
Киру любили больше, Кира была «своя», гораздо более «своя», чем Батурин, и неизвестно, как еще все обернется, если она станет поддерживать его.
– В кабинет главного я не пойду, – напоследок сказал Батурин, – буду у себя. Кофе можете туда принести. И обзвоните всех, Раиса!
Он поднялся с шаткого креслица и вытянул свою палку.
– Кира, собери редакторов. Обсудите первую полосу, а я подойду, как только с Королевым решу. Сергей, вы… уезжаете?
– Да.
– Тогда до свидания.
– Счастливо.
Они подождали, пока Батурин дохромает до двери, и Раиса открыла было рот, чтобы заговорить, но Кира заговорщицким жестом приложила палец к губам:
– Потом, Раечка. Все потом.
– Но ведь это невозможно!.. – пискнула Раиса, и глаза у нее налились слезами. – Это невозможно после того… После Костика… Он всегда…
– Тише, тише, – попросила Кира, – может, валерьянки тебе найти?
Махнув рукой – не надо, мол, мне никакой валерьянки, чем тут валерьянка поможет! – Раиса убралась в приемную.
– Я поехал, – объявил бывший муж и не тронулся с места.
– Как там Тим?
– Кончай курить, – сказал он раздраженно, – смотри, сейчас дым из ушей повалит. Когда я уезжал, он пялился в компьютер.
– Ты что, не мог его отогнать?
– Чтобы отогнать, нужно предложить какую-нибудь альтернативу, – заявил Сергей поучительно, – а я ничего предложить не мог.
– Почему?
– Потому что я занят. Между прочим, твоими проблемами.
– Да ради бога, – крикнула Кира, – не надо заниматься моими проблемами! Я тебе позвонила потому, что он меня сильно напугал, вот и все!
– Кто тебя напугал?
– Да этот капитан Гальцев! Он приехал и сказал, что знает, почему я застрелила Костика. И стал трясти перед носом бумажкой с моим почерком! Ну, я и позвонила… Зря позвонила. Прости.
Он медленно сжал и разжал кулаки.
– Ну конечно, зря.
– Сереж, – раздражаясь, сказала она, – ты бы на работу поехал. У тебя там, наверное, дел полно. И девушка, наверное, ищет. Или ты ей позвонил?
– Позвонил.
– Молодец.
– Я знаю, что молодец.
– Тогда езжай, – приказала Кира, – у меня тут, видишь, проблемы. Я не могу еще и тобой заниматься.
Он поднялся, застегивая куртку.
Странное дело.
Она отлично помнила эту куртку – года полтора назад они вместе покупали ее в «Спортмастере» на Садовом кольце, и даже не ссорились, и настроение у них было хорошее, и еще они зачем-то купили Тиму какие-то дикие кроссовки, из которых он немедленно вырос, и еще куртку Кире – не потому, что ей нужна была куртка, а потому, что им очень понравился продавец, который так искренне старался продать побольше, что хотелось купить все. Эта куртка была приветом из их общего прошлого, словно старый друг студенческих времен, и Кире вдруг стало обидно, что выбирать следующую куртку в «Спортмастер» он поедет с чужой девицей, а эту, выбранную Кирой, выбросит как старый ненужный хлам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
