– Наверное, я для этого не гожусь, – всхлипнула я.
Я обвела взглядом бар: не заметил ли кто из мужчин, но те жевали сэндвичи и смотрели телевизионный матч. Все в порядке.
– Ерунда, – возразила Матильда, протягивая мне платок. – Ваши чувства понятны, в них нет ничего особенного. Пьер – крутой мужчина. Любая поплывет. Откровенно говоря, в глубине души мне даже хотелось, чтобы он отказался, потому что я знала, что он вас чем-нибудь, да зацепит. Но я, Кэсси, не устаю повторять: это фантазия, и мужчины, которые ее воплощают, далеко не всегда хороши как спутники жизни. Ловите момент, наслаждайтесь им, но не держитесь за него.
Я кивнула и высморкалась.
* * *
Через несколько недель зима вдруг сковала город необычной стужей. Я вышла на мороз и плотно притворила дверь «Отеля старых дев», собираясь сделать пробежку перед работой и не уставая дивиться тому, что в Новом Орлеане вообще бывает зима. И вовсе не мягкая в этом году. Холод пробирал до костей, так что отчаянно хотелось залезть в горячую ванну и отмокать там часами. На мне были шапка, перчатки и термобелье, но я согрелась, лишь пробежав несколько кварталов.
Я пронеслась по Мандевилль-стрит до Декатур-стрит и свернула направо, к Французскому рынку, чтобы не оказаться на побережье и не думать о Пьере, который владел там едва ли не всем. Как он поступит с этими пустырями? Застроит жилыми домами? Торговыми центрами? Очередными казино? Уилл уже ворчал, что Мариньи превращается в «пристанище хипстеров». Он говорил, что на Френчмен-стрит слишком много туристов – не подлинных ценителей музыки и хорошей кухни, а праздных бездельников с питьем навынос, которые шляются по открытым рынкам и торгуются из-за кустарной мишуры.
Я миновала длинную очередь в кафе «Дю монд». И хотя его посещали преимущественно туристы, а большинство горожан его избегали, я любила завершать пробежку тамошним кофе. Ах да, еще бенье. Уилл не понимал, зачем бежать сорок минут, чтобы взять и умять гору жира и сахара. Боже, я разрывалась между Уиллом и Пьером, и в голове у меня непрерывно звучали мужские голоса. Надо от них избавляться.
Вернувшись домой, я с тревогой увидела, что входная дверь открыта, и удивилась еще больше, застав в вестибюле «Отеля старых дев» Анну, которая рылась в большой коробке, обернутой простой коричневой бумагой.
– Ох, извините, Кэсси, – зачастила она с видом застуканного на месте воришки. – Я случайно вскрыла вашу посылку. Приняла за свою и расписалась. Старею уже, что поделать. Глаза не те… но пальто чудесное. А туфельки! Никак, уже подарок на Рождество?
Я выхватила у нее коробку и изучила содержимое. Внутри оказалось длинное верблюжье пальто с простым поясом и туфли от «Кристиан Лабутен» с четырехдюймовыми каблуками. Слава богу, Анна открыла коробку, но не тронула карточки, прикрепленной снаружи лентой.
– Да, это подарок, Анна, – сказала я, скрывая раздражение.
Это не было случайностью. Ее все больше интересовали мои похождения. Лимузин всякий раз пробуждал в ней сильнейшее любопытство. Кроме пальто и туфель, в коробке был черный бархатный мешочек, перетянутый шнурком. Мы с Анной заметили его одновременно.
– А там что такое? – спросила она, указывая пальцем.
– Перчатки, – ответила я.
Мне пришлось сочинить ей историю о славном малом, с которым я познакомилась на работе, встретилась пару раз и теперь он меня обхаживал.
– Скажу ему, чтобы прекратил покупать мне вещи! – притворно возмутилась я. – Еще слишком рано.
– Чепуха! – заявила она. – Пользуйтесь, пока можете.
Укрывшись наконец у себя в квартире, я распечатала конверт с картой Шага седьмого – Любопытство. Браво, Анна, это про тебя. Затем я развязала бархатный мешочек. Если бы она увидела, что там, – упала бы в обморок.
* * *
На следующий день, едва зашло солнце, лимузин подвез меня по U-образной подъездной дороге прямо к главному входу в Особняк. В прошлый раз меня высадили у бокового входа. Я уже привыкла, что водитель выходит и открывает мне дверь, о чем простая девчонка из Мичигана не могла и мечтать. Так было и нынче. Я ступила на булыжную мостовую и с удивлением заметила, что каблуки ничуть не мешают. Небось, потому что стоили целое состояние, пусть небольшое. Взглянув на дом, я увидела, что все окна горят одинаковым охристым светом, как будто он ждал меня, чтобы ожить. Арктический мороз кусал мои голые лодыжки, и я радовалась, что все остальное скрывалось под длинным пальто.
Пока я медленно поднималась по широким мраморным ступеням к двойным дверям, у меня сосало под ложечкой при мысли о том, что принесет сегодняшняя фантазия. Я надеялась, что предыдущие Шаги придали мне достаточно смелости, доверия и уверенности, чтобы выполнить следующий. Матильда предупреждала, что я должна обрести эти качества. К тому же я нуждалась в чем-то исключительном, чтобы избавить тело от мыслей о Пьере, а сердце – от помыслов об Уилле. Нащупав в кармане бархатный мешочек, я подумала, что справлюсь сегодня и с тем и с другим.
Я постучалась, и Клодетт приветствовала меня как старую знакомую, хотя и не закадычную подругу.
– Доехали хорошо?
– Да, как всегда, – ответила я, оглядывая огромный холл, ведущий к изящной витой лестнице.
Я радовалась, что вокруг было сумрачно и тепло – едва ли не слишком тепло. Жаром тянуло из помещения слева, где горел камин. Я увидела золоченую балюстраду и красную ковровую дорожку, покрывавшую ступени. Черно-белые напольные плиты складывались в спиральные узоры и в итоге образовывали герб, красовавшийся в центре. На нем была изображена ива, под сенью которой стояли три нагие женщины с кожей белой, коричневой и черной, а ниже бежали слова: «Nullum judicium. Non limitat. Nulla verecundia».
– Что это значит? – спросила я у Клодетт.
– Наш девиз: «Не осуждать. Не знать пределов. Не стыдиться».
– А, точно.
– Вы принесли это?
Она могла не уточнять.
– Да, принесла.
Я вынула из кармана бархатный мешочек и вручила ей.
– Пора, – сказала Клодетт, забирая мешочек и становясь позади меня.
Было слышно, как она потянула за шнурок, а секунду спустя мои глаза скрылись под черной шелковой повязкой.
– Что-нибудь видите?
– Нет.
Чистая правда. Все было черным-черно. Руки Клодетт легли мне на плечи, стягивая пальто. И прежде чем я успела спросить, что делать дальше, до меня донеслись ее тихие удаляющиеся шаги.
Я простояла несколько минут, почти не шевелясь, Все, что я слышала, – потрескивание огня, стук моих каблуков, когда я переступала с ноги на ногу, да звяканье браслета при случайном движении рукой. Спасибо, что было тепло, так как на мне не осталось ничего, кроме повязки и туфель. В приглашении говорилось, что я должна прибыть с бархатным мешочком в кармане, одетая только в пальто и туфли. И я стояла, как будто навсегда ослепленная и обнаженная, в ожидании очередной фантазии.
Чуть позже я открыла, что коль скоро была незрячей, все прочие чувства обострились. В какой-то момент я догадалась, что в вестибюле есть кто-то еще, хотя и не слышала, чтобы кто-нибудь вошел. Ощущение чужого присутствия отдалось в моей спине холодком.
– Кто здесь? – окликнула я. – Пожалуйста, отзовитесь.
Ответа не последовало, но через несколько секунд я услышала чье-то дыхание.
– Здесь кто-то есть, – заявила я. Несмотря на жару, меня начинала бить нервная дрожь. – Чего вы от меня хотите?
Невидимый мужчина кашлянул, и я подскочила.
– Вы кто? – вырвалось у меня чуть громче, чем я хотела.
Повязка лишила меня зрения, а не слуха, но это почему-то сказалось на моем голосе.
– Повернитесь на четверть оборота налево, – приказал голос. – Сделайте пять шагов и остановитесь.
Тембр был очень сексуальный, и голос принадлежал мужчине немного постарше, привыкшему командовать. Я повиновалась, чувствуя, что иду прямо к нему.
– Руки вперед, пожалуйста. – (Я так и сделала.) – Теперь идите, пока не коснетесь меня.
В его бесстрастном голосе было что-то притягивающее. Я сделала один, затем другой осторожный шажок, вполне понимая, что с завязанными глазами можно запросто потерять равновесие. Я вытягивала руки, пока не коснулась упругой и теплой плоти. Мне не хватило отваги опустить их ниже, но я подумала, что он, как и я, был голый. Высокий, с упругой широкой грудью.
– Вы принимаете Шаг, Кэсси?
Голос его напоминал жидкий дым, он говорил с присвистом, обволакивая гласные.
– Да, – ответила я с чрезмерным энтузиазмом и провела наконец руками сначала вниз по бокам его стройного торса, а потом снова вверх, по животу, к ключице.
Моя стыдливость испарилась, растаяла, или я где-то забыла ее – или в «Гало», или посреди залива, или на заднем сиденье лимузина. Я не помнила, и мне было все равно.
– Как вас зовут? – спросила я.
– Это неважно, Кэсси. Можно мне?
– Можно – что?
– Потрогать вас.
Я уронила руки вдоль тела, как никогда готовая подчиниться. Я кивнула, как только он подступил вплотную ко мне. Его пальцы коснулись моих уже набухавших сосков. Он медленно, искусно ощупал руками мои груди; одну взял в горсть и припал к ней теплыми влажными губами. Другая рука скользнула мне за спину, задержалась на ягодицах, и он крепко прижал меня к себе. Его затвердевший член уперся мне в бедро. Рука скользила сзади вверх и вниз. Я уже вся промокла.
