Однако десантник не обращал на все это внимания. Он крепко держал меня за ворот плаща и буравил меня ненавидящим взглядом.
— Думаешь, я куплюсь на такую лажу?! Думаешь, отверну голову, и ты свалишь меня каким-нибудь хитрым приемчиком, как учили вас в школах в Афганистане?
— У него может быть еще один пистолет, — подала голос рыжеволосая фея.
Слева раздался гудок. Длинный, испуганный, протяжный. Это следовавший за нами товарный вышел на финишную прямую. Машинист заметил стоявший на рельсах пассажирский, но остановиться, естественно, не успел, хотя и сделал все, что мог. Отчаянно завизжали тормозные системы товарняка. Гудок продолжал накалывать на себя зябкий осенний воздух.
Парень наконец повернул голову в сторону шума. Я не стал проявлять благородство и саданул его коленом в пах. Я рассчитывал вырваться и побежать к морю: спасать кого-то уже не было времени. Но мои надежды не оправдались. Полагаю, юноша был отличником боевой подготовки. Он согнулся от боли, но ладоней не разжал.
И в это момент произошло столкновение. Величественная картина, если смотреть ее по телевизору со стаканом глинтвейна. Товарняк на полной скорости налетел на последний вагон пассажирского, смял его в солому и продолжил движение, подминая под бурое тело локомотива все новые и новые вагоны. На какое-то мгновение локомотив даже поднялся на сорок пять градусов вверх. Жуткое зрелище. Словно ракета, нацеленная на луну. Затем многотонная махина рухнула вниз. А впереди взорвались цистерны.
Уши заложило от громкого, резкого звука. В мгновение ока перестали существовать и пассажирский поезд, и товарный, и состав с цистернами. Яркое, огненное солнце расцвело на пустынном морском берегу. И был свет, и только свет, и ничего, кроме света, разве что только ударная волна.
Позже я понял, что десантник стал моим спасителем. Ударная волна смела нас с земли и бросила в море. Поскольку парень стоял спиной к составу, то есть находился ближе к эпицентру взрыва, основной удар пришелся на его плечи. И яростный напор огня — тоже. Он стал моим щитом, хотя, пока мы долетели до воды, от щита этого почти ничего не осталось. Я видел, как быстро сгорает его тело, как плавятся волосы, как вылезают наружу глаза. Но сделать ничего не мог. Я не колдун и не маг, чтобы повелевать огненной стихией. И когда руки парня, вернее, то, что от них осталось, ослабили свой зажим на вороте моего плаща, я упал в спасительные морские воды.
Прошла вечность или минута, не знаю. Я погрузился в море с головой. Сначала вода показалась мне очень холодной. Но затем потеплело. Потеплело настолько, что я на мгновение поверил, будто нахожусь в Испании. И стоит поднять голову из соленой свежести — тут же увижу особнячок, сверкающий на солнце алебастровыми стенами. Уютный, изнывающий от жары, но с прохладным бассейном и тремя холодильниками, забитыми всевозможными напитками. На крыльце — загорелая шоколадная фигурка в ярком купальнике машет платком. Под навесом поблескивает хромированными боками «роллс» с откидным верхом…
Впрочем, а стоит ли поднимать голову? Ведь в море и так хорошо. Спокойно, уютно. Главное — никакого шума. Идеальное общество — все делают свое дело молча, не обременяя ближних бесконечной трескотней. Водоросли плывут, стайки рыб — суетятся, крошечный рачок отважно преодолевает кратеры на желтом песчаном дне. Кстати, о дне… Если лечь на него всем телом, а не только топтать ногами, можно получить массу преимуществ. Во-первых, можно наблюдать за тем, что происходит на поверхности. Вот прокатилась огненная волна. Вот полетели хлопья сажи. Вот осколки металла падают вниз серебристым смертоносным дождем. Ерунда, для нас они не опасны. На поверхности такой кусочек метала запросто может рассечь кожу, а при точном попадании — и вовсе проломить голову. Здесь же, у самого дна, мы созерцаем их умиротворенными, погасившими свою мощь в танцах с миллионами воздушных пузырьков и оттого абсолютно безвредными. Во-вторых, у самого дна не так сильно ощущается движение моря. Покачивает, конечно, но слегка, словно на массажном кресле. Очень, очень удобно. В-третьих, на дне можно соединиться с Землей. Здесь это сделать легче, чем на поверхности, поскольку нет суеты, ветра, непогоды, а только песок. Мягкий, ласкающий пальцы и шелестящий Между волосами. Зовущий, сладкий, нежно-обещающий песок…
— Выныривай! — засверлил в висках невыносимо громкий крик Свина.
Вслед за этим я почувствовал его зубы на моей руке. Резкий, больше похожий на удар рывок — и я покинул гостеприимный подводный мир. Тяжкое ощущение. Из царства безмолвия — в кромешный ад криков, сдобренный ревом полыхающего состава. Из невесомой упорядоченности — в хаос окровавленных людских тел, обломков металла, плавающих по волнам вещей. Из блаженства — в холодный колючий мир, где снова надо страдать, бороться и брать на себя ответственность.
Как бы там ни было, Свин опять спас мою шкуру, приведя меня в чувство мощной энергетической пилюлей и вытащив мое, совсем уже расслабившееся тело из-под воды.
Я громко кашлял, выплевывая воду. Свин плавал рядом, положив одно копыто мне на плечо и суча всеми остальными для поддержания своей туши на поверхности воды.
— Больше взрывов не будет, можно выбираться, — прохрипел Свин. Ему было тяжело, рыло едва виднелось над водой. Резвые волны с насмешливой периодичностью плескали в его разинутый рот соленую воду, которую Свин тут же громко сплевывал, успевая при этом задиристо материться.
Я погреб к берегу. Взрывная волна отбросила меня всего метров на пятнадцать, поэтому особо стараться не пришлось. Едва коснувшись ногами земли, я взял Свина за ошейник и, рассекая воду свободной рукой, неспешно побрел. Через пару минут мы вышли из моря. Свин без сил повалился на песок. Только сейчас я заметил на его правой ляжке довольно большой порез. Не смертельно, но крови много. Я стянул с себя мокрый плащ и прикрыл им Свина. Сам опустился рядом и положил голову ему на брюхо.
Уже совсем рассвело. Весь берег был покрыт обломками трех составов. Железо, пластик, дерево, остатки вещей пассажиров. Я рассмотрел даже кусок таблички с вагона: солнце осталось на другой половине, но чайка виднелась отчетливо, рельефно. Цистерны с нефтью продолжали пылать. Их содержимое вылилось в овраг по левую сторону железнодорожной колеи. Я пытался не думать, что стало с теми людьми, которые отказались идти в море и попытались преодолеть овраг и скрыться в лесу. Единственным плюсом от взрыва цистерн, если можно говорить о каких-то плюсах, являлся сильный жар. Благодаря ему на берегу временно воцарился тропический зной. Очень кстати, поскольку на дворе стоял не июль месяц и без такого кострища продрогшие в холодной воде люди замерзли бы очень быстро.
Пассажиры скорого поезда «Москва — Приморск» постепенно выбирались из моря на сушу. Кто-то поспешно, кто-то, наоборот, крайне нерешительно, поскольку они боялись нового взрыва. Допускаю, что некоторые могли поддаться чарам подводного мира, как едва не поддался им я, и остаться в нем навсегда. Неплохо бы проверить, но сил не осталось совсем.
— Лежи, — хрюкнул Свин, отчего его брюхо заходило ходуном. — Мы достаточно погеройствовали на сегодня. Пусть поработают другие…
Я в нерешительности сжал кулак, прикидывая, хватит У меня сил подняться на ноги или нет.
— Да лежи же, я сказал! — недовольно сплюнул на песок Свин. — Тебе надо прийти в себя, нам понадобиться максимум твоих сил в самое ближайшее время. А насчет тех, кто в воде… Пятерым уже ничем не поможешь: они слишком поздно нырнули и двоим опалило голову огнем, а остальных посекло осколками. Но тех, кто еще живой, вытащат другие пассажиры.
Я расслабился. Свин в это время, полагаю, крутил энергетические потоки, чтобы привести себя, и меня заодно, в относительный порядок. Минут через пятнадцать он колыхнулся, давая понять, что оздоровительный сеанс закончен. Я сел, Свин тоже сел на задние лапы. Я поправил на нем плащ.
— Так нормально?
— Сойдет… Нет, ну ты посмотри на этих парней…
Я проследил за его взглядом и увидел Чука с Геком, выходящих из пены прибоя. Полагаю, они заплыли дальше всех, так что взрыв их никоим образом не покалечил. Все тот же черный гламур, разве что волосы слиплись да губы посинели.
— Там не осталось еще одной цистерны про запас? — громко спросил меня Свин, когда Чадов проходил рядом с нами. — По-моему, взрыв не достиг своей цели.
— Очень даже достиг, — улыбнулся подошедший Гешко. — Все, кто панически боялись погибнуть в катастрофе или не хотели жить и искали внешнего повода, чтобы отправиться на тот свет, получили по своей вере. Что же касается нас, то…
— «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится», — на память процитировал Чадов, разгребая песок руками.
Я не поверил своим глазам. Пока мы со Свином носились вдоль вагонов, пытаясь загнать пассажиров в море, эти ребята закопали свои вещички в песок. Теперь у них была и сухая одежда, и работающий сотовый телефон, и даже непромокшие сырные крекеры, парочку которых Чадов тут же запихнул себе в рот.
