– Я все понял, профессор. – Юкинага устало покачал головой. – Но я должен в течение сегодняшнего дня или в крайнем случае завтра дать ответ. Могу ли я надеяться, что вы согласитесь присутствовать?
– Я? – профессор выпучил глаза. – Ха! Чтобы я! Нет, немыслимо! Присутствовать будут, по-моему, только Такаминэ из Центра защиты от природных бедствий, Нодзуэ из Управления метеорологии, Кимисима из Комиссии по прогнозированию землетрясений при министерстве просвещения, Ямасиро из Т-ского университета, да, пожалуй, еще Оидзуми из К-ского университета…
– Удивительно!.. Как вы точно угадали! – Юкинага судорожно проглотил слюну. – Вы попали почти в точку.
– А ты думал, я ничего не соображаю, что ли? Если государственное учреждение надумало собрать ученых, то есть людей непонятного ему мира, то учреждение захочет пригласить именно таких представителей этого мира. Может быть, еще пригласят Накагавара из Я-ского университета, если только его кандидатуру подскажет Нодзуэ. Все знаменитые, авторитетные. Каждый по-своему талантлив. Каждый в своей области имеет выдающиеся научные заслуги. Однако все это люди с узким кругозором – ни шагу за порог своей области! Они будут очень осторожны в высказываниях. Ведь их больше всего беспокоят отклики на их выступления. Они будут предельно сдержанны, когда им придется говорить перед членами кабинета, которые в вопросах науки полнейшие дилетанты. Это следствие долголетнего обитания в научном мире. А что такое наш научный мир? Та же бюрократическая система, точная копия государственной. Ученые всегда ходят в шорах, волей-неволей им приходится втискивать свою деятельность в определенные рамки. Они научились высказываться строго и сдержанно потому, что только тот, кто не выходит за эти рамки, продвигается наверх. Они в этом даже не виноваты, но тем не менее они таковы. Если кто-нибудь как истинный ученый попытается выйти за определенный предел, его затопчут всем миром. Вот так их бьют и дрессируют. Противно, конечно! Но они привыкают. Это становится их второй натурой, и они постепенно теряют способность к широкому творческому мышлению, охватывающему все области знаний. Они закисают в этих узких рамках, теряют жизненные силы и…
– Именно поэтому, профессор, прошу вас принять участие!.. – не преминул воспользоваться словами профессора Юкинага. – Вы расскажете о том, чем сейчас занимаетесь…
– А чем я сейчас занимаюсь?! – закричал профессор, вскочив со стула. – Чем занимаюсь я сейчас? Говорить об этом? А какой толк! Опять назовут безумцем, превратят во вселенское посмешище. У меня ведь еще нет точных данных. Я отчаянно борюсь, чтобы добыть их. Но на данном этапе, когда мне самому все кажется туманным и неопределенным, какой толк что-либо рассказывать? Если я поделюсь своими домыслами, повторяю, пока еще только домыслами, это может повлечь за собой всего лишь ненужные волнения в обществе. А из меня сделают сумасшедшего, фанатика, одержимого сумасбродными идеями. С меня хватит! И еще одно. Мое присутствие исключит участие некоторых ученых. И Нодзуэ, и Ямасиро присутствовать откажутся. Ведь они считают меня шарлатаном, авантюристом, которого просто стыдно называть ученым. Получаю субсидии от подозрительной новоявленной религиозной организации. Не ношу костюмов от хорошего портного. Не умею даже как следует завязать галстук. Порой даже не бреюсь. Ору. На официальных собраниях кого угодно могу обругать. Не сижу в рамках своей узкой специальности. Смотри, и тебе рекомендация моей кандидатуры не пойдет на пользу. Подумай о своем будущем. Да и твой друг, пожалуй, может пострадать, потеряет авторитет. Нет, я не буду участвовать! Ни за что!
– Подумаешь, мое будущее! Великое дело! – терпеливо возражал Юкинага. – Вам ли обращать внимание на ветры, дующие в научном мире? Вы же давным-давно, по вашему же признанию, все это постигли. Для чего же вы занимаетесь сейчас своими исследованиями? И право, вы сами на себя не похожи, профессор, когда говорите подобные вещи? Ведь дело касается чрезвычайно серьезной для Японии…
– Япония… Да, Япония… – лицо профессора вдруг сморщилось, казалось, он вот-вот заплачет. – Япония… Подумаешь… Да наплевать мне на такую страну! Юкинага, дорогой, у меня есть Земля! Она за миллиарды лет породила столько живых существ, вывела их из океана на сушу и в конце концов сотворила человека… И несмотря на то, что человек – ее драгоценное детище – изгадил всю поверхность матери-земли, она продолжает ткать свою судьбу, свою историю… Огромная – хотя во вселенском масштабе не более, чем песчинка… Моя звезда… У меня есть Земля, создавшая сушу, горы, наполнившая моря, одевшаяся в атмосферу, водрузившая на себя ледяные короны, полная удивительных все еще не разгаданных человеком тайн… Мое сердце… сердце мое принадлежит Земле! Юкинага, дорогой! Может, я странно выражаюсь… Эту теплую, мокрую, бугристую планету… Черт ее знает… какая-то нежная, ласковая планета… Она сумела защитить свою поверхность от ледяного вакуума Вселенной, полного радиации, пустоты и мрака, влажной атмосферой… Потом умопомрачительно долго растила почву, зеленые деревья, всяких букашек… Единственная планета в Солнечной системе, сумевшая понести ребенка во чреве своем… Земля, может, в чем-то и жестока. Но бороться против нее не имеет особого смысла. У меня есть Земля. И что бы там ни случилось с этой самой Японией, этими крохотными островками, вытянувшимися словно по веревочке…
– Но, профессор, вы же японец… – спокойным голосом произнес Юкинага. – Вы любите Землю. Нежную, удивительную планету, но в тайне, вы так же любите и Японию. Если это не так, то скажите, почему вы не пошлете все собранные вами данные в Общину Мирового океана? И почему вы ничего не публикуете, молчите о своих гипотезах, избегаете газетчиков и всяких там типов из еженедельных журналов, любителей сенсаций и скандалов?
– Стой! – вдруг резко остановил Юкинагу профессор.
– Откуда тебе известно, что я скрываю данные от тех, кто меня субсидирует?
– Это я наугад, профессор. Виноват, конечно, но попробовал на пушку взять, – Юкинага опустил газа, потом поднял их. – Но мне всегда казалось странным… Понимаете, я почти никогда не просматривал докладных записок ОМО, ведь вы мне все сами рассказывали. А совсем недавно мне попалась на глаза одна из них. В ней было что-то нелепое. Ваш превосходный английский язык, профессор, стал в ней на удивление тусклым. Да еще вы приводили подробные данные о биомире морского дна и о кораллах – то есть данные, которые сегодня вас вовсе не интересуют… А намек на что-то страшное, который я почувствовал из ваших рассказов, в этой записке вообще отсутствовал. Я перечитал все еще раз и понял, что вы затратили немало сил, составляя эту записку с предельной осторожностью. Конечно, если предположить, что читающий кое-что знает, тогда все это может представиться в ином свете, но ни о чем не зная, ни о чем и не догадаешься. Вы уж постарались. Даже специально отвлекли внимание от этого…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
