сам?
Извечные колебания старого холостяка в преддверии сезона окольцовывания были прерваны теленовостями.
Маша включила телевизор на кухне, где они по-семейному разместились. Телекомментатор — здоровенный негр — оживленно расписывал ход переговоров. Понимающий с пятого на десятое, Дмитрий Сергеевич все же уловил две вещи — во-первых, русских в Англии политическая элита по-прежнему не любила, а значит, не любили и большинство СМИ. Во-вторых, переговоры идут плохо и негр сомневался, что они к чему-то придут. А в-третьих, и что было приятно, английское общество, в отличие от политиков, к русским относилось, по крайней мере, неплохо и с интересом. Простые англичане, как и обычные русские, не очень понимали детали политической жизни, занятые повседневными хлопотами, частично поругивали непонятных «медведей», но обострения ситуации, как и любые нормальные люди, не желали.
Маша несколькими секундами позже перевела примерно тоже самое с дополнительными, пусть интересными, но ничего уже не меняющими подробностями.
— Масс-медия против России, — прокомментировал Дмитрий Сергеевич, — они-то нас почему не любят? Постоянно столько горящих новостей приносим. Если бы не Россия, то им бы половину передач пришлось закрыть.
— Ты все шутишь, — вздохнула Мария Ивановна. — Знаешь ведь, общество всегда консервативно. Англия сотни лет враждовала с Россией, ты хочешь изменений за несколько дней?
Романов скептически осклабился.
— Я понял как раз по-другому. Общество относится к нам неплохо. Особенно после того, как здесь осело несколько сот тысяч человек из стран СНГ и прилегающих государств. Проблема в политиках. И даже не в их консервативности… ну дальше я не буду. Почитай мое вчерашнее интервью.
Мария Ивановна смутилась:
— Кому я рассказываю. — Она помолчала и робко спросила: — Дмитрий Сергеевич, — она уже не решалась называть его Димой, видя перед собой излучающего твердость и уверенность мужчину, выше ее на голову — как в прямом, так и в переносном смысле. — Дмитрий Сергеевич, а ты… вы приедете сегодня ко мне?
Дмитрий Сергеевич, допил кофе, молча погладил ее по щеке, но ничего не ответил.
И только в небольшой прихожей, когда они одевали верхнюю одежду — он пальто, она нечто среднее между пальто и плащом, Дмитрий Сергеевич заговорил:
— Маша — Машенька, я, конечно, постараюсь. Но ты понимаешь, с кем ты начинаешь роман?
А) С бедным научным сотрудником Академии Наук России. Я коньяки тридцатилетней давности не покупаю. Предпочитаю водку — дешево и экологически чисто;
Б) С человеком, умудрившемся перессориться с российским правительством. Надеюсь, ты еще помнишь, у нас не любят оппозицию. И ту, которая лишь заявляет об этом, и тем более настоящую.
В) Русским, которых не любит теперь уже правительство Англии.
Мария Ивановна вместо ответа притянула его к себе и поцеловала, не побоявшись испортить макияж, нанесенный, как понял Романов утром, пока он спал.
И он сдался. Кажется, он вскружил голову одной девчонке. А он-то хотел всего лишь небольшой походный романчик. Военно-полевой даже роман, судя по условиям переговоров.
В Романове вновь заговорил старый циничный холостяк. Когда женщине за тридцать, она, как утопающая, начинает хвататься за любую соломинку.
Он посмотрел на Машу. Красивая и видная, наверняка не остающаяся без поклонников. Так что явно он не последняя соломинка. А ты-то сам, разве против? Дмитрий Сергеевич наклонился к ней и крепко поцеловал. Смотри, будешь тянуть, останешься без дам. Вон уже в троллейбусе девчонки, вместо того, чтобы проводить заинтересованным взглядом, торопятся уступить место.
— Знаешь, давай отложим все до вечера. А то действительно опоздаю. Я же человек подневольный. Бунтовать каждый день не приучен.
Маша прыснула, но потом посмотрела на часы и стала серьезной. Часы показывали, что надо срочно выезжать. До начала переговоров оставалось чуть более двух часов, а на дорогам господствует утренний час пик.
На Даунинг Стрит он добрался за десять минут до определенного срока. Маша заходить с ним отказалась.
— Не зачем совсем уж светиться, — пояснила она. И пошутила, как ему показалось, чисто по-английски: — это плохо скажется и на твоем имидже, и на ходе переговоров.
Маша проводила его, как и полагается сопровождающему сотруднику МИД, как говорится, до порога, а потом поспешила на работу. Легкая, даже воздушная. Куда она торопится, ведь сопровождать его входит в ее обязанности. И как она летит. Романов откровенно позавидовал. Если он так побежит, то вся округа начнет трястись. Он же тяжелый, как мамонт.
Дмитрий Сергеевич вздохнул и направился вершить и повелевать, то есть мрачно и гордо изображать оппозицию на переговорах.
Переговоры начались в этот день с самого тяжелого — Грузинского вопроса. Собственно говоря, позиции сторон были хорошо известны. Во всяком случае, Дмитрий Сергеевич без затруднений мог изложить и российскую, и английскую точки зрения, существующие лет сорок. Поэтому он с некоторой рассеянностью слушал патетические выступления и даже подремывал — этой ночью спать ему довелось немного. Интересно, Маша сейчас дремлет в своем кабинете или накачалась кофе и работает?
Он попытался сосредоточиться на ходе переговоров. Выступал Мануйлов. Выступал энергично, с весомыми доводами, к которым в любом другом месте и в другом времени можно было бы прислушаться. Но увы, доводы никого здесь не интересовали. Южная Осетия и Абхазия после войны де-юре вновь стали частью Грузии. И Великобритания настаивала на соблюдения этого статус-кво, а Россия нет. Ведь де-факто республики были независимы. Все остальное, по мнению политиков, было от лукавого.
Доводы никого тут не интересовали — ни русских, ни англичан.
Мануйлов замолчал. Председательствующий сегодня министр иностранных дел Англии оглядел присутствующих в поисках вопросов. Вопросов не было. Переговоры явно зашли в тупик. Тогда он дипломатично заявил:
— Правительство Ее Величества примет к сведению доводы господина президента.
Этого было слишком мало. Тупиковая ситуация явно сгущалась, хотя она была не нужна ни хозяевам, ни гостям. Надо было сказать хотя бы пару слов, смягчающих обстановку. Однако Мануйлов, обиженный на хозяев, молчал. Перед поездкой англичане намекали, что готовы на кое-какие уступки. Оказалось, обе стороны по-разному понимали уровень уступок. Для англичан сами переговоры оказались максимумом уступок.
Мануйлов считал, что его обманули. А раз обманули, то ему не мешает показать свою обиду. Ларионов же после вчерашнего неприятного разговора с президентом предпочитал молчать, чтобы не усугублять с ним разрыв. Попадешь еще под горячую руку.
Тонкости ситуации до конца не понимал только Романов. Не понимал, поскольку не знал. И еще потому, что до сих пор чувствовал вкус поцелуев Маши.
— Если вы позволите, — приподнялся он, чувствуя, что пауза затягивается. — Я бы хотел высказать
