Уже в первые дни службы к Грунину пришло осознание того, что милицейский хлебушек не сладок. От него пахнет горечью, солью, потом и кровью. И не верьте тем, кто категорично и однозначно заявляет: «В милицию идут только те, кто не хочет работать на гражданке». Это, конечно, большая ложь, которую придумали отбросы общества. Вот этот унизительный и оскорбительный навет надо было тоже критически переосмыслить молодому офицеру-пограничнику. Пережить надо было не только оскорбительные слова в адрес честных милиционеров.
Во времена хрущевщины в милиции существовала мизерная оплата труда. Не потому ли охотников занять даже штатную офицерскую должность было немного. В очереди на занятие свободных вакансий в милиции тоже не стояли. Учитывая низкую заработную плату и несоизмеримые по тяжести условия труда, можно придти к выводу: тогда милиция работала только на голом энтузиазме. Но нередко среди работников милиции оказывались случайные люди. Их сами же коллеги называли лаконично просто: «оборотни», милицейские поганки. Эти, так называемые сорняки милиции, назывались еще и по-другому: взяточники, обжиралы, опивалы, прилипалы и т. п.
Самый опасный вирус, который, как раковая опухоль, поразил милицейский организм — это массовое укрытие преступлений. Все эти криминальные деяния совершались из корыстных побуждений. Дабы показать высокий процент раскрываемости.
Этот негатив болью отзывался в душе и сердце молодого сотрудника. Может быть не сегодня, так завтра Грунин столкнется с этим вопиющим беззаконием. Он не станет сторонним наблюдателем несправедливости. По своим возможностям будет бороться с укрывалами, независимо от их должностного положения. А сами очковтиратели тоже не останутся в долгу, они до поры до времени занесут Грунина в черный список, а в определенный момент предложат уволиться по сокращению штатов. Надо было иметь большую смелость, чтобы вот так, открыто и честно, сказать своим сослуживцам: «Нас, милиционеров, не любят не за то, что мы носим красные погоны, а за то, что мы, обличенные властными полномочиями, сами грубо попираем закон и законные права граждан. Некоторые из нас берут взятки, злоупотребляют служебным положением, опивают и обжирают людей…».
Чего там скрывать, совсем скоро у молодого офицера возникнут проблемы с коллегами. Лишь немногие искренне понимали благородные порывы Грунина. Но в большинстве своем правдолюбца тихо ненавидели. С ехидством некоторые из них говорили: «Болван, ты где пьешь, ешь, там и гадишь. Не забудь, что со временем получишь шило в бок». Так резюмировал один из милицейских сорняков.
В данной ситуации приходилось смотреть в оба. Это, как говорится, было хождение по лезвию ножа. Поэтому, чтобы не было придирок, Грунин строго соблюдал внутренний распорядок дня. С переработкой трудовой день оперативника заканчивался далеко за полночь. И, Боже упаси, опоздать на работу хоть на одну минуту. Даже самый злейший недруг не мог упрекнуть Грунина в том, что он, хотя бы раз, появился с запахом алкоголя. Но всякий раз, когда на десятиминутке от кого-то перло винным перегаром, это не оставалось незамеченным. Лейтенант Грунин с глазу на глаз делал по-товарищески оступившемуся замечание.
Бывало и такое, образно говоря, когда на работу сотрудник приходил с красными, как у жареного судака глазами. Почему-то начальник не замечал опухшего лица или красных от перепоя глаз. А может быть просто сочувствовал, потому что сам не безгрешен был в этой части. Не исключалось и такое, что начальник вызывал на «ковер» тех, кто приходил на работу с больной головой. Тогда ведь всякое прощалось, потому что кадровая проблема была тяжелее пудовой гири. Это смешно, но факт… Как-то начальник пригласил Грунина в свой кабинет. Из его слов явствовало: целую неделю на работе не появляется участковый уполномоченный. Оперативная обстановка сложная, преступления на участке совершаются почти ежедневно, а сотрудник, наверное, пьет. Вместе с начальником Грунин выехал на дом к участковому. Прогноз оправдался: участковый напился до скотского состояния и валялся на сушиле пьяный. Брызгая слюной, он бормотал: «Шеф, шеф, там в горнице стоит фляга браги, пока не допью — на работу не иду». Свое слово участковый сдержал. Он не появился на работе до тех пор, пока не осушил злополучную флягу. Участкового пожурили, на этом так все и закончилось.
Лейтенант Грунин уверенно осваивал азы оперативной работы. Условия для этого были весьма сносные, молодого оперативника определили в кабинет №3, что находился в деревянном двухэтажном здании наверху. В рабочем кабинете службу несли два обэхээсника. Хотя кабинет был небольшой, но светлый и уютный. Три больших окна с двух сторон достаточно пропускали света. Меблировка была очень скромная. Возле передней стены стоял большой двухтумбовый стол. Это было рабочее место старшего оперативного уполномоченного. На его столе возвышался мраморный чернильный набор всех канцелярских принадлежностей. Сбоку к большому столу примыкал маленький столик — это и было рабочее месте опера Грунина.
В кабинете вдоль боковой стены стояли в ряд несколько жестких стульев. У входа в стене была встроена голландка, обитая черным железом. В переднем углу располагался большой железный несгораемый шкаф, где хранились секретные документы и дела оперативников. Отопление в райотделе было печное. Техничка очень заботилась о сотрудниках, она не жалела дров. Бывало, тетя Даша так натопит, что бери хоть веник и парься. Но, как говорится, пар костей не ломит. Зато сотрудники не мерзли в кабинетах, и их никогда не пробивал цыганский пот. И хотя кабинетный сервис был не богат, но хозяев он вполне устраивал. Оба рабочих стола были накрыты красным материалом из сатина. На полу от порога до передней стены лежала ковровая дорожка.
Старший оперативник Александр Васильевич Зубанов тогда возглавлял службу ОБХСС. Это был опытный оперативник и очень умный человек. Капитан Зубанов был выше среднего роста, плотного телосложения, широкий в плечах. А черная, слегка лысоватая голова была покрыта серебристой сединой. Да и в одежду старший обэхээсник облачался полувоенную: гимнастерка с заправкой под ремень, брюки со втулками аккуратно входили в сапоги. Все это придавало Александру Васильевичу молодцеватый вид стройного, симпатичного мужчины. Капитан Зубанов строго следил за собой, не забывал вовремя побриться и погладить одежду. Его внешний вид сразу привлекал к себе внимание своей подтянутостью и молодцеватостью.
Александр Васильевич как будто никогда не огорчался и всегда пребывал в хорошем расположении духа, он не переставал шутить с коллегами, обладая отменным чувством юмора. К полудню он всегда не забывал сказать: «Плохо, плохо мы сегодня поработали, даже на чай и то не заработали».
На службе Александр Васильевич был всегда трезвый. Его не упрекнешь, как других, которые иной раз в течение рабочего дня не только остограмятся, но даже ополлитрятся. Чего греха таить, кое-кто вообще не приступал к работе без маленького стакана. Старший был очень работоспособным человеком, смекалистым и напористым. Он не давал покоя тем, кто по-черному хапал государственное добро. Но к своему младшему коллеге относился ревностно и даже немного придирчиво…
Грунин ходил на работу в пограничной форме. А в чем же ему было ходить? Кроме военной шинели и кителя у него ничего не было. Бывало и такое, что старший открыто высказывал свое недовольство внешним видом подчиненного, журя необоснованно молодого сотрудника.
Однажды лейтенант Грунин не сдержался и на привычные подколки ответил заведомой грубостью. По-своему прав был младший опер. Но, как всегда бывает в жизни, прав не тот, кто прав, а у кого больше права. Рассерженный Зубанов тут же «слетал» к начальнику и нажаловался на подчиненного.
За нетактичное поведение Грунину здорово влетело, но по дисциплинарной линии его не наказали. Вот как бывает: вроде бы чистая мелочь, а дело приняло серьезный оборот. Грунина долго грызла обида, поскольку он считал, что скандальчик произошел не по его вине. Во-первых, лейтенант Грунин по закону одевал и носил форму. Во-вторых, приказом УВД он не был еще переаттестован. В-третьих, в карманах Грунина не было ни шиша. И на что бы он смог купить гражданский костюм, если денежек нема?
Но факт есть факт. Грубость со старшими по возрасту и званию допускать нельзя. И хотя не зря говорят, что на жгучую крапиву тоже есть лютые морозы, — все же Грунин хорошо понимал, что поступил бестактно, не сдержался. Да только надо помнить и о другой народной мудрости: «Умел начать — умей и кончить». Атаку старшего отразил, но явно неудачно. Но даже после легкой «стружки» из кабинета начальника младший опер вышел с какой-то легкой душой.
Начальник милиции майор Рыбин был порядочный человек. С ним у Алексея сразу же установились добрые отношения. Он разговаривал с подчиненными как с равными по званию. В начальнике милиции не чувствовалось никакою превосходства над своими сотрудниками. Да и своим авторитетом Рыбин не пытался подавлять, хотя авторитет его как начальника милиции и практика-оперативника был очень высок. Свой большой опыт майор передавал молодым сотрудникам. Многие наработки шефа Грунин позднее взял на вооружение и умело использовал в своей оперативно-розыскной работе.
