Она всегда думала, что сын будет любить ее всю жизнь, по-щенячьи, искренне, всей душой, и совершенно не понимала, как ей справиться с его нынешней нелюбовью, вечным раздражением и какой-то брезгливостью, которая, как ей казалось, мелькала у него в глазах, когда он смотрел на нее!
Телефон зазвонил, когда она уже задвинула под раковину ведро и начала тереть на терке ровные скользкие картофелины.
Телефон зазвонил, и она заворчала сердито, потому что всем известно, что натертая картошка немедленно начинает синеть, если не бросить ее сразу на сковородку!
Она бросила нож и, вытирая руки о фартук, пошла в комнату, где стоял телефон.
— Вероника Павловна, это вы? — испуганно спросила Вера Игнатьевна, заведующая сектором французского искусства.
Вероника удивилась.
— Я, конечно! А что случилось. Вера Игнатьевна?
— А вы не смотрите?! — ахнула та.
Вероника решила, что заведующая звонит, чтобы рассказать ей содержание нового сериала. У них в музее сериалы смотрели все.
Сорокапятилетние наивные девчушки вроде Вероники смотрели про любовь и предательство, девушки постарше, посолидней, к шестидесяти годам, смотрели про измены, стяжательство и про мафию, а совсем взрослые, за семьдесят, про войну, Сталина и Инну Чурикову в роли великой русской актрисы.
По вечерам смотрели, а по утрам обсуждали — каждая свое.
Вероника Павловна, насколько хватало телефонного шнура, потянулась и заглянула в кухню, чтобы проверить, поставила она сковородку на огонь или нет. Отсюда было не видно.
— Нет, я не смотрю, Вера Игнатьевна, — сказала она. — Я ужин готовлю. А что такое показывают?
— Включайте скорее НТВ, — испуганной скороговоркой велела заведующая, — скорее, скорее!
Вероника нашарила на диване под собственной попой пульт и нажала кнопочку.
— А что такое-то?!
Если сковородка на огне, масло наверняка уже горит!
— У нас ЧП, — выпалила Вера Игнатьевна, и в голосе ее послышался восторг, смешанный с ужасом. — Самое настоящее ЧП!
Вероника перепугалась. Телевизор налился серым светом, который плавно перетек в голубой. Сейчас начнет показывать.
— Террористы опять дом взорвали?!
— Музей обокрали!
— Как?! Ка… какой музей?!
— Да наш, наш. Вероника Пална! Вот говорят, сейчас говорят и Петра Ильича показывают!
Телевизор выплыл из задумчивости, и на оживший экран из темноты выскочил молодой человек в куртке и с микрофоном в правой руке.
— …стало известно только что, — с места в карьер заговорил молодой человек, глядя очень бойко. — О стоимости пропавшей из Музея изобразительных искусств коллекции не сообщают, директор музея Петр Преображенский считает, что говорить об этом пока рано. По факту кражи возбуждено уголовное дело, и следователи прокуратуры сейчас работают на месте предполагаемого преступления.
Вероника Павловна поднесла ко рту ладонь, словно хотела укусить себя за палец, чтобы очнуться.
— Видите, видите?! — кричала в трубке Вера Игнатьевна. — Господи помилуй, это же наш коридор, и во-он мой кабинет, где стул стоит! Вы видите?!
Кажется, она была в восторге оттого, что дверь в ее кабинет, а заодно и стул показывают по телевизору!
Камера мазнула по стенам, в которых Вероника провела всю свою жизнь, и переместилась к слишком ярко и странно освещенной свинцовой двери в хранилище, возле которой толклись какие-то чужие люди, очень много!
— Господи помилуй, — повторила Вероника.
Среди людей в серых и черных куртках был директор, Петр Ильич, с растерянным и бледным лицом, кажется, у него задрожала рука, когда он стал поправлять очки. И еще были Валентина Ивановна из славянского сектора и Эльвира Александровна из древнерусской иконописи, охранник Юра, смотрительница Наталья Николаевна в своих вечных войлочных ботинках — все, все наши!
— А что, что украли-то?! И когда?! Вера Игнатьевна, вы слышите?! Когда украли и где?!
— Из русского искусства девятнадцатого века. — Так назывался отдел. — Ну, где Федор ваш служит! А что именно — я пока не знаю. Да у нас никогда в жизни ничего не пропадало! Бедный, бедный Петр Ильич, ведь теперь затаскают, а человек же кристальный! И Марья Трофимовна!..
Федор, тупо подумала Вероника Башилова. Что-то пропало из отдела, где работает Федор.
— У нас в хранилищах сокровища многомиллионные, и никогда и ничего, представляете. Вероника Павловна! Да что же это такое делается-то, а?! Что делается?!
— Извините меня. Вера Игнатьевна, мне срочно нужно… у меня сковородка… горит…
— А Федор где?! Федор дома?! Он видел?! Марья Трофимовна бедненькая, из ее отдела пропало! Господи, какой ужас! Какой кошмар!
Вероника нажала на пластмассовое телефонное ухо, и причитания Веры Игнатьевны оборвались. Зачем-то она еще раз вытерла руки о фартук и приложила их к щекам. Руки были ледяными, а щеки горячими, или наоборот.
Вероника посмотрела в телевизор, где картинка сменилась, и второй молодой человек, в другой, но очень похожей куртке, глядя очень похожими бойкими глазами, рассказывал о том, как задержали какого-то телефонного вымогателя.
— Феденька, сыночек, — одними губами выговорила Вероника и схватила трубку.
Утром он был явно не в себе и ни слова не сказал ей о том, куда идет! Он не сказал даже, вернется ли к ночи, а это могло означать все, что угодно. Он же еще совсем глупый, доверчивый, маленький мальчик! Он ничего не понимает в жизни и в людях, и обвести его вокруг пальца проще простого! Господи помилуй, только не такая беда!
Нужно звонить. Немедленно ему звонить!
От ужаса она забыла его мобильный номер и долго не могла вспомнить, а когда вспомнила — все никак не могла попасть в кнопки.
— Феденька, — говорила она, тыча в телефон дрожащим пальцем. — Феденька, миленький, что там у вас случилось?!.
«Аппарат абонента выключен», — сообщила трубка и еще что-то добавила, и Вероника прихлопнула пластмассовое ухо.
Телефон тотчас же зазвонил.
— Да! Федя, это ты?! Феденька?!
— Вероника Павловна, это Марья Трофимовна, — сказала трубка очень сдержанно. — А где… Федор? Тут вот товарищи хотели бы с ним переговорить. Он сегодня не вышел на работу.
— Какие товарищи? — мертвым голосом спросила Вероника.
— Из милиции, — отчеканила Марья Трофимовна. — Вы что, не знаете, что у нас случилось?
— Нет, но я только что увидела, — забормотала Вероника, — мне Вера Игнатьевна позвонила, и я…
— Федор дома?
— Нет, он утром еще уехал…
— Куда? Вы знаете, куда он уехал?
— Нет, — сказала Вероника. Мысли у нее прыгали и разбегались в стороны, как зайцы из садка, она не могла ни поймать, ни остановить их. — Мы утром попрощались, и он сказал, что…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
