– И решили, что вы должны узнать об этом первыми, – сказала Бетан, покраснев.
Ринсвинду не удалось поймать взгляд Двацветка.
– Что ж, это очень, э-э…
– Как только нам попадется город с каким-нибудь храмом, – продолжала Бетан. – Я хочу, чтобы все было как у людей.
– Это очень важно, – серьезно изрек турист. – Будь в мире побольше морали, мы бы не врезались во всякие звезды.
Пару секунд они обдумывали эту мысль.
– Это надо отпраздновать, – наконец объявил Двацветок. – У меня есть сухари и вода. У тебя еще осталась вяленая конина?
– О, хорошо, – слабо кивнул Ринсвинд и отозвал Коэна в сторону.
С подстриженной бородой и в темную ночь старик спокойно мог сойти за семидесятилетнего.
– Это, э-э, серьезно? – спросил волшебник. – Ты правда собираешься на ней жениться?
– Конечно. А ешть какие-нибудь вожражения?
– Нет, разумеется, нет, но… Ей ведь семнадцать, а тебе, тебя, как бы это сказать, можно отнести к пожилым.
– Хочешь шкажать, пора оштепенитьшя?
Ринсвинд попытался подыскать более верные слова.
– Ты на семьдесят лет ее старше, Коэн. Ты уверен, что…
– Жнаешь ли, я уже был женат раньше. Память меня еще не подводит, – с упреком заметил Коэн.
– Нет, я имею в виду, ну, я имею в виду физически, суть в том, как насчет, ну, понимаешь, разница в возрасте и все такое прочее, это ведь вопрос здоровья и…
– А-а, – медленно протянул Коэн. – Понимаю, куда ты клонишь. Трудно будет. Я не рашшматривал это ш такой точки жрения.
– Да, – выпрямляясь, подтвердил волшебник. – Что ж, этого только следовало ожидать.
– Жадал ты мне жадачку, нечего шкажать.
– Надеюсь, я ничего не напортил.
– Нет-нет, – неопределенно отозвался Коэн. – Не ижвиняйшя. Ты был прав, што укажал мне на это.
Он повернулся и посмотрел на Бетан, которая помахала ему рукой, а потом взглянул на свирепо сияющую сквозь туман звезду.
– Опашные шейчаш времена, – в конце концов сказал он.
– Точно.
– Кто жнает, што принешет нам жавтрашний день?
– Только не я.
Коэн похлопал Ринсвинда по плечу.
– Иногда приходитшя ришковать. Не обижайшя, но я думаю, што мы вше-таки поженимшя, – он снова посмотрел на Бетан и вздохнул. – Будем надеятьшя, што она окажетшя доштаточно крепкой.
Около полудня следующего дня они въехали в обнесенный глиняными стенами городок, раскинувшийся в окружении все еще свежих и зеленых полей. Из города валом валил народ. Мимо путников, громыхая, катились огромные телеги. Вдоль бровки дороги лениво брели стада коров. Старушки несли на спинах свое домашнее имущество и целые стога сена.
– Чума? – поинтересовался Ринсвинд, останавливая какого-то человека, толкающего битком набитую детьми ручную тачку.
Тот покачал головой.
– Звезда, приятель. Ты что, на небо не смотришь?
– Смотрю.
– Говорят, она врежется в нас в свячельник, и тогда моря закипят, страны Плоского мира распадутся, короли будут низвергнуты, и города станут как озера стекла, – объяснил человек. – Я ухожу в горы.
– А что, это поможет? – с сомнением спросил Ринсвинд.
– Нет, но вид оттуда лучше.
Ринсвинд вернулся к остальным.
– Все боятся звезды, – сообщил он. – По всей видимости, в городах почти никого не осталось. Жители напуганы ею.
– Я не хочу ничего сказать, – заметила Бетан, – но вам не показалось, что сейчас не по сезону жарко?
– Как раз то, о чем я говорил прошлой ночью, – откликнулся Двацветок. – Очень жарко, подумал я.
– Подожреваю, шкоро штанет еще жарче, – вмешался Коэн. – Пошли в город.
Они ехали по гулким улочкам и не видели вокруг практически ни одной живой души. Коэн, который не переставал вглядываться в вывески торговцев, наконец придержал лошадь и сказал:
– Как раж то, што я ишкал. Вы ежжайте в храм, а я ваш шкоро догоню.
– Ювелир? – спросил Ринсвинд.
– Это шюрприж.
– Мне не помешало бы новое платье, – заявила Бетан.
– Я украду его для тебя.
Этот город, решил Ринсвинд, производит какое-то гнетущее впечатление. И еще в нем было что-то странное.
Почти на каждой двери была нарисована большая красная звезда.
– У меня мурашки бегут по коже, – заметила Бетан. – Словно люди нарочно вызывают сюда звезду.
– Или отводят ее, – вставил Двацветок.
– Ничего не получится. Она слишком большая, – возразил Ринсвинд и увидел обращенные к нему лица. – Ну, это ведь логично, – неуклюже объяснил он.
– Нет, – отрезала Бетан.
– Звезды – это маленькие огоньки в небе, – объявил Двацветок. – Одна как-то упала неподалеку от того места, где я живу, – большая белая штуковина величиной с дом. Она светилась несколько недель, прежде чем погаснуть.
– Эта звезда не такая, – произнес чей-то голос. – Великий А’Туин выбрался на берег вселенной. Это великий океан пространства.
– Откуда ты знаешь? – спросил Двацветок.
– Знаю что? – не понял Ринсвинд.
– То, что ты сейчас сказал. Насчет берегов и океанов.
– Я ничего не говорил!
– Нет, говорил! – завопила Бетан. – Мы видели, как у тебя губы двигались!
Ринсвинд закрыл глаза. Он почувствовал, как Заклинание у него в мозгу торопливо прячется за совесть и при этом что-то бормочет про себя.
– Ладно, ладно, – буркнул он. – Не нужно кричать. Я… не знаю, откуда я знаю, я просто знаю…
– Ну, я был бы не против, если бы ты все объяснил нам.
Они завернули за угол.
Во всех городах, расположенных у берегов Круглого моря, есть специальная территория, отведенная для богов, которые присутствуют на Диске в элегантном изобилии. Обычно эти кварталы густо заселены и не очень привлекательны с архитектурной точки зрения. Для самых старших богов были построены огромные и великолепные храмы, но вся беда заключалась в том, что более поздние боги потребовали равноправия, и вскоре священные районы оказались заполнены расползающимися во все стороны пристройками, флигелями, мансардами, полуподвалами, однокомнатными квартирками и приспособленными для богослужения закутками. Теперь ни одному из богов и в голову не могло прийти поселиться за пределами священного квартала, который постепенно начинал превращаться в декаду. Обычно в нем курилось три сотни различных благовоний одновременно, а шум, как правило, достигал болевого порога – жрецы отчаянно перекрикивали друг друга, пытаясь привлечь к молитве свою долю верующих.
Но на этой улице царила мертвая тишина, та неприятная тишина, которая воцаряется, когда сотни напуганных и рассерженных людей замирают на месте.
Какой-то человек, стоящий с краю толпы, повернулся и хмуро взглянул на новоприбывших. На его лбу была нарисована багровая звезда.
– Что это… – начал было Ринсвинд, но тут же умолк, потому что его голос эхом заметался среди молчаливых стен. – Что это такое?
– Вы чужаки? – осведомился звездолобый.
– Вообще-то мы знаем друг друга довольно… – принялся объяснять Двацветок, но быстро замолчал.
Бетан указала ему на улицу. Каждый храм украшала нарисованная звезда. Одна особенно большая звезда была намалевана на каменном глазе перед храмом Слепого Ио, старшего над всеми богами.
– Аг-ха, – выразился Ринсвинд. – Когда Ио это увидит, он разъярится не на шутку. Думаю, друзья, нам не следует болтаться поблизости.
Толпа стояла, повернувшись к грубо сколоченному помосту, возведенному в центре широкой улицы. Спереди он был задрапирован большим флагом.
– Мне всегда внушали, что Слепой Ио видит все, что происходит вокруг, – негромко заметила Бетан. – Почему он не…
– Тихо! – шикнул человек, стоящий рядом. – Дагони говорит!
На помост шагнула фигура – высокий тощий человек, чья голова весьма походила на шарик одуванчика. Из толпы не раздалось ни одного приветственного выкрика, только коллективный вздох пронесся над улицей. Человек начал говорить.
Ринсвинд слушал его с нарастающим ужасом. «Куда подевались боги? – спрашивал Дагони. – Они исчезли. Возможно, их никогда и не было. Кто-нибудь вообще их видел? А теперь нам послана звезда…»
Он говорил и говорил спокойным, звучным голосом, который произносил такие слова, как «очистить», «избавиться», «изгнать», и впивался в мозг словно раскаленная игла. Куда делись волшебники? Куда подевалась магия? Она вообще действовала или все это было сном?
Ринсвинд начал всерьез опасаться, что боги прослышат об этих речах и так разозлятся, что выместят свой гнев на первом подвернувшемся под руку.
Но лично он почему-то предпочел бы гнев богов звуку этого голоса. Звезда приближается, вещал оратор, и ее ужасный огонь можно отвратить только… только… Ринсвинд не понял, чем именно, но перед его мысленным взором пронеслись мечи, знамена и воины с пустыми глазами. Голос не верил в богов, что, по Ринсвиндовым понятиям, было вполне нормально, но он не верил также и в людей.
Какой-то высокий, закутанный в плащ с капюшоном человек, стоящий слева от Ринсвинда, нечаянно толкнул его. Ринсвинд обернулся – и обнаружил, что из-под черного капюшона на него смотрит ухмыляющийся череп.
