Когда призраки внезапно умолкли, я обрадовался, как школьник, дописавший диктант. Неважно, сколько там ошибок и какую отметку поставят, главное, что тяжкий труд уже позади. Что касается результата, ради которого все затевалось, о нем я и не думал. И так ясно, что ни черта не получилось — я же, небось, сто раз сбился, повторяя эту неразборчивую галиматью. Так что придется передохнуть, покурить и повторить все сначала, на этот раз по-человечески, то есть, с конспектом в руках.
Лениво размышляя об этом, я полез за сигаретами.
— А почему вы не заходите? — удивился Гюлли Ультеой. — Курить и там можно. Книгам Незримого собрания ни огонь, ни дым не вредят.
— Куда не захожу? — рассеянно переспросил я.
И только после этого заметил дверь.
Деревянная, небрежно выкрашенная белой краской и уже облупившаяся, она возникла между стеллажами и выглядела так, словно находилась тут всегда. Хотя я был готов поклясться, что стеллажи в моем подвале стояли вдоль стен вплотную. До сих пор дверь тут была всего одна, металлическая, с обеих сторон снабженная прочными щеколдами. Она вела в коридор. А эту белую я бы, конечно, сразу заметил… Или нет?
— Ее раньше не было? — неуверенно спросил я.
— Конечно была, — улыбнулся библиотекарь. — Просто вы ее не видели. И не могли увидеть, пока не прочитали заклинание. Дверь, ведущая в Незримую Библиотеку, и сама вполне незрима. Это логично.
— Я, честно говоря, был уверен, что наделал в этом вашем ритуале кучу ошибок, — признался я. — Не все слова разобрал, кое-что просто не сумел как следует выговорить. Думал, сейчас покурю, соберусь и начну все сначала.
— Ну что вы. В таком деле непросто ошибиться, — сказал Гюлли Ультеой. — В устах могущественного человека всякое стоящее заклинание произносит себя само, важно только не сбиться в самом начале, на первом же слове, а дальше все пойдет как по маслу.
— Заклинание произносит себя само? — удивился я.
А я-то, дурак, до сих пор думал, это у меня такая память замечательная — всякую колдовскую галиматью чуть ли не с первого раза запоминаю, есть чем гордиться.
— Если оно стоящее, — повторил призрак. — А заклинание Куэйи Ахола сработано на совесть, можете мне поверить. Заходите же. Добро пожаловать.
Я осторожно прикоснулся к дверной ручке. Она была теплая и шершавая на ощупь. Это меня успокоило. Я толкнул дверь и вошел. Орава мертвых библиотекарей, возбужденно галдя, ринулась следом.
За дверью мне открылось зрелище столь пленительное, что я на какое-то время потерял дар речи. Стоял столбом, забыв о дымящейся в руке сигарете, глядел на стройные ряды стеллажей, занимающие пространство достаточно обширное, чтобы любитель преувеличений, вроде меня, назвал его бесконечным. Но это, конечно, было бы безответственное вранье. До дальней стены Незримой Библиотеки я, пожалуй, дошел бы минут за десять, неспешным шагом. И даже потолок над головой имелся — так высоко, что у меня начала кружиться голова.
— До сих пор я думал, что у меня слишком большой дом, — наконец, сказал я. — Однако, оказывается, по сравнению с подвалом — просто крошечная холостяцкая квартирка. А, кстати, как это помещение выглядит для человека, не прошедшего через ритуал? Его вообще нет? Потому что не может же быть…
— Если человек, не прошедший через ритуал Куэйи Ахола, даст себе труд пробить стену в соответствующем месте, он обнаружит здесь маленький чулан, где когда-то хранились чистые самопишущие таблички, нитки, клей и прочие хозяйственные мелочи. Вход замуровали после того, как помещение было должным образом заколдовано.
Я изумленно покачал головой. Наконец вспомнил о сигарете, которая успела погаснуть. Раскурил ее, радуясь отсрочке, возможности еще немного просто постоять на пороге, глазея на стеллажи. Они были расположены не параллельно друг другу, как это обычно бывает в библиотеках, а разбегались в разные стороны звонкими узкими лучами. Это зрелище меня завораживало и умиротворяло — настолько, что, будь моя воля, стоял бы тут и смотрел на них до самого утра, забыв обо всем.
— Мой лучший друг отдал бы все, что имеет, за то, чтобы здесь оказаться, — зачем-то сказал я. И, подумав, добавил: — И даже не представляю, что он отдал бы за возможность прочитать все эти книги. Возможно, весь Мир. И новые коньки впридачу.
— Что-что он отдал бы? — переспросил Гюлли Ультеой. — Какие коньки?
— Это просто цитата, — вздохнул я. — Из… Впрочем, неважно. Я хотел сказать, что за такую возможность мой друг, пожалуй, отдал бы и то, чего у него пока нет.
Призраки, похоже, по достоинству оценили информацию. Заволновались, затрепетали, принялись переговариваться. Наконец, Гюлли Ультеой сказал:
— Если для вашего друга это так важно, мы могли бы пригласить его в Незримую Библиотеку. Не требуя взамен ни целого Мира, ни даже новых коньков. Хотя нам, конечно, хотелось бы поглядеть, что это такое.
Их любопытство было вполне объяснимо: я несколько лет прожил в Ехо, и на моей памяти здесь выдался всего один день, который можно было считать условно морозным. Горожане так обиделись на жестокость природы, что наотрез отказались выходить на улицы, пока не потеплеет, и ледяной зимний ветер был вынужден гулять по опустевшим столичным улицам в полном одиночестве. Лужи, впрочем, даже тогда так толком и не замерзли, только загустели, как каша, так что откуда бы тут взяться конькам.
— Вы очень великодушны, — сказал я. — Но приглашение может обернуться для вас большими неприятностями. Это тот самый человек, который всегда соблюдает правила. Помните, я вам говорил?
— Я так и подумал, — невозмутимо кивнул призрак. — Страстного читателя сразу видно, а я долго за ним наблюдал. Однако вы сказали, что за возможность оказаться в Незримой Библиотеке ваш друг отдал бы все, что у него есть. И даже то, чего нет. Принципы — это тоже своего рода имущество. Попробуйте с ним поторговаться.
— То есть, вы готовы подвергнуть себя риску? Просто так, ради удовольствия совершенно постороннего человека? — изумился я. — И ваши коллеги тоже?
— Понимаете, мы все-таки профессиональные библиотекари, — сказал один из призраков, не то Чшелахли Наумбадах, не то Чента Наданмахух, кто их разберет. — Мы любили свою работу при жизни, а после смерти полюбили ее еще больше. С самого начала Эпохи Орденов мы тоскуем без читателей и безмерно рады возможности заполучить хотя бы одного. А уж двоих — о таком мы и мечтать не смели. В этом все дело.
— И кстати, — встрепенулся Гюлли Ультеой. — Возможно, теперь вы хотите почитать какую-нибудь книгу?
— Хочу, — кивнул я. — Причем все книги сразу. Совершенно невозможно выбрать что-то одно… Впрочем, давайте вашу любимую. В смысле, мемуары Магистра Чьйольве Майтохчи. Надо же с чего-то начинать.
За книгой призраки отправились вместе. И принесли ее всем коллективом, еще из рук в руки по дороге передавали. Гюлли Ультеой возглавлял шествие и вид имел настолько торжественный, что я не знал, смеяться мне, или плакать от жалости к тоскующим без работы библиотекарям.
Потом я читал. Так интересно мне давно не было, однако назвать это занятие развлечением язык не поворачивается. Тяжкий, изматывающий труд. Мемуары Чьйольве Майтохчи были написаны так давно, что их архаичный язык давался мне с трудом. То и дело приходилось приставать с вопросами к библиотекарям; впрочем, они приходили на помощь с таким нескрываемым удовольствием, что я чувствовал себя не докучливым невеждой, а благодетелем.
Однако, продравшись всего через несколько глав — счастливое детство, проведенное в стенах Королевского Университета, который в ту пору возглавляла его бабка, книги вместо игрушек, лекции вместо сказок, бородатые профессора в качестве товарищей по играм, первый случайный, вернее, нечаянный визит на Темную Сторону, затянувшийся, как потом оказалось, на несколько лет, потому что там нашелся целый склад причудливо искаженных двойников давно знакомых книг, и оторваться от них было решительно невозможно, — я вдруг обнаружил, что буквы прыгают и расплываются, как будто у меня резко ухудшилось зрение. Это было чертовски обидно, потому что я еще не добрался даже до первых путешествий Лихого Ветра между Мирами, а уж до вожделенных Миров Мертвого Морока — и подавно.
Оторвавшись от книги и оглядевшись по сторонам, я увидел, что окружающий мир стал зыбким и туманным, стройные ряды стеллажей казались мне сейчас мутными пестрыми потоками, а пол под ногами дрожал и дергался, как лужа на ветру.
— Просто заканчивается действие заклинания, — объяснил Гюлли Ультеой. — Обычно его хватает часов на десять — двенадцать, а вы и четырех не просидели. Очень вам сочувствую! Видимо, это потому, что вы тут в первый раз. Просто с непривычки.
— Или я все-таки еще не форме, — мечтательно сказал я. — Тогда мой отпуск, возможно, продолжается, нет худа без добра. Ну, поглядим… А как отсюда выбраться?
