Мейсон, который изучал вещественные доказательства, повернулся к Бюргеру:
— Одну минуту. Вы хотите представить это признание обвиняемой на основании предположения, что среди прочего оно подтверждается обнаружением этих патронов от дробовика в том самом месте, где, по ее словам, она оставила их, и что эти патроны от дробовика составляют достаточное подтверждение для того, чтобы они могли выступать здесь как улика, так?
— Именно так, — сказал Гамильтон Бюргер.
— Очень хорошо, — улыбнулся Мейсон, — я поддержу вас в этом юридическом соревновании. Если для вас это предмет спора, то я снимаю все возражения против записанного на магнитофон признания.
— Постойте, постойте, подождите минуту, — сказал судья Эшхерст, — вы не можете сделать этого, мистер Мейсон. Вы должны защищать права обвиняемой. Здесь поднят серьезный вопрос, можно ли использовать признание, сделанное под воздействием наркотиков, составляет ли это конфиденциальную информацию. Высокий суд пока еще не готов объявить свое постановление по этим возражениям, но они являются существенными возражениями, затрагивающими реальные права обвиняемой, и…
— Я снимаю это возражение, — сказал Мейсон, — при условии, что окружной прокурор будет идти дальше, как он и обозначил. Я принимаю его вызов и вступлю в поединок на этой почве.
— Я пытаюсь указать, что вы не можете сделать этого, — сказал судья Эшхерст. — Вы не можете отказаться от защиты прав обвиняемой. У вас может быть на этот счет какая-то теория, но высокий суд должен признать, что он не понимает, что это за теория. Тем не менее высокий суд вполне понимает, что у вас есть весьма убедительное формальное возражение, которое может привести к прекращению всего дела, если высокий суд вынесет постановление в вашу пользу.
— И что навсегда оставит обвиняемую заклейменной позорным клеймом женщины-убийцы, которая спаслась с помощью технических формальностей, — сказал Мейсон. — Нет, ваша честь, я представляю обвиняемую, которая находится в моих руках. Я снимаю возражение. Продолжайте. Вызывайте присяжных обратно в суд. Пускай прокурор использует свои подтверждения, а потом проиграет эту магнитофонную запись присяжным.
— Это меня устраивает, — торжествующе сказал Гамильтон Бюргер.
— Я не думаю, что вы имеете право делать это, — сказал судья Эшхерст.
— Как адвокат, представляющий интересы обвиняемой, я имею право вести дело так, как мне представляется подходящим, — ответил ему Мейсон.
— Но вы сами имеете прямую заинтересованность в этом деле, мистер Мейсон. Я сожалею, что приходится подчеркивать это вам, но вы сами замешаны в этом деле. И здесь, конечно, есть естественный соблазн, чтобы… чтобы… Высокий суд едва не сказал «спасти вашу собственную шкуру», но это слишком уж сильное выражение.
— Да пускай это так и будет. Давайте предположим, что я пытаюсь спасти свою собственную шкуру. Тем не менее я намерен разобраться в этой проблеме во всеоружии, прямо здесь и сейчас. Обвиняемая не хочет жить всю жизнь, опозоренная тем, что убила своего благодетеля и воспользовалась технической формальностью, чтобы избежать правосудия. Давайте разберемся в этом.
— Обвинение принимает эту ситуацию, — с энтузиазмом сказал Гамильтон Бюргер. — Ваша честь, возражение снято, и я чувствую, что высокому суду нечего постановить.
— Это возражение снимается только в той степени, — сказал Мейсон, — в которой вы собираетесь представить эти патроны от дробовика и бутылочку, содержащую яд.
Это верно, — торжествующе сказал Гамильтон Бюргер.
Мейсон повернулся и пошел к адвокатскому столу, этим завершая дискуссию. Судья Эшхерст в задумчивости пощипал свой подбородок, внимательно поглядывая на Мейсона.
— Возражение снято, высокому суду ничто не препятствует, — настоятельно сказал Гамильтон Бюргер.
— Очень хорошо, — с неохотой заметил судья Эшхерст. — Пускай эта запись в точности покажет нам, что же произошло. Итак, высокий суд просит обвиняемую встать. Мисс Фарр, не будете ли вы любезны встать? — Надин Фарр встала. — Вы слышали, что сказал ваш адвокат?
— Да, ваша честь.
— Не желаете ли вы, чтобы высокий суд назначил другого адвоката для вашей защиты?
— Нет, ваша честь.
— Вы удовлетворены позицией, занятой вашим адвокатом?
— Что бы ни сказал мистер Мейсон, для меня это нормально, — сказала она.
Судья Эшхерст сомнительно покачал головой.
— У высокого суда все еще нет уверенности в этом вопросе. И он намерен сделать перерыв и повнимательнее рассмотреть этот вопрос. Высокий суд откровенно заявляет, что технические возражения в отношении состава преступления представляются имеющими существенные фактические основания. Тот факт, что это так называемое признание было сделано под воздействием наркотиков, а также что это был доверительный разговор с врачом в четырех стенах клиники с целью лечения, — все это создает очень серьезную техническую ситуацию.
— С позволения высокого суда, — сказал Гамильтон Бюргер, — у меня есть другие основания. Когда пациент признается в каком-либо преступлении врачу, то тот не может считать это доверительной информацией.
— Но этот врач — психиатр, — заметил судья Эшхерст. — Я знаком с рядом решений, указывающих, что признание в преступлении не обязательно дает возможность врачу установить диагноз, и это не доверительная информация. Но здесь мы имеем дело с психиатром, который, согласно вашим собственным словам, пытался исследовать скрытые причины виновности пациента.
— Я мог бы сократить все это, если вам будет угодно, — сказал Мейсон. — Я могу доказать прямо здесь и сейчас, что обвиняемая никогда не бросала эту бутылочку с ядом в озеро Туомби.
— И как же вы собираетесь доказать это? — агрессивно и требовательно спросил Гамильтон Бюргер. — Это еще одна рассчитанная на показной эффект игра, еще одна попытка повлиять на прессу. Вы…
Судья Эшхерст стукнул своим молотком.
— Достаточно, мистер прокурор. Мистер Мейсон, вы хотели что-то показать высокому суду?
— Да вот только это, — сказал Мейсон. — Взгляните на набивку патронов 16-го калибра, которые наполнены формованной дробью номер 5. Взгляните на бутылочку, помеченную как вещественное доказательство «А» и содержащую яд. Посмотрите на дробинки. Это дробь номер 7, а половина из нее — птичья дробь номер 8. Это совершенно точно не дробь номер 5. И вы еще видите несколько дробинок номер 5, которые остались вот в этом патроне, только наполовину опустошенном. Иными словами, ваша честь, бутылочка, содержащая безвредный сахарный заменитель, вещественное доказательство «Б», — в ней содержится формованная дробь номер 5, взятая из патронов от дробовика. А бутылочка, вещественное доказательство «А», содержащая цианистый калий, содержит также дробь номер 8 или 9. Эта нагрузка — значительно более мелкая птичья дробь, предназначенная для охоты из засады или с возвышенных мест. А заряд в патронах, которые были обнаружены в месте, указанном в магнитофонном признании, содержит дробь, используемую для утиной охоты.
Итак, я прошу, чтобы мы взяли весы и сейчас, прежде чем возникнет какая-либо возможность исказить эту улику, взвесили бы дробь, обнаруженную в обеих бутылочках. Думаю, вы увидите, что дробь в бутылочке, содержащей безвредный сахарный заменитель, соответствует точному весу дроби, взятой из двух патронов, найденных в комнате для оружия, а дробь в бутылочке, содержащей цианистый калий, определенно происходила из другого источника.
Судья Эшхерст взял обе бутылочки и быстро взглянул на Гамильтона Бюргера.
— Ваша честь, — сказал Гамильтон Бюргер, — это еще один рассчитанный на эффект спектакль. Это же… Откуда мне знать, что произошло? У адвоката защиты была возможность подменить эти бутылочки. Я определенно обвиняю его в том, что он зашвырнул одну из этих бутылочек…
— Какую? — спросил Мейсон.
— Вещественное доказательство «Б», — огрызнулся Гамильтон Бюргер.
— Хорошо, — сказал Мейсон, — значит, вы утверждаете, что обвиняемая бросила вот эту бутылочку, вещественное доказательство «А»?
— Это верно.
— Тогда ее признание не может быть в достаточной мере подкреплено, поскольку дробь в вещественном доказательстве «А» взята не из двух патронов от дробовика. Вы заявили, что намерены построить все ваше дело на теории, что это признание может быть представлено, если оно будет подкреплено самостоятельной материальной уликой.
Гамильтон Бюргер посмотрел на обе бутылочки и сказал:
— Я не знаю определенно… Конечно, всегда есть вероятность, что эти наклейки были подменены.
— В таком случае, — сказал Мейсон, — бутылочка, по поводу которой вы обвиняете меня, будто бы я бросил ее в озеро, должна содержать цианистый калий, а бутылочка, которую бросила в озеро обвиняемая, содержит этот сахарный заменитель.
