– Это твой хазар, ган, убил кудесника Людогнева? – задал наконец Аскольд вопрос, давно ожидаемый Кончаком.
– Все может быть, князь, но им управляла рука Перуна.
Хазары Кончака и покойного Богумила почти все были язычниками. Должно быть, веская причина заставила одного из них поднять руку на священную особу кудесника. Скорее всего, этот лучник был из кубанских славян, ибо именно они видели в беке Богумиле своего вождя. Теперь, со смертью могущественного бека, многие в Итиле вздохнут с облегчением.
– Князь Матархи Биллуг принял христианство, – скосил глаза на Аскольда Кончак. – Его примеру последовали не только бояре, но и купцы, и многие простые горожане.
– А как отнеслись к этому в Итиле? – насторожился киевский князь.
– Спокойно. Уважаемые рабби находятся в большой дружбе с патриархом Фотием. В Итиле недавно открылся христианский храм.
Такая терпимость рахдонитов к чужой вере Аскольда не удивила. Беки, принявшие иудаизм, не стремились приобщить к своей вере простых хазар, ибо славяне, тюрки и скифы крайне неохотно отрекались от своих богов, а принуждение было чревато для Хазарии большими неприятностями. Активность Византии в вопросе веры играла на руку бекам, ибо вносила раскол в ряды язычников.
– Я слышал, что и в Киеве строят христианский храм. Это правда?
– Мы разрешили хазарским купцам открыть у нас в городе синагогу, так почему должны отказывать купцам византийским? – пожал плечами Аскольд. – Каждый волен кланяться своему богу.
Кончак промолчал, то ли согласился с киевским князем, то ли ему было все равно, каким богам ныне кланяются на землях полян.
Киев встретил Аскольда горестной вестью. Свет померк в очах князя, когда он услышал ее, и если бы не боярин Гвидон, то он рухнул бы на крашеные половицы Дирова терема. Князь Дир плакал, он любил княжича Герлава не меньше родного отца и тяжело переживал его смерть. Великий князь потерял не просто племянника, он потерял наследника, со смертью которого пресекался древний род.
– Печенеги подступили к Треполю, – пояснил Гвидону бледный как смерть боярин Казимир. – Пришли вроде малой ватажкой. Княжич Герлав сам вызвался их проучить и проучил. Но стрела оказалась проворнее.
Это был знак свыше. Аскольду не потребовалось много времени, чтобы понять столь ясно выраженную волю истинного бога. Пока киевский князь лицемерил, принося кровавые жертвы идолам, Всевышний молчал, но чаша его терпения переполнилась, когда Аскольд, движимый честолюбием и ненавистью, принес в жертву человека, ибо смерть Богумила была целиком на совести Аскольда. Кудесниками, пребывающими во тьме невежества, двигало заблуждение, а киевским князем – трезвый расчет. Он знал точно, что варяг Рерик – просто человек, что нет за его спиной богов, ни Световида, ни Велеса, что нет в этом мире иной божественной силы, чем сила Всевышнего. Знал и молчал.
Бог не простил ему этого подлого молчания и поступил по справедливости. Око за око. Сына за сына. Юный Герлав стал последней жертвой своего отца, погрязшего в язычестве. И теперь Аскольду-христианину предстояло хоронить сына-язычника, которого он своею волей лишил истинного света, позволив ему погрязнуть во тьме. Еще один грех на совести Аскольда и, быть может, самый тяжкий.
– У Герлава осталась дочь, князь, – негромко сказал Гвидон.
– Ты это о чем, боярин? – с трудом оторвал Аскольд чугунную голову от стола, залитого брагой.
– Надо жить, князь. Никто с тебя ответа за эту землю не снимал.
– Да, – глухо сказал Аскольд. – Надо жить.
Кудесник Коловрат умер через седмицу после возвращения из похода. Многих киевлян опечалила эта смерть, но для Аскольда она явилась последней каплей. Через три дня киевский князь с непокрытой головой вошел в христианский храм, только что отстроенный ромеями, и получил отпущение грехов от его настоятеля отца Виссариона.
Киевляне подивились такому поведению Аскольда, но возмущение оно вызвало только у волхвов. В белых незапятнанных одеждах явились они пред светлые очи великого князя Дира и потребовали закрыть ромейский храм.
Князь Дир, слегка смущенный поведением своего соправителя, выслушал волхвов сочувственно, но в просьбе отказал, сославшись на то, что храм свой ромеи построили по договору, заключенному в Царьграде, и винить их в самоуправстве нельзя. Нет большой беды и в том, что Аскольд поклонился чужому богу. От поклона спина не переломится.
Волхвы постояли, потоптались босыми ногами по крашеным половицам, глядя на великого князя недобрыми глазами, и ушли ни с чем, а князь Аскольд, вместо того чтобы взяться за ум, совсем закусил удила и сумел склонить к чужой вере почти два десятка бояр и более тысячи своих дружинников. Отец Виссарион, крестивший их, подрагивал от испуга, ромеи, жившие в Киеве, замерли в предчувствии беды, но ничего существенного не случилось. Горожане отнеслись к причуде князя Аскольда и его ближников равнодушно, волхвы проглотили обиду, и только великий князь Дир укоризненно качал головой.
– Не пойму, зачем ему это понадобилось.
– Так ведь союзников ныне у Киева раз-два и обчелся, – со вздохом отозвался боярин Казимир. – Так почему бы не сделать приятное Византии.
У боярина Казимира рыльце тоже было в пушку, его сын Вратислав тоже крестился. Казимир знал об этом, но сыну не воспрепятствовал, почел неудобным идти против князя Аскольда. Да и вреда в том христианском обряде никакого, а что касаемо пользы – время все расставит по своим местам.
– Как бы волхвы, обидевшись на Аскольда, к Рерику не переметнулись, – покачал головой Дир.
– Так ведь ты, великий князь, вере отцов не изменил, – возразил боярин Казимир. – А о том, что Аскольд к христианам клонится, волхвы давно знали. Какой спрос с варяга?
– Смуты боюсь, – признался Дир ближнику. – Нет у меня теперь наследника, а это повод для возмущения нетрезвых умов.
– Что да, то да, – согласился Казимир. – Княжича Герлава жаль до слез. Да будет прямой его дорога в страну света. А живым надо думать о живых. Я это к тому, что и ты, князь Дир, еще не стар, и князь Аскольд в силе.
– Это ты к чему клонишь?
– К тому, что у дочери княжича Герлава, которой сейчас два годика, будет время доспеть до свадьбы.
– Какой еще свадьбы? – криво усмехнулся Дир. – С кем?
– А это уже твой выбор, великий князь, – отозвался Казимир. – Женихов сколько хочешь. Взять хотя бы малолетнего радимицкого князя Богдана, сына Милицы. Его бабка – дочь великого князя Яромира.
– Так ведь она же внебрачная дочь, – нахмурился Дир.
– Никто о том думать не будет, – возразил Казимир. – А радимичам лестно. Ведь под дланью сына Милицы могут оказаться и Полянские, и радимицкие земли. Есть еще внуки князя Искара Урса. В них кровь не только Яромира, но и Гостомысла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
