‑ Лютеция, девочка моя, разве мы такие уж и разные с тобой? Взгляни на меня, дорогая, у меня такая же грудь, как и у тебя, и лоно мое, ничем не отличается от твоего. Ну, и что с того, что у нас растут волосы, а у вас на голове эти мягкие, замшевые ленточки? Милая, посмотри на Ольгерда, на чьих руках ты дрожишь, словно осиновый листок на ветру, на его друзей‑ангелов и на своих друзей‑друинов, ведь все они мужчины, прежде всего. Так чего же нам еще требовать от них, дорогая моя, кроме любви?
Лютеция, чуть помедлив, ответила ей, испуганным, почти плачущим голосом:
‑ Но повелительница, ведь мы же совсем другие. Мы не такие, как ангелы и люди, и нам запрещено, даже думать об этом, а не то чтобы прикасаться к вашим нежным телам.
Моя божественная царица громко рассмеялась и сказала:
‑ Вот, даже как! Ах, ты моя маленькая плутовка, так ты все‑таки мечтала когда‑нибудь прильнуть к волосатой груди моего повелителя Ольгерда или гладкой груди его друга Уриэля или какого‑нибудь другого ангела? Ну, что же моя девочка, признаюсь тебе, что и я, как только увидела друинов впервые, не раз мечтала оказаться в объятьях такого очаровательного парня, как Антоний и даже сейчас, когда этот обалдуй держит меня в своих сильных руках, словно этот свой противный барабан, я чувствую в своем теле, какое‑то совершенно невероятное томление и все жду того момента, когда же его руки станут смелыми и решительными и примутся ласкать мое тело, а его губы, начнут целовать мои и когда Антоний, наконец, вспомнит, что он все‑таки мужчина, а не бревно с глазами.
Эти слова, возымели свое действие и Антоний, действительно склонился к Неффи и робко поцеловал её прекрасную, полную грудь. Лютеция смотрела на него зачарованным взглядом, из которого ясно следовало только одно, ‑ моя божественная Неффи проникла в самые тайные её мечтания. Осторожно, чтобы не испугать девушку резким движением, я расстегнул костяные пуговицы расшитого бисером, алого, атласного лифа Лютеции. Девичья грудь, до этого туго стянутая плотной тканью, выплеснулась навстречу моим губам, двумя нежными, очаровательными, абрикосово‑желтыми полушариями, увенчанными сиреневыми конусам сосков. Замирая от восторга, я, трепетно прикоснулся к ним губами.
Кожа молодой друинны, не смотря на то, что блестела полированным металлом, была очень нежной и чувствительной, особенно в тех местах, где сходились, даже не чешуйки, а скорее мягкие, эластичные и упругие щитки, которые делали тело Лютеции, необычайно привлекательным и очень сексапильным. Кожа Лютеции, приятно пахла лавандой и немного мускусом, и имела чуть сладковатый вкус. Это же качество заметила и тут же подчеркнула Нефертити, которая восторженно воскликнула:
‑ Боже моя, Лаура, да это же просто, какой‑то леденец, а не парень! Антоний, сладкий ты мой...
Пылкое замечание Неффи вызвало взрыв смеха, причем наши новые друзья‑друины, смеялись очень громко, искренне и радостно. Этот веселый смех растопил последний ледок, сковывающий их чувства и они стали постепенно раскрепощаться. Вскоре, Лютеция, млея от моих поцелуев, сама развязала шнуры своих кожаных, коротких шортиков темно‑синего цвета, плотно обтягивающих её круглые ягодицы.
Ни я сам, ни мои друзья Ури и Мишель, не торопили дальнейших событий, хотя Лаура и Неффи уже желали гораздо большего, чем просто объятья и поцелуи. Видя то, что мои дисциплинированные, но такие нетерпеливые подруги начинают гневно метать в меня молнии из своих прекрасных глаз, я решил, что настало то самое время, когда я должен был резко, в десятки раз, возвысить накал наших любовных игр. До максимально высокого, астрального уровня. Взяв в руки заранее подготовленные к этой ночи и спрятанные за подушкой дивана, подарки, я нежно ссадил Лютецию со своих коленей, встал и сказал своим друзьям:
‑ Девочки и мальчики, прошу минуту внимания. Для того, чтобы эта чудесная ночь стала для всех нас, совершенно незабываемой, я прошу вас принять от меня эти Кольца Творения и кое какие магические уроки, как ими нужно пользоваться без малейшего риска для своего здоровья. ‑ Тут я сделал небольшую паузу и, видя, как загорелись глаза моих подруг, громко подытожил ‑ Разумеется, в постели!
Ури, Лауре, Неффи и нашим новым любовницам и любовникам, достались кольца с большими, овальными синими камнями. После этого, я быстро провел небольшой сеанс магической педагогии и пока мои друзья соображали, что означают сии магические формулы, подхватив Лютецию на руки, резво помчался к огромному, розовому сердечку нашей кровати, которая редко пустовала все эти дни. Поскольку ноги у моего крылатого друга, ангела Михаила‑младшего, были намного длиннее, да, и бегал он гораздо быстрее, чем я, то он, прижимая к себе смеющуюся от радости Цицилию, с хохотом обогнал меня и с разбегу запрыгнул чуть ли не на самую середину розового сердечка. Ничего страшного я в этом не видел, так как на этой кровати могло поместиться и втрое больше народу.
Магия десяти больших Колец Творения, соединенных одной идеей и помноженная на наше страстное желание, дала просто великолепный результат. Все мы, словно бы слились в два единых организма, мужской и женский, которые стремились извлечь из нашей бурной, страстной и невероятно напряженной борьбы, максимальное наслаждение. Внезапно я почувствовал, что Кольца Творения перестали быть просто инструментами, послушными воле мага и теперь уже они, внезапно обретя индивидуальность, властно бросали нас друг другу в объятья, заставляли стонать, вскрикивать от страсти и неистово безумствовать.
Повинуясь воле Колец Творения, мы не только доводили своих любовниц до полного исступления своими ласками, но и передавали их друг другу, словно по эстафете и никто не мог противиться этому, невысказанному вслух, но обязательному для исполнения, приказу. Как это получалось, я не мог понять, но всепоглощающая страсть отпустила меня и сменилась благостной истомой только тогда, когда я вновь обнял Лютецию, которая снова вернулась ко мне, замкнув это магическое кольцо любви. Вместе с этой истомой я вдруг почувствовал еще и нечто такое, что меня хотя и не испугало до смерти, но заставило всерьез задуматься.
После этого уже ни у кого из нас не появилось желания, немедленно начать все заново, слишком высоко было это наслаждение, чтобы искать его в близости вновь, не сделав хотя бы короткой передышки. Баюкая на руках Лютецию и стараясь не рассуждать о том, что произошло в моем сознании, я быстро погрузился в сон, успев подумать лишь о том, выполнит ли Хирон мою просьбу в точности, как я его просил.
Сон мой был не долог и спустя несколько часов, вместе с рассветом двух солнц меня разбудил дробный цокот копыт по паркетным полам коридора. Хирон со товарищи был точен, как швейцарский хронометр. Двери нашей огромной спальни с грохотом распахнулись настежь и этот маленький, кавалерийский отряд влетел внутрь, где их копытная дробь увязла в коврах с их длинным, мягким и шелковистым ворсом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
