револьвер я узнал сразу, потому что за несколько дней до того посмотрел подряд несколько серий «Грязного Гарри». Точно такой был у персонажа Клинта Иствуда.
Говоря его словами, «„магнум“ сорок четвертого калибра, самый убойный револьвер на свете, и он может подчистую снести башку, особенно если ты — невезучий подонок»…
Я не был невезучим подонком. Я считал себя умным подонком. Откинул барабан и высыпал патроны в ладонь, закрыл барабан и положил «магнум» на место, точно туда, где я его нашел.
Когда Неизвестный решит достать свою пушку (а я был почти уверен, что это произойдет в ближайшем будущем), я порадуюсь тому, что его оружие окажется примерно таким же эффективным, как водяной пистолет. Будь у меня мои инструменты, я бы извлек боек взрывателя, а патроны оставил — так, конечно, надежнее, но для этого пришлось бы сбегать домой и вернуться, пробежать не только по лужайке Картеров, но и по нашей лужайке. Так рисковать я не мог. Решил, что еще успею, если случай подвернется.
Благополучно разрядив револьвер и сунув его на место, я закрыл бардачок и порылся под сиденьем. Если не считать старой обертки от сэндвича, от которой до сих пор воняло горчицей, я ничего не нашел. Под задним сиденьем тоже было пусто.
Человек, который мог оказаться полицейским, но, скорее всего, им не был (независимо от выбранного им оружия), по-прежнему оставался для меня загадкой, которую я во что бы то ни стало решил разгадать.
Я хотел обыскать багажник, но разум и чувства подсказали, что я испытываю удачу, поэтому выбрался из машины и тихо закрыл пассажирскую дверцу, а затем, пригнувшись, убежал в укрытие, под деревья.
Стараясь прятаться за самыми большими дубами, я приблизился к дому Картеров. Поравнявшись с парадным крыльцом, быстро пробежал мимо, упал на колени в траву под окном гостиной.
Я закрыл глаза и прислушался.
Когда-то отец рассказывал, что в обычных условиях наши органы чувств действуют в унисон. Но, если заблокировать один или несколько органов чувств и положиться на оставшиеся, они здорово обостряются. С тех пор я много раз убеждался в его правоте. Так, закрыв глаза, я словно многократно усиливал слух, будто включался до тех пор не работавший слуховой аппарат.
Я прислушивался.
Внутри кто-то шаркал — скорее всего, Неизвестный. Я был почти уверен, что он находится в гостиной, прямо надо мной.
Я услышал громкий треск.
Он как будто доносился из гостиной, но я не помнил, что именно там способно было производить такой шум, а память у меня превосходная. Отец часто заставлял меня входить в незнакомую комнату и тут же закрывать глаза и говорить, что находится в комнате и где именно. Для практики мы посещали дома, выставленные на продажу, и переходили из комнаты в комнату. Осмотрев один дом, мы переходили в следующий, а если хватало времени, то успевали посетить и еще один. В какой-то день нам удалось осмотреть целых шесть домов. Моя способность запоминать содержимое комнат была почти фотографической, как с гордостью сказал мне отец. Однако у него такая способность была развита еще лучше — за ужином после марафона с шестью домами он попросил меня припомнить, что было в отдельных комнатах во втором доме. Я не был готов к такому дополнительному экзамену, и, хотя кое-что вспомнил, мне не удалось вспомнить все. Зато отец помнил; казалось, он помнит все. Казалось, он…
— Пришел полить цветочки?
Я вздрогнул, услышав голос, и чуть не выскочил из кожи, круто развернувшись лицом к его источнику. Неизвестный стоял прямо у меня за спиной, прищурившись и хмурясь; казалось, его морщины значительно углубились. В руках он держал молоток; он вертел его в своих коротких и толстых пальцах.
— Картеры в отпуске, а мне показалось, что я увидел какое-то движение в их доме, — быстро выпалил я, решив, что это вполне веская причина, чтобы находиться здесь. Иногда самые простые ответы — самые лучшие, потому что, если ты лжешь и продолжаешь разговор, ложь может застрять у тебя в глотке и задушить тебя.
— Там сейчас мой напарник, мистер Смит, — ответил Неизвестный. — Так же как я и мой работодатель, мистер Смит беспокоится, потому что твой сосед уже несколько дней не появлялся на работе. Кажется, я говорил, что мистер Картер не писал заявление на отпуск перед тем, как уехать? Его поведение кажется нам очень странным.
Я не мог вспомнить, говорил ли он об этом, когда мы с ним беседовали вчера, и все-таки кивнул. По большому счету, это не имело никакого значения.
— Вам не положено входить в их дом. Может, мне стоит вызвать полицию.
— По-моему, прекрасная мысль; пожалуй, мы так и поступим, — сказал Неизвестный. — Откуда хочешь позвонить — отсюда или из своего дома?
Крысы…
Неизвестный нагнулся и потянулся лапищей к моему плечу. Я пригнулся, развернулся и выпрямился у него за спиной.
Он хихикнул и побарабанил пальцами по стеклу, а потом поманил меня к себе:
— Успокойся, парень. Я всего лишь прошу мистера Смита выйти.
Со стороны моего дома послышался рев мотора, и я разглядел отцовский «порше», который поворачивал на нашу дорожку. Отец вылез из водительской дверцы, мама — с другой стороны. Они в упор смотрели на нас с Неизвестным и переговаривались, понизив голос, так что слов я не слышал. Потом они захлопнули дверцы машины и направились к нам. На губах у отца играла широкая улыбка, а мама держала его под руку. На ней было красивое зеленое платье в цветочек, которое при каждом шаге подчеркивало ее ноги. Прямо образцовая пара!
Отец крепко пожал незнакомцу руку.
— Добрый день, сэр. Вы — знакомый Картеров?
Неизвестный тоже улыбнулся в ответ:
— Мы с ним вместе работаем. Он не появляется на работе со вторника, и в курилке поползли неприятные слухи. Вот я и решил съездить сюда и посмотреть, что и как.
Хлопнула сетчатая дверь, и мы обернулись. С крыльца Картеров спускался тощий, жилистый тип с длинными светлыми волосами, в сильных очках. Однако к нам он не подошел, а, прислонившись к перилам, достал из кармана пачку «Мальборо». Чиркнул спичкой о ноготь большого пальца, закурил, затянулся — причем сигарета очутилась у него во рту непонятно как; я не заметил, чтобы он доставал ее из пачки.
— Мистер Смит — мой коллега.
«Мистер
