столь же убедительно. – Мне нужна лишь информация самого общего характера, так что с вас нисколько не убудет. А потом вы отвезете меня в Полог.
– Я вам не доверяю.
– Еще бы. На вашем месте я бы тоже не доверял. Но меня совершенно не интересуют ваши чувства. У меня в руке пистолет, и поэтому вы будете выполнять мои приказы. – Я облизнул губы, они совсем пересохли. – Другой вариант: украсить этот салон содержимым черепа. Надеюсь, это не самый трудный выбор на свете?
– Что вы хотите узнать?
– Расскажите об «Игре», Шантерель. Я впервые услышал о ней от Уэверли, и его слова походили на правду, но хотелось бы получить исчерпывающие сведения. Вы можете их предоставить?
Она могла. Похоже, пистолет у виска способен пробудить дар красноречия в ком угодно. Кроме того, ей явно нравилось слушать собственный голос. Честно говоря, я не мог упрекнуть ее за эту маленькую слабость. Голос у Шантерели действительно был очень приятным, особенно в сочетании со словами, которые она произносила.
Ее семья принадлежала к клану Саммартини, как я узнал позже, одному из самых могущественных кланов Бель-Эпок. Это означало, что родословная Шантерели уходит корнями к первопоселенцам-американо, то есть насчитывает не один век. Семьи, способные проследить свою генеалогию так далеко, пользовались королевским почетом, притом что особ королевской крови в безоблачные дни Прекрасной Эпохи просто не существовало.
Саммартини состояли в близком родстве с Силвестами – кланом, занимавшим первую строчку в табели о рангах. Я вспомнил рассказ Сибиллины о Кэлвине Силвесте. Этот человек воскресил забытые технологии нейросканирования, от которых в свое время отказались, – технологии, превращавшие живых людей в бессмертные компьютерные копии-симулякры, правда оригиналы при этом погибали.
Поначалу трансмигрантов этот факт не слишком беспокоил. Но когда копирование стало давать сбои, люди заволновались. Первыми трансмигрантами были семьдесят девять добровольцев – восемьдесят, если считать самого Кэлвина. Симулякры большинства из них утратили способность к воспроизводству задолго до того, как логические базы, на которых они создавались, поразила чума. В память о погибших посреди Города Бездны был возведен Монумент Восьмидесяти – огромный мрачный склеп, где оставшиеся во плоти родственники усопших могли ухаживать за их гробами. Когда разразилась эпидемия, Монумент решили пощадить.
В числе восьмидесяти было несколько членов семьи Саммартини.
– Нам повезло, – сообщила Шантерель. – Сканы Саммартини оказались среди пяти процентов уцелевших, а поскольку мои бабушка и дедушка уже имели детей, наша линия сохранилась.
Голова у меня пошла кругом. Значит, у Шантерели два типа родственников: одни воспроизводятся в виде бесконечных копий-симулякров, а другие… размножаются естественным способом. И то и другое Шантерель Саммартини воспринимала как само собой разумеющееся. Эти компьютерные копии действительно были для нее чем-то вроде родни, проживающей на удаленном анклаве в другой части системы.
– Поскольку все прошло нормально, – продолжала она, – наша семья финансировала дальнейшие исследования, которые прекратились после гибели Кэлвина. Как я уже говорила, мы всегда состояли в близких отношениях с кланом Силвест. У нас есть доступ к большей части информации, накопленной их лабораториями. Поэтому мы очень быстро добились успехов. Теперь нам известны способы сканирования без смертельного исхода… Но зачем вам это? – В ее голосе появилось раздражение. – Вы же не из Мульчи, а из Полога. Значит, я не сообщу ничего нового.
– Почему вы решили, что я не из Мульчи?
– Вы умны, – по крайней мере, вас не назовешь непроходимым идиотом. Между прочим, это не комплимент, а констатация факта.
Очевидно, ей даже в голову не пришло, что я могу быть родом из другой системы. Это полностью противоречило ее представлениям о мире.
– Отчего бы вам не развлечь меня? Вы подвергались сканированию, Шантерель?
Она посмотрела на меня как на сумасшедшего:
– Разумеется.
– Как у вас называются такие интерактивные сканы?
– Симулякрами альфа-уровня.
– Значит, сейчас где-то по Городу разгуливает ваша копия?
– Она на орбите, тупица. Технология сканирования никогда не пережила бы эпидемию, если бы не карантин.
– Ах, ну да. И правда, тупицей надо быть, чтобы не догадаться.
Она сделала вид, что не услышала.
– Шесть или семь раз в году я поднимаюсь в «Убежище» отдохнуть и развеяться. «Убежище» – это анклав над Ржавым Поясом. Туда никогда не попадали споры чумы. Там меня сканируют, и действующая копия вбирает в себя последние два-три месяца моей жизни. Я уже не думаю о ней как о моей копии, скорее как о старшей сестре, более умной и осведомленной обо всем, что со мной когда-либо случалось, – словно она всю жизнь была рядом.
– Представляю, насколько обнадеживает такая мысль: когда приходит срок, ты вовсе не умираешь, а просто расстаешься с одним из вариантов существования. Впрочем, как я понимаю, никто из вас еще не умирал физически?
– До эпидемии так и было. Но не сейчас.
Я вспомнил о том, что говорила мне Зебра.
– А вы, Шантерель? Вы явно не герметик. Может, бессмертная, из тех, кому достались гены долголетия?
– Мне достались не самые худшие гены, если вас это интересует.
– Но и не самые лучшие, – поправил я. – Следовательно, вам по-прежнему необходимо, чтобы крошечные машинки уничтожали в теле ненужные клетки и помогали расти нужным. Я правильно понял? Кажется, для этого не надо быть гением дедукции. Кстати, о машинах… Что с ними случилось после эпидемии?
Я посмотрел вниз. Фуникулер только что совершил прыжок над подвесной железной дорогой. По ней скользил сквозь ночь одинокий паровоз-«зефир» с четырехсторонней симметрией, везя цепочку вагонов в какой-то отдаленный район.
– Вы не заставили их самоуничтожиться прежде, чем до них добрались споры чумы? Пожалуй, люди вашего типа должны были так поступить.
– А вам-то какое дело?
– Просто интересуюсь, не пользуетесь ли вы «топливом грез»?
Шантерель не ответила.
– Я родилась в две тысячи триста тридцать девятом. Мне сто семьдесят восемь стандартных лет. Я видела чудеса, недоступные вашему воображению, ужасы, которые свели бы вас с ума. Я чувствовала себя богиней, играющей в некую игру, изучала параметры этой игры и даже выходила за ее рамки, словно ребенок, которому подсунули слишком простенькую головоломку. Этот Город менялся у меня на глазах тысячи раз. Сначала он становился все прекраснее, потом превращался в
