— Так отправляйтесь же тогда, черт побери, к маркизу! — Герцог произнес эти слова негромко, голосом, совершенно непохожим на тот гневный тон, которым он до этого обращался с Шиной.
Затем он подошел к окну и резким движением отдернул шторы, словно ему захотелось впустить в комнату свежий воздух Какое-то мгновение Шина смотрела на него — на стройный силуэт на фоне окна. Молча и, как ни странно, не спеша она вышла из комнаты, двигаясь как во сне.
Глава 8
Шина провела мучительную, бессонную ночь. Она пыталась оградить разум от беспокойных мыслей и участившегося сердцебиения, но вскоре окончательно поняла, что не сможет уснуть и что ее яростная ненависть к герцогу затмевает собой все остальные чувства, Когда занялся рассвет, бледный и золотистый, и первые лучи солнца пробились сквозь тяжелые портьеры, Шина встала и подошла к окну. Она отдернула портьеры и стояла, медленно вдыхая теплый воздух, желая при этом, чтобы ей в лицо дул резкий, пронизывающий ветер с Северного моря.
Вот что ей было нужно, думала Шина, — восхитительная суровость природы родной Шотландии. Во Франции она чувствовала себя слабой и часто отдавалась чувствам, которых ранее никогда не испытывала.
До этого момента ее убеждения оставались твердыми. Весь мир казался ей либо черным, либо белым; либо правильным, либо ложным. У нее не возникало никаких сомнений в отношении своей совести или поступков.
— Ты либо за Господа, либо против Него.
Она вспомнила, как священник громогласно повторял эти слова в маленькой часовне, в которую они с отцом постоянно ходили.
А теперь все так странно перемешалось. Кто был прав, а кто не прав? И на чьей стороне она сама? Шина снова чувствовала руки маркиза, прижимающие ее к нему, и его рот, сдавливающий ее губы. Она снова чувствовала внутреннее отвращение и неприязнь, которые заставляли ее противиться герцогу де Сальвуару.
А затем она вспомнила лицо герцога, его глаза, горящие злостью, когда он сначала бесцеремонно встряхнул ее, а потом крепко прижал к себе.
Шина еще шире распахнула инкрустированные бриллиантами оконные створки. Она не могла дышать — воздух, воспоминания и чувства душили ее. Ей казалось, что стены дворца наступают на нее.
— Мне необходимо развеяться, — подумала Шина. — Мне нужно на свежий воздух.
Она накинула капот, открыла дверь и позвала одного из пажей, которые день и ночь дежурили в коридорах.
— Я желаю совершить верховую прогулку, — сказала она.
— Прошу прощения, сударыня, — ответил паж, — но у меня для вас послание.
— Послание? — переспросила Шина.
Паж кивнул.
— Да, сударыня. Ее Величество королева Шотландии желает, чтобы вы сопровождали ее на конной прогулке в половине девятого. Мне приказано было сообщить вам это еще вчера, но вы уже отошли ко сну.
— Где мне ждать ее? — спросила Шина.
— Ее Величество королева приказала подать лошадей к южным воротам, — ответил паж.
Шина кивнула и вернулась в комнату. Она уже привыкла получать подобные послания, которые больше походили на приказы. Мария Стюарт часто посреди ночи выдумывала разного рода эскапады или развлечения на следующий день, и пажи доставляли послания тем, кого она желала видеть рядом с собой.
Верховая езда стала новым увлечением, потому что, и Шина это знала, Мария Стюарт стремилась подражать герцогине де Валснтинуа. Молодая королева практически боготворила эту женщину. Из-за этой привязанности она приказала своим фрейлинам одеваться на такие прогулки в белое с черной отделкой, в знак восхищения любимым стилем герцогини.
Поэтому Шина стала обладательницей великолепного покроя костюма для верховой езды. Он был из белого бархата с воротником из черного бархата, края которого украшали черные янтарные пуговицы. Когда она впервые надела его, Мария Стюарт воскликнула:
— Вы обворожительны, Шина! — Ее тон был нежным и любезным. — Ваша кожа напоминает перламутр, а волосы похожи на закат над Лувром.
Шина покраснела от непривычного комплимента, а Мария Стюарт положила руку ей на плечо и прижала ее к себе.
Затем повернулась, так чтобы они обе видели свое отражение в огромном зеркале с золотой рамкой.
— Посмотрите, — сказала она. — Разве было при дворе что-либо более экстравагантное, чем три рыжие женщины среди множества темноволосых темноглазых дам? Я говорю о герцогине, вас и себе.
В тот момент Шина подумала, что с молодой королевой никто и никогда не сможет сравниться, когда она смеется, а ее лицо выражает энергичное воодушевление. И тем не менее каким-то загадочным образом они обе не шли ни в какое сравнение с красотой герцогини.
— Рыжие волосы! — повторила Мария Стюарт, пришедшая в восхищение от собственной фразы. — Художники называют наши волосы золотисто-каштановыми, венецианскими или цвета сиены с золотистым оттенком, но мы-то знаем, что у нас рыжий шотландский цвет волос, и, живи мы где-нибудь еще, нас бы обязательно дразнили «морковками».
Когда Мария Стюарт пребывала в таком настроении, Шина не могла не восхищаться ею.
— Разве нам не повезло? — продолжала юная королева доверительным тоном, который мог сделать любого ее преданным другом за считанные секунды. — Не правда ли ужасно, если бы у нас было больше соперниц. Только представьте себе, как заурядно я буду выглядеть в Шотландии, где каждая вторая женщина рыжая.
— Куда бы вы ни отправились, вы всегда будете прелестны и очаровательны, Ваше Величество, — с преданностью в голосе произнесла Шина.
— Все равно я хочу быть ни на кого не похожей, — возразила Мария Стюарт. — Вы знаете, как один из придворных описал меня вчера?
— Нет, а что же он сказал? — спросила Шина.
— Он сказал, что я как снежная статуя с огнем внутри, который однажды меня растопит.
— Какая наглость! — возмутилась Шина.
— Нет, нет, — ответила королева. — Мне понравилось.
Мне нравится думать, что в моем сердце пылает огонь; что я когда-нибудь растаю от наслаждения жизнью. Я хочу жить, Шина. Но больше всего я хочу любить.
Голос Марии Стюарт оборвался на последнем слове. В нем слышался трепет, который сказал Шине гораздо больше, чем слова. Она протянула руки, чтобы взять руки королевы.
— Вы так молоды. У вас будет много времени для этого, — сказала она. — Будьте счастливы сейчас, с вашими друзьями.
Возможно, скоро предстоят более серьезные дела.
Шина имела в виду войну против Англии, но Мария Стюарт, смеясь, отвернулась от зеркала.
— Действительно, скоро предстоят серьезные дела, потому что я собираюсь выйти замуж. Я стану супругой дофина Франции, и кто знает, может быть, я стану королевой раньше, чем все ожидают.
