помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном долге перед Родиной и Верой и выходили победителями…» [31].
Митрополит Сергий назвал войну «очистительной грозой». Очистительной! И ведь он был прав. Русскому народу в самом деле пришлось очищаться от богоборчества и прочих соблазнов, которых он нахлебался в предшествующие десятилетия. Пришлось неимоверными страданиями и потерями искупать то, что он натворил при попытках строительства «земного рая». 28 июня 1941 г. владыка Сергий сообщал экзарху Русской Православной Церкви в Америке митрополиту Вениамину: «По всей стране служатся молебны… Большой религиозный и патриотический подъем». И сам владыка молился в Москве «о даровании победы русскому воинству» – молился при огромном стечении народа.
Да и как было не обратиться к Господу матерям солдат, которых в это время перемалывали вражеские танки? Как было не обратиться женам или детям людей, уходивших в армию? Как было не обратиться к Нему самим солдатам? Протоиерей Георгий Поляков (участвовавший в боевых действиях в Чечне) пишет: «Кто побывал в смертельном бою и хоть краем глаза видел смерть, знает – никто не умирает атеистом. Когда дыхание смерти почувствуешь рядом, почувствуешь ее прикосновение и неминуемость прощания с жизнью… порой самые рьяные атеисты обращались к Богу» [102]. До нас дошли кадры старой кинохроники, фотографии, показывающие переполненные храмы. И среди прихожан – много военных. Солдаты, командиры молятся не таясь, открыто.
Церковь благословляла «предстоящий всенародный подвиг». Но и советское правительство призывало к всенародному подвигу. В общем-то, поворот страны из революционного в патриотическое русло уже начинался перед войной, с 1935–1937 гг. Была восстановлена историческая преемственность с царской Россией, возрождалась национальная культура. На библиотечные полки и в школьные учебники вернулись «изгнанные» классики русской литературы. Стали сниматься фильмы о св. Александре Невском, Минине и Пожарском, Петре I. Были отменены марксистские установки об отмирании семьи, запрещены аборты. Сталин реабилитировал казачество, заново расцветали донские и кубанские станицы. В Красной армии появились казачьи полки и дивизии. В войска вернулись упраздненные офицерские звания. Наконец, как уже упоминалось, стали сворачиваться гонения на Церковь и духовенство.
Хотя осуществлялись эти меры с большим запозданием. На оплевывании собственного Отечества, на атеизме выросло целое поколение советской молодежи. Именно это поколение попало под первый удар. Погибало, сдавалось, вымирало в плену. Или предавало, чтобы выжить. А Сталин теперь еще более решительно переводил Советскую Россию в патриотическую систему координат. Саму войну он назвал Великой Отечественной. Над страной зазвучала песня, совсем не похожая на бравурные мотивчики предвоенных лет: «Идет война народная, священная война…»
В сражениях сорок первого возродилась русская гвардия. До революции под гвардией подразумевались особые особые войска, несшие службу при дворе государя, – солдат в эти части отбирали по росту, внешнему виду. Сталин предложил присваивать звания гвардейских уже существующим частям, отличившимся в боях. Первыми отметили участников освобождения Ельни. Полкам и дивизиям, проявившим себя в этом контрнаступлении, вручили гвардейские знамена, они получили новые номера. При прочих равных условиях гвардейские звания считались выше общеармейских. Гвардейцам полагались более высокие денежные оклады.
Наметились очередные сдвиги и в духовных вопросах. В сентябре 1941 г. Сталин разогнал «Союз воинствующих безбожников», закрыл антирелигиозные журналы. А в Ленинграде в самый напряженный момент германского наступления к прилетевшему новому командующему, Жукову, обращались многие должностные лица – директора заводов, морское и городское начальство. Обратился и митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский). Попросил разрешения устроить вокруг города крестный ход с чудотворной Казанской иконой Божьей Матери. Жуков разрешил [31]. Крестный ход не афишировали, проводили ночью – врагов не привлекать, но и своих не «смущать». Но ведь в это же время немцы переменили планы, атаки приостановились!
Но менялась не только политика правительства, менялись сами люди. Они заново учились любви к своему Отечеству. Отбивая в контратаках населенные пункты, воочию видели следы нацистского хозяйничанья. Об ужасах оккупации рассказывали бойцы, выходящие из окружений, бежавшие из плена. Об этом широко оповещала советская пропаганда. Оказывалось, что без Отечества-то нельзя. Какое бы ни было, с какими бы недостатками, оно единственное! Солдаты дрались все более упорно. Все чаще жертвовали собой – заслоняли собой товарищей по роте, оставшуюся в тылу маму, невесту. Заслоняли собой незнакомых старушек и детишек в ближайшей деревеньке за спиной. А ведь тем самым они обретали Высшую Любовь! Ту, о которой говорил Спаситель: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин., 15,13). Любовь, в которой приходит ОН САМ! Поэтому беспросветной осенью 1941 г. перед русским воинством уже начали открываться дороги к грядущим победам…
Впрочем, даже разговоры о победах пока еще могли показаться пустословной болтовней. Германские армии выглядели неудержимыми. В данное время только специалисты могли определить – сдвиги все-таки имеются. Как ни крути, а «План “Барбаросса”» провалился. От одновременного наступления сразу по трем направлениям гитлеровцам пришлось отказаться. Их вынудили вернуться к классическим схемам ведения боевых действий, сосредоточивать силы на ключевых задачах. Но и такое утешение было слабым. Чему радоваться, если враг и по новым планам бил русских в хвост и в гриву?
Немцы быстро и эффективно зачистили фланги под Ленинградом и на Украине. Теперь войска, взятые с центрального направления, возвращались обратно, к ним добавлялись новые. В составе группы армий «Центр» оказалось уже не две, а три танковые группы, 2-я, 3-я и 4-я. Такой концентрации бронированной техники мировая военная практика еще не знала! Операция получила название «Тайфун» – удар всеми силами на Москву. В ставке фюрера были уверены: война этим завершится. Падение столицы подорвет дух русских, вызовет общий разброд. Развалится вся система железных дорог, завязанная на Москву. Ободрятся и вступят в войну Турция, Япония…
К броску готовились более миллиона солдат, 1700 танков, 14 тыс. орудий, 950 боевых самолетов. Русские силы на данном направлении значительно уступали. В войсках Западного, Резервного и Брянского фронтов насчитывалось 800 тыс. человек, 782 танка, 6800 орудий, 545 самолетов. К тому же немцы запутали советскую сторону своими перетасовками сил. Сталинское командование выискивало и рассылало резервы для прорыва блокады Ленинграда, для восстановления фронта на Дону. А 30 сентября «Тайфун» забушевал в самом центре России. Из района Шостки и Глухова танковые корпуса Гудериана вломились в боевые порядки Брянского фронта. Протаранили их и устремились к Орлу, обходя Москву с южной стороны. Из резерва Ставки наперерез неприятелю был брошен 1-й гвардейский корпус генерала Лелюшенко. Но он явно опаздывал.
Чтобы задержать врага, для ударов по танковым колоннам нацелили истребители ПВО Москвы, 300 бомбардировщиков дальней авиации. В Орле даже высадили воздушный десант – на своей территории, только бы успеть преградить дорогу. Танковых и механизированных корпусов в Красной армии
