Японцы, видимо, только посмеивались над всеми этими маневрами немецких официальных лиц. Одна из причин, по которой арестованным ни с кем не разрешалось встречаться, заключается в исключительном умении японцев добиваться признания обвиняемыми своей вины.
Первым начал давать показания Мияги, здоровье которого было сильно подорвано туберкулезом. После двухмесячной психологической атаки он капитулировал. Немалую роль в этом сыграло резкое ухудшение его здоровья. Мияги рассказал о своей роли в группе Зорге. Его показания были использованы в качестве улики против других членов группы. В порыве служебного рвения полковник Осаки приказал арестовать не только тех, о ком упомянул Мияги в своих показаниях, но и всех его друзей и родственников. К маю 1942 года за решеткой оказалось около сотни человек, подозреваемых в содействии группе Зорге.
Макс Клаузен также не выдержал пыток и рассказал о своей первой встрече с Зорге в Китае, о том, как он был направлен на работу в Японию и как он действовал в качестве радиста группы в Токио. Не умолчал Клаузен и о том, как ему удалось провести японцев, меняя местонахождение передатчика, и об идее Зорге с устройством передатчика на рыбацкой шхуне. Когда Осаки услышал об этом, он тотчас же разослал во все уголки страны приказ найти шхуну, однако ни шхуны, ни шкипера отыскать так и не удалось.
Следователей поразили цифры, которые привел Клаузен, говоря о количестве отправленных им донесений. В 1939 году было передано 60 донесений объемом 23 139 групп, в 1940 году — 60 донесений объемом 29 179 групп, а в 1941 году Клаузен, охладевший к работе, передал только 21 донесение. Зато сам Зорге передал в 1941 году огромное количество донесений, объем которых исчислялся в 40000 групп. Контрразведка сумела перехватить только небольшую часть передач, которая не давала ни малейшего представления о действительном объеме информации, отправленной Зорге в Россию. Даже у контрразведчиков это не могло не вызвать чувства уважения к группе Зорге.
Зорге был бесстрашным человеком. Он с готовностью шел на оправданный риск и всегда старался помочь членам своей группы. Мияги в своих показаниях коснулся только своей личной деятельности и деятельности руководимых им агентов. Вукелич стойко вынес все испытания. Даже жестокие побои не заставили его выдать товарищей и рассказать что-либо о своей деятельности.
Зорге и Одзаки все время находились в одиночных камерах и покидали их лишь на время допросов. Только когда им предъявили копии показаний Мияги и Клаузена, они поняли, что надежды на спасение больше нет. Через шесть месяцев после ареста Зорге и Одзаки начали писать свои показания. Эти показания стали их завещанием, но о содержании их нам известно лишь очень немногое.
ГЛАВА XIV
КОНЕЦ
Арест Одзаки вызвал настоящий переполох в японском правительстве. Все министры знали о дружбе Коноэ с Одзаки и хорошо понимали, к каким документам имел доступ шпион. В результате Коноэ пришлось уйти в отставку, а к власти пришла милитаристская группировка во главе с Тодзио. Новый премьер потребовал от контрразведки ускорить следствие. Однако полковник Осаки и полицейские власти не спешили. Следствию удалось получить обширный обвинительный материал, и перед Осаки все отчетливее вырисовывалась картина деятельности группы Зорге. Весной начался судебный процесс. Список подозреваемых лиц контрразведке удалось свести до сорока человек, из которых двадцать три вскоре были оправданы. Оставшиеся семнадцать были ядром единственной шпионской организации, которой когда-либо удавалось успешно действовать в Японии.
Состояние здоровья Мияги не позволило ему быть на суде. Он оставался в тюремном госпитале в Токио. Вукелич сообщил суду только свое имя и подтвердил, что является журналистом. На все другие вопросы отвечать отказался. Прокурор выдвигал против Вукелича одно обвинение за другим. Судьи то и дело обращались к нему с предложением сказать что-нибудь в свою защиту. Судебное заседание откладывалось изо дня в день. Однако японцы так ничего и не добились от Вукелича. Его приговорили к пожизненному заключению.
Клаузен ответил на все вопросы суда. Он рассказал о своей деятельности и о работе Зорге, Вукелича, Одзаки и Мияги. Его приговорили к пожизненному тюремному заключению. Анна Клаузен была признана лишь соучастницей, и суд приговорил ее к трем годам лишения свободы.
Величайшим достоинством Одзаки была его убежденность в том, что его деятельность служит интересам страны. Поэтому он никогда не задумывался над возможными последствиями ареста и не боялся смерти.
На судебном процессе в 1942 году Одзаки заявил, что Япония, по его мнению, будет первой страной, где в социальном строе произойдут радикальные изменения. Японии, считал Одзаки, предначертано судьбой воевать против США и Англии. Из этой войны Япония, возможно, и вышла бы победительницей, но радость победы была бы недолгой ввиду общей экономической слабости страны и неразрешимости конфликта в Китае. Одзаки заявил далее, что не считает себя виновным и в своих действиях не видит ничего предосудительного.
Зорге принял на себя всю ответственность за деятельность группы. В свете показаний других главных и второстепенных агентов группы для него вряд ли было целесообразным попытаться скрыть что-то от суда. Зорге держался на суде гордо, с достоинством, чем завоевал уважение к себе всех присутствующих на процессе.
Вынесение приговора Одзаки и Зорге суд отложил на неопределенный срок. Это было сделано по инициативе полковника Осаки, который во что бы то ни стало хотел до конца разобраться в деятельности руководимой Зорге разведывательной организации.
После окончания судебного процесса послу Отту разрешили свидание с Зорге, но к этому времени немецкий дипломат уже знал наверняка, что Зорге — разведчик. Отт понимал также, что Зорге получал от него секретную информацию, сыгравшую немалую роль в разгроме немецких армий на полях России. В донесениях, отправляемых в Берлин, посол пытался затушевать свои дружеские отношения с Зорге, но один из сотрудников посольства через немецкое консульство в Манчжурии направил в гестапо письмо, в котором рассказал о связях посла Отта с Зорге.
Риббентроп в резкой форме потребовал от Отта объяснений и, не удовлетворившись ими, приказал Отту немедленно выехать в Берлин. Новым послом в Японии был назначен Генрих Штамер.
Возвращение в Германию не сулило Отту ничего хорошего. На подводной лодке перебрался он из Токио в Пекин, где и оставался до конца войны.
Японцы разрешили нескольким журналистам посетить Зорге в тюрьме. В беседе с ними советский разведчик высказал убежденность в том, что его не казнят. Он заявил, что Сталин высоко оценивает его работу и примет меры для его спасения. Зорге был твердо уверен, что его обменяют на одного из важных политических заключенных, содержащихся в России.
В сентябре 1943 года, два года спустя после ареста, суд приговорил Зорге и Одзаки к смерти. Оба подали апелляцию в верховный суд, а Зорге вызвался выступать на этом процессе от своего имени и от имени Одзаки. В конце своей многочасовой речи Зорге, как указывается в материалах американской разведки, заявил:
«Формулировки японских законов допускают их трактовку в широком плане или буквальное понимание каждой из статей. Хотя утечка информации, строго говоря, и может преследоваться законом, на практике в Японии разглашение секретов неподсудно. Я считаю, что при составлении обвинительного заключения была дана неправильная оценка нашей деятельности и характеру полученной нами информации. Сведения, которые давал нам Вукелич, не имели важного значения и не были секретными. То же самое можно сказать и о Мияги. Что же касается Одзаки и меня, то мы собирали главным образом политическую информацию.
Я получал интересовавшие меня сведения в немецком посольстве, не прибегая к способам, за которые меня можно было бы судить. Я никогда никого не обманывал и никому не угрожал. Посол просил меня писать для него доклады, и из его личных заметок я черпал нужную информацию. Я вправе был считать, что японское правительство, передав эти сведения немецкому посольству, уже допустило возможность их разглашения,
Одзаки получал большую часть сведений на заседаниях группы «Завтрак». Но эта группа была неофициальной организацией, и информация, которая обсуждалась на ее заседаниях, была, по-видимому, достоянием и других неофициальных организаций».
Эти аргументы, конечно, были слабыми, но, видимо, единственно возможными. И Зорге и Одзаки широко пользовались своими фотоаппаратами для фотографирования документов немецкого посольства и канцелярии японского правительства. Группа «Завтрак», несомненно, была неофициальной организацией, но в ее работе принимал участие премьер-министр принц Коноэ, доверявший Одзаки как своему коллеге, советнику и другу. Верховный суд не согласился с доводами Зорге, и в начале 1944 года апелляция была отклонена.
