чем размышлял последние несколько дней. Ее нужно было припугнуть. Тем единственным, чего действительно опасалась Аня.
- Нет. Я просто исчезну. Навсегда. Вряд ли твой отец пойдет у тебя на поводу и начнет разыскивать меня по всему миру, не так ли? Напротив… Я даже думаю, что для него это будет идеальным исходом этого дела, - усмехнулся он.
Теперь на лице Анны появилось выражение неподдельного удивления, смешанного с новой порцией страха.
- Ты блефуешь… - растянула она губы в кривоватой улыбке. - Уйти от меня не сможешь, я знаю…
Семиверстов сделал то же самое, что до этого Лемешева. Расхохотался, глядя на нее. Затем убрал руку от лица Анны, отступил на пару шагов. Помедлил немного и, пожав плечами, сказал:
- Если хочешь - давай проверим.
И, не дожидаясь ответа, развернулся и ушел.
23
Мне понадобилось время, чтобы успокоиться после визита Лемешевой. Конечно, я и после первой встречи с ней понимала, что она совершенно ненормальная, но этот визит меня… напугал. Не то, чтобы я боялась ее угроз, скорее - справедливо опасалась, что эта больная на голову женщина может сделать, если ей это вдруг приспичит в очередном припадке. Я боялась за сына.
А еще, где-то там, на границе сознания, на самом краю сердца, куда запихала все воспоминания о семейной жизни, которую так долго считала счастливой, болезненно вспыхнул вопрос - и вот на эту сумасшедшую женщину меня променял муж? Впрочем, нет, вовсе не на нее. А на богатство Лемешевых. Как она там сказала? Она покупала Антону квартиры и машины?
Полный смысл ее слов только сейчас дошел до моего сознания. У Антона была тайная недвижимость. То, что он наверняка не собирался передавать нашему сыну. Я всхлипнула и рассмеялась. Господи, да о чем вообще речь! Пять лет этот человек жил исключительно для себя, нам с Вадимом кидая лишь объедки, этакие подачки нищим! В то время как я жила только ради семьи. И сама, в общем-то, была виновата, что стала для Антона объектом редкой благотворительности. Он не воспринимал меня, как личность, не уважал, как женщину и мать его ребенка. Не стоило мне когда-то отказываться ради него от всего, но ничего уже было не изменить. Все это - жестокий урок, который придется выучить.
А еще нужно было действовать. Нужно было наконец проконсультироваться с юристом и понять, как правильно отстоять права своего ребенка. И пусть его отец заработал свои квартиры и машины тем местом, что у него между ног, Вадим не должен был ни в чем нуждаться. Чем мой сын был хуже той избалованной принцессы, вокруг которой Антон ужом вился?
Я ощутила твердую решимость наказать того, кто нас с сыном так подло предал. И сделать это была намерена самым болезненным для него способом - лишением того, на что он нас променял.
- Милушка! - отвлек меня от этих размышлений хорошо знакомый голос.
Я обернулась и обнаружила неподалеку свекровь, которая спешила ко мне со всех ног, пыхтя при этом, как паровоз, но также неукоснительно идя к цели. Мою грудь снова обожгло болью - наверняка Екатерина Ивановна узнала о разводе и теперь пришла, чтобы меня от него отговорить.
Я сжала вмиг задрожавшие губы. Свекровь была из числа самых дорогих мне людей. Родная мать не любила меня так и так за меня не переживала, как Екатерина Ивановна. Собственно, мы с ней были так близки, что я совершенно естественно звала ее тоже мамой. Во всех спорах и мелких конфликтах с ее сыном она всегда была на моей стороне. Но теперь… я сильно сомневалась в ее поддержке. И меньше всего мне хотелось ее огорчать и разочаровывать, но в этих, внезапно открывшихся обстоятельствах моей жизни, это было попросту неизбежно.
- Мама… - вырвалось у меня по привычке, когда я поспешно двинулась ей навстречу.
Свекровь сжала меня в объятиях, расцеловала в обе щеки и только потом сказала:
- Милушка, беда… ох, беда!
Я нахмурилась, вдруг засомневавшись в том, что она пришла поговорить о разводе.
- Что случилось? - поинтересовалась осторожно.
- Домой идем, там поговорим, - откликнулась моя вторая мама и я, взяв ее под руку, направилась в сторону подъезда.
Екатерина Ивановна казалась огорошенной не на шутку, и я могла лишь теряться в догадках о том, что было тому причиной.
Усадив ее за стол на кухне, я автоматически заварила чай и, дав свекрови отдышаться, спросила снова:
- Мама, что же ты не позвонила? Что произошло?
Она посмотрела на меня - почему-то виновато - и, покопавшись в сумке, выудила оттуда какие-то бумаги. Подтолкнув их ко мне, сказала:
- Милушка, я несколько ночей не спала - все думала, как поступить… И поняла, что жить спокойно не смогу, если все тебе не расскажу.
Я кинула короткий взгляд на бумаги - это был договор дарения. Внутри заворочалось дурное предчувствие.
- Я давеча решила разобрать наш старый шкаф… ох, Милушка, сама знаешь, в однушке нашей места постоянно не хватает! И я думаю - а дай я у Паши в ящиках посмотрю, может, чего переложить можно, освободить хоть полочку… А ты знаешь, он так не любит, когда я у него роюсь… но в этот шкаф он уж лет сто не заглядывал! Я рассудила - авось и не заметит…
Свекровь выпалила это все на одном дыхании и теперь жадно хватала ртом воздух. А я не могла избавиться от свербящей мозг мысли - Антон не считался даже с родной матерью. Столько лет у него были какие-то тайные квартиры, а родители ютились кое-как в старой хрущевке…
- И тут вот нашла я эти бумаги… - продолжала, тем временем, мама. - А они еще так запрятаны были ловко, под ящик с инструментами, сразу и не заметишь… А я как читать начала - аж плохо стало…
Я протянула дрожащие пальцы к бумагам,
