— Коля, к тебе гости! — негромко сказала Татьяна Ивановна мальчику, который лежал на ближних к выходу деревянных нарах. Мальчишка, как смотрел в потолок, так и остался смотреть… Врач и молодой партизан вышли, оставив Илью и Колю, практически наедине.
Илья даже не знал, с чего начать…
— Лежишь? И я три месяца назад так же лежал…
Мальчишка часто — часто заморгал, у него потекли слезы… Илья испугался, что чем-то обидел Колю.
— Коль, правда, не вру, не издеваюсь, я правда 3 месяца назад не жилец был, дед — знахарь на ноги поднял.
Мальчишка чуть повернул голову в сторону Ильи.
Илья сел на нары рядом с Колей, чтоб тому было удобнее смотреть и слушать. Илья, не торопясь, с трудом, рассказывал, что с ним происходило с 21-го июня 1941 года (ему очень не хотелось все это вспоминать).
— Пить, — попросил мальчишка. Оказалось, что Илью слушал не только Коля, в глубине замлянки сидела молоденькая девушка — медсестричка, которая ухаживала за ранеными. Она напоила Колю. Повернулась к Илье, и глазами и кивками просигналила, чтоб Илья продолжал, что парня вывел из ступора.
— Эти гады думают, что я и ты умерли. А нам еще отомстить надо, за себя, за ребят, за друзей…
— Отомстить… — произнес мальчишка. Плотину безразличия прорвало. — Трое нас было. Я, Толя и Вася. Нас просили только посмотреть, где у фрицев склад, но мы не удержались — решили сами взорвать. Заминировали, только нас заметили. Толю часовой застрелил, сразу — наповал. Меня и Васю собаки догнали, потом немцы набежали. Тут склад взорвался…
Коля улыбнулся, немного помолчал. Илья не торопил. Понимал, что тяжело вспоминать пережитое.
— Сначала просто били по-всякому. Васька и говорит, что не хочу от пыток умирать, лучше от пули. Он согласился вести фашистов к отряду, что с ним стало — не знаю. А меня били… Выбили зубы, стал плохо слышать, из ушей шла кровь… Сперва с меня стаскивали одежду и раздетого выталкивали на мороз. К виселице, во двор гестапо. Им показалось этого мало, потом еще стали обливать ледяной водой. Не знаю сколько это было по времени, мне показалось — долго. Охрана успевала выкурить по две три сигареты. Но я ничего не сказал. Потом, через некоторое время, повели вешать. Казнили во дворе гестапо, я был последним среди обреченных, еле шел — ноги, ступни отморозил. Всех повесили… Я — последний… У меня не выбили табурет из-под ног, а приподняли меня, и медленно опустили… Петля затягивается, нечем дышать…Это сволочи смеются, что-то там говорят… очнулся на настиле под виселицей — веревку перерезали… Снова пытки — спички под ногти, резиновые палки…И снова повели вешать… На третий раз я стал таким — слушается только голова. Как здесь оказался — не знаю. Хотелось просто умереть… А ты правда был как я?
Внезапно, рядом с партизанским лазаретом началась стрельба.
— Кто может держать в руках оружие, ложись в оборону. Гитлеровцы в лагере, — громко и спокойно скомандовала Татьяна Ивановна. Из землянки с тяжелоранеными выбежал Илюха с СВТ и девушка — медсестра с винтовкой Мосина, к ним присоединился боец с забинтованной левой рукой, видимо, из легкораненых, с ППШ, и почти сразу залегли, было уже видно передвигающихся между деревьев карателей. Начался скоротечный бой… Боец с ППШ затих — пуля попала в голову…
— Уррра! — донеслось справа от лазарета. Каратели стали отходить отстреливаясь. Только тогда Илюха заметил, что рядом с погибшим автоматчиком лежит Колька, он сумел выползти из землянки, дополз до погибшего автоматчика и вцепился не слушающимися руками в гранату.
— Все что могу сказать — стресс, желание бороться и не попасть снова к фашистам, — только этим могу объяснить, что мальчик снова стал двигаться. — Это просто чудо! Он же не реагировал на болевые факторы… Совсем!
— До встречи в Берлине! — на прощание Илья пожал слабую ладошку Коли. — А ты жить не хотел, мы еще повоюем!
Глава 12
На юг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Прилетели удачно. «У-2» — «небесный тихоход» (и ночной бомбардировщик), ни зениток, ни фашистских истребителей, ночь — защитница, помогла. А вот дальше началась котовасия: прилетел паренек на самолете. Зачем? Куда? Для чего? Ни документов, ни ответа, ни привета, только справка, что Федоров Илья Александрович, боец партизанского отряда «За Родину»… Ни фото, ни печатки.
Когда мальчишка заявил, что ему надо в Крым, народ сперва опешил, потом вспомнил, что парень с оккупированной территории и мог не знать, что Севастополь фашисты взяли. Стали предлагать варианты — детский дом, устроить на завод или отправить на учебу на Соловки — в Школу юнгов (так как парнишка — крепкий, хоть и говорит, что «было 13, а теперь 14 лет, наверное» — контуженный был?).
Паренек выбрал детский дом…
Илюха очень хотел в Школу юнгов, на Соловки, но понимал, что если туда попадет, то будет сидеть за партой и учиться — не сбежишь. Скрипя сердцем, выбрал детский дом, чем многих удивил. Дальше началось мытарство: в первый же день уход (просто, в наглую, ушел, даже постричь не успели) из детского дома, беспризорничество, салочки от милиции, которая пыталась его задержать (даже утренние пробежки не нужны — всегда в тонусе). Одна радость — скоро май.
В конце апреля повезло. Илюха подошел к одному воинскому эшелону. Солдатской кашей пахло так вкусно, что у Илюхи закружилась голова и сами собой потекли слюни. Кто ни разу не голодал, тот не поймет. Солдаты приметили голодный взгляд паренька, вроде бы крепкого, но лицо у него — совсем детское. Недолго думая, позвали мальчишку к себе, дали котелок с кашей.
— Дяденьки, возьмите меня с собой! — попросился Илья.
— Да куда ж мы тебя возьмем? А твои где? Мамка, батька?
— Нет у меня здесь никого. Один я. Мне на юг надо, к Черному морю…
— Вот это у тебя и запросы, братец, я думал к нам, сыном полка хочешь…
— Хочу, но надо мне в Севастополь…
Тут подошел старший лейтенант.
— Взводные, ко мне! Через 2 часа отправка. Что за малец? Покормили? Хорошо, пусть домой идет.
— Товарищ старший лейтенант, может с собой возьмем, нет у него никого… — попросил старшина.
— Скольких таких, бегунов, уже отправили? Все думают, что без них не справятся. Шитов, подержи парня, пока патруль придет, — дал команду ефрейтору старлей, а дальше случилось неслыханное…
Здоровый мужик взял мальчишку за запястье правой руки, мальчишка сделал какое-то неуловимое движение, и дядька с вскриком плюхнулся перед шкетом на колени, упираясь левой о землю и боясь шевельнуть правой. Мальчишка отпустил руку ефрейтора, попробовал сбежать, старший лейтенант успел схватить за рубаху — она разорвалась, но затормозила движение мальчишки, его тут же прихватили несколько солдат. Развернули лицом к старшему лейтенанту.
— Ну, и что это сейчас было? — грозно, но с ноткой удивления произнес старлей.
— Товарищ старший лейтенант… — обратился старшина. Подошел к нему ближе и тихо что-то сказал.
— Повернись! — потребовал офицер у Илюхи.
Илюха повернулся.
Офицера перекосило, он заскрежетал зубами, схватился за голову, закрыл руками глаза, убрал ладони от глаз, стал лихорадочно сжимать и разжимать кулаки… некоторые солдаты просто плакали.
Старлей сделал 2 шага к Илюхе, развернул к себе, обнял.
— Прости, братишка (старлею было от силы 25 лет). Прошу тебя, выполни мою просьбу. Я не обещаю, что возьмем с собой на фронт, не мне решать, но все что смогу — сделаю.
Минут десять они беседовали в сторонке, потом, где-то час старлей отсутствовал, через полчаса было назначено общее построение батальона.
Перед строем батальона стоял командир батальона капитан Федотов, четверо офицеров и Илья.
— Товарищи! Сегодня мы отправляемся на фронт! Многие из вас, уже видели, что творят немецко — фашистские захватчики и их прихвостни на нашей земле. Но у нас много новобранцев… Сейчас вы увидите, что будет с вашими детьми, младшими братьями, сестрами, если мы не раздавим фашистскую гадину! Илья, пожалуйста, если можно… — попросил Федотов.
