звуку приближающихся шагов понимаю — ко мне идет. 
Черт, где же такси? Я хмурю недовольную гримасу, всем видом показывая, что общаться не настроена.
 — Каблуки, черное пальто, алые губы, — перечисляет он. — Непривычно видеть тебя такой. Очень красиво.
 Театрально вздыхаю и все же оборачиваюсь.
 — Я не нуждаюсь в твоих комплиментах. И очень спешу.
 — И куда же?
 Он подходит близко настолько, что я невольно улавливаю свежие ноты его парфюма. Одеколон Суворов не сменил. Все тот же бомбически приятный, который вспоминается мне и сладостью и горечью.
 — А ты мне больше не хозяин, и отчитываться перед тобой я не должна.
 — Я просто спросил.
 — Ну ладно, — не теряюсь с ответом. — У меня урок английского, а после я собираюсь на прогулку с Сергеем, Рустамом… — чем больше перечисляю, тем шире у Суворова округляются глаза, — Владиславом, Вадимом и Игорем.
 Мирон мешкает, но, покашляв в кулак, все же находится:
 — Все твои поклонники?
 — Хорошие друзья, — прищуриваюсь я.
 — А они в курсе, что и ты их разом собираешь?
 — Разумеется. А ты на эту вечеринку можешь не рассчитывать. У тебя теперь другие заботы, например, какую коляску купить своему ребенку, или подумать, в каком стиле сделать детскую комнату.
 Горящие глаза Мирона, которыми он смотрел на меня не моргая, в ту же секунду гаснут. Да и сам Суворов будто чернеет, едва не сливаясь с темнотой позднего вечера.
 — Я не хотел этого ребенка, — произносит он тихо. — И становиться образцовым отцом не собираюсь. Я вообще сомневаюсь…
 — Только не говори, что ты из разряда тех мудаков, кто только делает потомство! — перебиваю его. Ненавижу таких безответственных мужиков. Сама росла без отца и натерпелась от отчима. — Заделал ребенка — воспитывай. И на свою Виталину не полагайся. — Не хотелось говорить это, но я должна. Пусть тоже отвечает за свои поступки…
 Из-за перекрестка выруливает машина. Приглядевшись к номерам, с облегчением выдыхаю — мое такси.
 — …Мне пора.
 Но Суворов крепко перехватывает меня за запястье.
 — Задержись. Пожалуйста. Я сам отвезу тебя, куда скажешь, а заодно поговорим.
 — Нет, — мотаю головой.
 И тогда Суворов убирает руку. Выпустив ноздрями пар, уверенным шагом направляется к такси. Стучит по стеклу, а когда водитель его опускает, дает деньги. После чего такси уезжает и скрывается в потоке машин.
 Да что этот Мирон творит?!
 — Суворов, я с тобой никуда не поеду! — кричу, когда он возвращается ко мне. — Я помню, чем все закончилось в прошлый раз!
 — Обещаю, я буду себя контролировать. Мне правда нужно с тобой поговорить, — поднимает ладони в мирном жесте. — Да и тебе ли сейчас бояться? Оковы сбросила, целую орду защитников собрала. Твои друзья глотку за тебя перегрызут. Я прав?
 — Да. Ты прав, — стискиваю зубы. — Ладно.
 Я сажусь роскошный салон с удобными кожаными сиденьями. Помню, как у меня замирало сердце, когда мы с Мироном катались по ночному городу. Я воображала себя принцессой в современной карете прекрасного принца, завороженно разглядывала светящуюся консоль, сама выбирала музыку…
 Манера езды у Суворова быстрая, уверенная. И в то же время каждый маневр на дороге он совершает плавно, и от того кажется, что автомобиль не едет, а плывет без рывков и резких торможений.
 — К дому Эльвиры Леопольдовны, — подсказываю маршрут.
 — Спасибо, что не сказала «вези меня, мразь, меня люди ждут», — смеется Суворов.
 Закатываю глаза.
 — Что за бородатые приколы?
 — Учусь быть оптимистом, но, похоже, без тебя получается скверно.
 — Не то слово, — криво улыбаюсь. — О чем ты хотел поговорить?
 — Есть основания думать, что ребенок Виталины не от меня…
 Почему его слова воспринимаются как раскат грома? Как надвигающийся шторм с грозой и ослепляющими молниями? Всего одна фраза, а у меня в глазах зарябило, как будто небо засветилось сеткой молний.
 — …Рит, как ты узнала, в каком именно я номере?
 — Власов сказал, — бормочу я, а мыслями все еще остаюсь в недавнем прошлом, где Суворов говорил о ребенке.
 — Прямо так и сказал?
 — Жирным намеком. Что-то вроде «Мирон Олегович в 475 номере, но ты туда не ходи».
 — А тебе не показалось странным, что мой помощник с такой легкостью меня сдает?
 — Я об этом в тот момент не думала. Я была накручена публикациями Лактионовой. Она их постила слишком часто и указывала геолокацию. Я видела, что ты выпиваешь, поэтому решила приехать… чтобы не допустить того, что случилось в номере. Но я опоздала.
 — Я больше чем уверен, что секса между нами не было.
 Мирон сильно сжимает руль.
 — В смысле не было?! — вскипаю я, заражаясь напряжением от Суворова. — Я все видела!
 — Ты видела, как я ее ебал?
 Меня затрясло. Почти так же, как в ту проклятую ночь. Из-за расспросов Суворова я вынуждено возвращаюсь в нее мыслями. Мне снова больно, обидно, а чувство несправедливости царапает изнутри.
 — Не ты — она, — проглатываю образовавшийся в горле ком. — Ты лежал с закрытыми глазами, на меня не реагировал. Да, ты выглядел странно. Но какая разница, кто был сверху?
 — Огромная. Услышав то, что ты мне сейчас сказала, я думаю, Вита просто имитировала секс. — Он берет телефон и поворачивает ко мне экраном.
 — Что это?
 — Результат анализов из лаборатории. Наркота. Я был обдолбан, Рит. В таком состоянии я бы не смог заниматься сексом. Прости, что заставил тебя снова все вспомнить. Но это было необходимо для полноты картины. Я слишком поздно осознал, что вокруг меня сжалось кольцо предателей. Я потерял тебя в ту ночь и теперь хочу во всем разобраться.
 За жарким разговором я и не заметила, что мы уже подъезжаем к нужной высотке. Я даже не представляла, что разговор будет настолько тяжелым.
 Думала, Суворов опять руки распускать начнет, а здесь вот что… Серьезное намерение разобраться. Прежний Мирон не стал бы тратить на это свое драгоценное время.
 Суворов удивил. Он стал относиться ко мне по-другому — не как к своей личной кукле, а с уважением. Теперь я решаю, когда у нас будет секс и где. И будет ли вообще.
 А с Виталиной… ситуация мутная. Особенно после заключения из лаборатории и того, что сообщил мне Суворов. Не знаю, как мне теперь жить с этой информацией, я уже привыкла считать Мирона сволочью и изменником.
 Такой сумасшедший раздрай… Голова идет кругом.
 Забываю попрощаться, тянусь, чтобы открыть дверь.
 — Рит, — Мирон неожиданно берет меня за руку и мягко поглаживает ее большим пальцем, — прости меня за все. Я не видел ничего дальше своего носа. Не понимал, какие уроды окружают меня. Я сам стал таким. Теперь я понимаю это.
 — Что ни делается, все к лучшему, —