Поблагодарив Переса, я ушел. Сев в последнюю электричку в Прованс, я сразу же заснул как убитый.
Должно быть, во сне я вновь переживал разговор с Пересом, потому что, проснувшись через два часа в полупустом вагоне, уже не боялся, а радовался; Перес заразил меня оптимизмом, и я предвкушал открытия. Я смогу пробиться к сознанию ребенка, разберусь, что он хочет сказать, и попутно как-нибудь оправдаюсь. Коллеги скажут, что это дикость и притянуто за уши. Водена тоже сложно убедить. Но выход мы найдем. Жаклин будет на моей стороне, в этом я не сомневался. Перес меня поддержит. К приезду в Лайрак я принял еще одно решение. Вообще-то оно возникло само после беседы с Пересом. Некоторое время я буду видеться с Натали только по делу. Пока ей требуется моя защита – ни больше ни меньше. Чтобы двигаться дальше, нужно разобраться со своими чувствами. Подумать о Софи.
Я представил себе, как она с девочками смакует вино, как читает в кровати Толстого и засыпает, не сняв очки. Сердце у меня защемило.
Я вошел в дом и вновь почувствовал, как пуст он без Софи. Я хотел было снова позвонить дочерям, но передумал.
Если придется говорить с Софи, что я ей скажу?
Что я сошел с ума? Что девятилетний ребенок вступает со мной в телепатическую связь? Что я безнадежно одержим Натали Дракс?
Утром я проснулся рано и явился на работу уже в семь, полный решимости ни с кем не общаться, спрятать голову в песок, не нарываться на неприятности и как-то ослабить этот странный магнетизм Натали, от которого нам обоим только хуже. Но всякий раз, когда я вспоминал, как мы занимались любовью – как она обнимала меня, по-детски всхлипывая, – у меня подгибались колени. Я закрылся в кабинете, предупредив Ноэль, что занят и прошу соединять меня только в экстренных случаях. У меня и впрямь горела статья для американского журнала по неврологии.
В общем, я углубился в работу – у меня всегда это хорошо получалось. В десять в дверь постучала Ноэль, смущенная и испуганная.
– Это не совсем экстренный случай, но мне кажется, вы должны быть в курсе.
– Что такое?
– Позвонила Жаклин, просила вас прийти. Там в палате инцидент. Может, и до сих пор. Напали на одну из родственниц. Мадам Дракс.
В груди – большой взрыв. Я побежал. Когда я влетел в палату, там творился хаос. Там были и Воден, и Шарвийфор, и полицейский, которому полагалось присматривать за Луи. Натали Дракс нигде не видно. Тумбочка Луи перевернута: в луже воды на полу валялись осколки и цветы – огромные лилии и имбирь; лепестки искалеченные, будто в суматохе их топтали. Подошла Жаклин, встала у кровати Луи.
– Кевина, Изабель и Анри я увезла в комнату физиотерапии, включила им музыку.
– Натали в порядке?
– Напугана, конечно, поранила руку. Берта ее обработает.
– Что случилось? Как он сюда прорвался?
– Не он, а она, – шепотом сказала Жаклин. – Мать Пьера. Люсиль Дракс.
У меня отлегло от сердца.
– Влетела в палату и закричала, чтобы Натали оставила ее внука в покое. Натали сидела спиной к двери, держала Луи за руку. Не сообразила, что происходит, пока Люсиль на нее не накинулась.
Я обескураженно, а затем в ярости слушал рассказ Жаклин: старуха схватила Натали за плечи и стащила со стула, ругаясь на чем свет стоит. Натали пыталась вырваться, случайно опрокинула тумбочку и разбила вазу. Полицейский пытался разнять женщин, но они сцепились насмерть.
– А Луи? Была какая-нибудь реакция?
– И не шевельнулся.
– Ну и слава богу.
Я в изумлении тряс головой, пятясь от нашей санитарки Фатимы, которая принесла швабру. К нам с Жаклин приблизилась Шарвийфор.
– Где Натали? И как она себя чувствует? – спросил я.
– Жорж отвел ее в комнату. Сильно испугалась. Но никаких серьезных травм.
– Теперь ясно, в кого Пьер Дракс такой агрессивный, – заметил я; мы с Шарвийфор, не сговариваясь, оставили Жаклин и направились к французскому окну.
Шарвийфор пожала плечами:
– Не знаю, не знаю. Все гораздо сложнее, чем кажется.
– В каком смысле?
Мы вышли на террасу, на самый солнцепек.
– Доктор Даннаше, – тихо сказала детектив. – Хочу вам сказать, что, когда речь заходит о Натали Дракс, докопаться до правды не так-то легко. И вы не располагаете всеми фактами.
– А вы, конечно, располагаете? Послушайте, я по опыту знаю… – начал я, но она оборвала меня на полуслове.
– Доктор Даннаше, должна сказать вам, что со вчерашнего дня мы располагаем очень интересными сведениями. Мы и сами не ожидали такого поворота дел. Натали Дракс сейчас информируют.
– О чем?
– У нас есть улика, и мы отправили ее на анализ. – Шарвийфор опустила на нос солнечные очки и посмотрела в сад. – Возможно, это ерунда, доктор Даннаше. Но если нет, через час я об этом узнаю.
Графологическая экспертиза. Я покраснел; живот скрутило спазмом. Вот сейчас бы во всем признаться – что я сделал, как я это обнаружил. Перес меня поддержит. Но я промолчал. Сославшись на занятость, ушел в палату. Оставил детектива на террасе озирать залитый солнцем пейзаж. Вдали на горизонте уже собирались тучи.
Я присел у кровати Луи и тихо прошептал ему на ухо:
– Я не знаю, что у тебя на уме, Луи, но я слушаю. Поговори со мной еще, ладно? Я знаю, что ты пытаешься. Я в беде. Я могу тебе помочь, но и ты тоже постарайся помочь мне. Вдвоем мы точно выкарабкаемся.
Но Луи не шевельнулся: на щеках темнели тени от ресниц, рот слегка приоткрыт, дыхание едва уловимо.
Я вернулся в кабинет и позвонил в комнату Натали, но у нее включился автоответчик. Что ж, ее можно понять. Я оставил краткое сообщение: мол, очень сожалею об инциденте, мне необходимо переговорить с ней срочно. Оставил номер своего мобильного, просил перезвонить.
– Берегите себя, – заключил я. – Я бы хотел, чтобы вы…
Я закрыл глаза, крепко зажмурился. Положил трубку. А чего, собственно, я хотел? Чтобы она полюбила человека, который даже во сне ее ненавидит?
Мадам Люсиль Дракс оказалась женщиной за семьдесят с открытым взглядом и благородными чертами; она вовсе не походила на обезумевшую старуху, которую я воображал. Я встревожился – и еще почувствовал себя предателем, согласившись встретиться с ней или даже предложив ей сесть. Однако она имела полное право навестить внука и переговорить с его лечащим врачом. Она приехала к Луи из самого Парижа. Отказать ей неучтиво и решительно непрофессионально.
Мы пожали друг другу руки, и я сказал спокойно, но довольно жестко:
– Мне известно, что между вами и вашей невесткой произошел инцидент. Должен сказать, что подобное поведение абсолютно недопустимо в палате, где лежат коматозные больные. Да и в любой палате.
– Я знаю. И прошу у вас прощения, – сказала Люсиль Дракс. – Это была, мягко говоря, весьма неприятная встреча. Натали не позволяла мне видеться с внуком – вы это понимаете, я надеюсь? Сказала, что и близко меня не подпустит, после того как Пьер… исчез.
Я не нашелся с ответом. Я видел, что Люсиль захлестывают ее собственные переживания.
– Так вы в первый раз навещаете Луи?
– В том-то и дело! – рявкнула Люсиль Дракс. Она готова была расплакаться. – Его вообще никто не навещал. А теперь появились новые сведения, и… Ой, простите. – Она прижала руку ко рту. – Я же должна молчать. Возможно, полиция ошибается, я только об этом себе и твержу. Я так беспокоюсь за Пьера, а теперь особенно. Это так на него не похоже.
– Но после того, что он сделал…
Люсиль Дракс резко встала и заговорила – с достоинством и яростью. Голос ее дрожал, но был силен, и в нем звенела убежденность.
– Нет, доктор Даннаше, мой сын не покушался на жизнь Луи. Мой сын не способен на такое. Пьер любил Луи сильнее, чем его любила Натали. Уж поверьте мне.
Она задохнулась. Я потянулся через стол и коснулся ее руки. Меня переполняла жалость.
– Пожалуйста, останьтесь, – попросил я и снова указал на кресло. Мне не хотелось с нею спорить. У меня не было сил. – Давайте лучше поговорим о Луи.
Я заварил кофе – меня уже трясло от кофеина, – и мы поболтали ни о чем, чтобы разрядить обстановку, а затем я рассказал о состоянии Луи. Люсиль задавала вопросы коротко и по существу. Я спросил ее о письмах. Она заявила, что совершенно немыслимо подозревать в этом Пьера.
– Совершенно с вами согласен, – сказал я. Мне было стыдно. Надо ей сказать. Но что я мог сказать? Какими словами? Она решит, что я безумец. Так что лучше держать язык за зубами. Скоро она сама обо всем узнает. Эти новые «сведения» могли означать только одно: графологи меня раскусили. Про письма Люсиль Дракс, как и Марсель, сказала, что это очень похоже на Луи. «Просто непостижимо», – вот что сказала Люсиль. Так спародировать стиль ее внука мог лишь человек, который хорошо его знал. Да, продолжила мадам Дракс, Луи писал ей один-два раза в год. Немного эксцентричный мальчик, совершенно уникальный. Очень милый, но трудный ребенок.
– В основном он благодарил за подарки, но не только. Иногда рассказывал про летучих мышей и других зверей, писал про школу, про окружающий мир. Не по годам развитый ребенок, неудивительно, что его никто не понимал. Интересно, каким был его настоящий отец.
