Летят ведьмы в ступах и со швабрами, русалки плещутся под сводами затопленных колоколен, тройки вороных влекут тачанки, поливающие пулемётным огнём… Мир, осенённый татуированным крестом на спине уголовника… А надо всем этим витает Он, вечный шутник, Художник, создавший мир. Меня, Ваню, нефтяную «Венеру»…
Я вижу зал глазами персонажей фильма, вижу фильм глазами зрителей, вижу весь мир глазками камер слежения. Небоскрёбы, синие купола в золотых звёздах, атомные подводные лодки, тучи стрел с горящими смоляными наконечниками… Малахит, дыба, бояре, растерзанные царевичи, космические ракеты. Банные веники сливаются с розгами, хлещущими по кровавым спинам. Пар, валящий из бань, уходит в трубы тепловых станций. Лагеря, леса, дали. Марево над чёрными лесными реками, над болотами, на дне которых лежат сундуки с сокровищами… их пытались вывезти отсюда чужестранцы. Рядом покоятся танки, на которых они приехали. А подле танков, здесь же, на дне болот, – защитники…
Волна аплодисментов вернула меня в реальность.
После того как в зале включился свет, я изо всех сил улыбаюсь и прячу глаза, чтобы скрыть слёзы. Вместе со всеми мы идём в холл, там начинается фуршет.
– Ну как, Вань, понравился мюзикл?
– Очень понравился. Хорошо, когда все танцуют и поют!
Набрав полную тарелку закусок, мы прислонились к колонне и принялись поедать креветки и роллы. Ваня их никогда не пробовал. Мама считала, что, съев хоть кусочек сырой рыбы, обязательно заполучишь шестиметрового глиста. Соня с Машей увидели знакомых и пошли поболтать.
– Мне очень понравились эти круглые штучки, – говорит Ваня про роллы.
– Сейчас принесу ещё. – Оставляю его у колонны.
Закуски закончились, пришлось подождать, пока официанты не принесли новые подносы. Вернувшись к Ване, я обнаружил его в компании трёх подвыпивших мужчин разного возраста. Самому старшему, мрачному типу с бородкой, на вид лет под пятьдесят, средний, очкарик, мой ровесник, а младший, брюнет с азиатскими чертами лица, находится на границе второго и третьего десятка. Подошёл я как раз в тот момент, когда мрачный совал Ване полную рюмку.
– Спасибо, я не пью, – строго отказывается Ваня. – Это карму портит.
– Он не пьёт, у него сердце! – вмешался я, показывая всем видом, что Ваня под моей опекой.
– За Россию можно! После такого фильма! – громко настаивает ровесник-очкарик. Я рассмотрел его: русоволосый интеллигент, скорее всего журналист. Какой-нибудь кинокритик.
– Я с вами за Россию выпью.
Мне наливают.
– Хватит уже за Россию пить, Миша, – перебил интеллигента мрачный тип.
– Вы что, Борис, охуели?! Слава России! – На последних словах интеллигент выбросил вперёд правую руку, продемонстрировав, таким образом, фашистское приветствие.
– Вот блядь! Из-за таких, как вы, тут скоро полный пиздец начнётся! – ругнулся мрачный с бородкой и выпил один. Азиатский юноша выпил молча. Я погладил по плечу испугавшегося ругательств Ваню, дал ему роллы. Фашиствующий интеллигент выпил последним, крякнул и снова выкрикнул: «Слава России!»
– Какая, на хуй, Россия! Тут скоро всё наебнётся! Надо валить! Я не хочу, чтобы ко мне в дверь вломились матросы. Хватит уже! – снова заговорил мрачный, жарко дыша парами дорогой водки.
– Налоги надо платить, чтобы государство сильное было, – как-то обиженно буркнул юный азиат.
– Знаете, Ренат, наши родители с этой страной расплатились на века вперёд!
– Не с «этой» страной, а с «нашей» страной! – неожиданно ощерился азиатский патриот России.
– Я в администрации десять лет проработал. Так что, будьте добры, не лезьте в мои отношения с «вашей» страной! – устало ответил мрачный и снова разлил всем троим.
– А чем это ваши родители расплатились? – поинтересовался интеллигент, подняв запотевшие очки.
– Чем?! Войной!
Мрачный дал рюмку интеллигенту.
– Лагерями!
Рюмку азиату.
– Коллективизацией!
Рюмку взял я.
– Голодом!
Протянул рюмку Ване, но, опомнившись, всучил её проходящему мимо кавказскому франту.
– Крепостным правом! Какие, на хуй, налоги!..
Все выпили.
– Слава России! – снова выкрикнул интеллигент, вскинул правую руку и уронил голову.
Троица существует и вместе, и порознь одновременно. Вроде приятели, а каждый тянет на себя. Как детали в разболтавшемся механизме.
– А вы что скажете? – обратился ко мне мрачный с бородкой.
– Я?.. – Только понадеялся, что допроса не будет…
– Да, вы!..
– Я… э-э-э… – Не люблю все эти пустые разговоры о судьбе родины. – Я как-то принимаю происходящее, мне всё нравится… я, типа, доверяю жизни, что-то типа того…
– Принимает он! Нравится ему! Ха! Дзэндэндизм обречённых! Как можно доверять жизни, когда здесь все такие, как вы! Никто ничего не знает! Никто не думает о будущем! А зачем думать, если всё отнимут?! Нам ничего не удалось изменить! Народу нравится, когда его пиздят! Цари всегда мочили свой народ! Иван Грозный трижды вырезал Новгород! Своих же, русских, резал! Туда даже татары не дошли, а он, сука, добрался!
– Татары в грязи застряли, мне папа рассказывал, – поддакнул Ваня.
На столик, стоящий рядом и уставленный пустыми бокалами и тарелками с недоеденными закусками, вскарабкались игривый мужчина с животиком и раскрасневшаяся Ирина. Неужели её муж снова уснул? Парочка принялась танцевать, крепко прижавшись друг к другу. С каждым их движением на пол что-нибудь падало.
– Посмотрите вокруг! Это же пир во время чумы!
– Слава России! – Интеллигент выбросил руку вперёд.
– Миш, ты уже в одиночку начал? – неожиданно ласково, с улыбкой, спросил интеллигента мрачный.
Юноша-азиат наполнил рюмки. К нам подошёл плотный мужчина в яркой рубашке и с бородой.
– Опять о политике? – брезгливо осведомился он.
– Да, святой отец, о чём же ещё!
– Познакомьтесь, отец Анатолий, наш человек в церкви, – представил новичка мрачный оратор.
– Признайся, что ты католиков больше любишь! – дурным голосом разоблачил отца Анатолия очкарик.
Тот с манерным презрением окинул зал, танцующую на столе ясновидящую Ирину, которой её партнёр что-то шепчет на ухо, и веско произнёс:
– Были б мы католиками, не было бы всего этого бардака.
– Воистину! Мой дилер то же самое говорит! – крикнул очкарик. – С нами выпьешь?
– Миш, ты же знаешь, у меня почки. Да и астролог не рекомендует…
– России нужна твёрдая рука, – произнёс юноша-азиат, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Вот вы, молодой человек, представитель нового поколения, как собираетесь жить на этой проклятой территории? – обратился к нему мрачный.
– Я для того и учусь в школе ФСБ, чтобы как-то здесь жить. В полицейском государстве шанс есть только у силовиков. Больших денег без причастности к спецслужбам не заработаешь, – отчеканил юноша-азиат как по-писаному, будто не бухал всё это время со всеми, а к выступлению готовился.
– То есть вы, молодые, не хотите ничего менять? Будете брать взятки, и так далее?
– Я только большие взятки буду брать. – Парень явно относится к тем, у кого в двадцать составлен чёткий план до восьмидесяти.
Мрачный повёл перед собой рукой на манер провидца:
– Я вижу Кремль и Рублёвку, объятые пламенем! Я не хочу метаться среди обезумевших толп. Я хочу сидеть на собственной вилле в Каннах, есть сыр, запивать вином и смотреть по телевизору, как здесь всё вспыхнет! Мы плывём на «Титанике», пора спускать на воду катер!
– Бесовская страна! – поджал губы отец Анатолий. – Борь, налей.
Выпили. Кто-то тронул меня за локоть. Оборачиваюсь: передо мной Маша с Соней. Под каблуками хрустит битое стекло.
Мрачный оживился:
– Девушки, простите мою навязчивость, у нас спор вышел. Скажите, откуда у России все эти проблемы?
– Какие? – уточнила Соня.
– Ну… эти. – От выпитого мрачный стал утрачивать ораторские качества. Он просто обвёл зал руками.
Из-под ног танцующей на столе парочки с грохотом упало блюдо с объедками. Ваня нервно посмотрел на меня. Я успокоил его жестом.
– Это оттого, что вовремя французам не сдались, – нашлась Маша, опередив Соню.
Такое впечатление, что сегодня все подготовились к политическим дискуссиям. У людей явно наболело. Присутствующие оживились. Даже порядком поддатый очкарик поднял голову и спросил:
– Что вы ска… ска-зали?
– Надо было французам сдаваться в 1812 году. Представляете, что бы тут теперь было? Парки, фуа-гра, Эйфелева башня, Монмартр. Как минимум вы бы имели французские паспорта.
– То есть ты считаешь, что во всём виноват Кутузов? – искренне удивилась Соня.
– Он в том числе, – с жаром ответила Маша.
– Если бы требовалось сдаться вам, я бы сдался, – с галантным нахальством отвесил мрачный.
– Я пленных не беру, – парировала Маша. Я посмотрел на неё новыми глазами. Скулы горят, вся завелась. Даже говорить стала без акцента. – Ладно, не сдались французам, судьба даёт вам второй шанс – немцы. Немцам точно надо было сдаваться. Немцы, конечно, не французы, но порядок бы навели…
