не всех женщин… – промямлил я, осознавая, что оправдываю фашистов.
– Я слышала, что немцы, захватив Чернигов, сразу же открыли бордель. Отец ругался.
Блин, да что за разговор-то такой?!
– Наша партия осуждает такое низменное отношение к женщинам, – дипломатично ответил я, пытаясь пройти в предбанник.
– Это очень правильно! – Параска взяла меня за руку и с жаром продолжила: – Ведь любовь – это высшее чувство, доступное людям.
Девушка подошла ближе, я почувствовал ее дыхание на своих губах. Это она так мне выражает свои… симпатии?
Я положил руку на талию Параски, посмотрел в глаза.
– Вот прямо так высшее?
Дочка лесника вспыхнула, как мак, задышала. Глаза ее подернулись поволокой. И… ничего. Дверь распахнулась, отряхиваясь от снега, внутрь зашел майор.
– Что, командир, попаримся?
Мы отпрянули друг от друга, Параска мгновенно шмыгнула мимо Базанова.
– Что это с ней? Красная как рак.
– Парилась, вестимо дело.
– Тебя не предлагала похлестать веничком? – Майор заулыбался в усы.
– Ваня, я женат!
Совесть проснулась и начала терзать меня. Как там Вера в Москве? Сейчас начнется битва за столицу, город будут еще сильнее бомбить. А я тут с дочками лесников милуюсь…
* * *
Засаду устроили самую бесхитростную. Подпилили парочку деревьев на авангард, еще парочку – на арьергард. Ну, это уже как повезет, кто там знает, как колонна растянется. И сели ждать. Повезло нам по всем пунктам: и с дорогой угадали, и с засадой. Ждали всего часов шесть, не больше. Видать, с утра немчура никак опохмелиться не могла собраться. Это мы с самого рассвета сидели в кустах и мерзли, как цуцики.
Нет, был у нас костерок маленький в овраге. По очереди и ходили туда греться. Но все равно холодно. Будем надеяться, что у фашистов и теплая одежда найдется в нужных количествах, а то бедным партизанам и завернуться не во что, их дожидаясь. Эх, нам бы еще бронетранспортер в помощь, но проклятая жестянка ни в какую не хотела заводиться с утра, и теперь Закуска с помощью кувалды и топора пытался оживить ее.
Ну вот и сигнал, Быков немного ненатурально прокаркал трижды. Кто знает, может, это мне на нервной почве так кажется.
В передовое охранение фашисты послали сани с пулеметом. Наверное, на мотоцикле все же прохладно уже. За санями метрах в двухстах переваливались с боку на бок на колдобинах два «мана», а уж следом за ними перлась вся остальная толпа – в полуторке и на еще трех санях.
Ну, дозор мы пропустили, их там есть кому встретить. А дальше… Все пошло совсем не по плану. Подпиленная сосна рухнула мало того что слишком рано, так еще и не поперек дороги. А перед этим, как сговорившись, кто-то начал стрелять впереди, причем явно слишком рано, и не из пулемета, а из винтовки. Пулемет подключился позже, и не наш. Немцы, не доезжая до упавшей почти вдоль дороги сосны, у которой и была основная засада, быстро высыпали на землю и залегли в оборону. И сделали это намного быстрее, чем наши хлопцы, показывающие выдающуюся скорость только в упражнениях, связанных с немецкими открытками.
Не выдержав, кто-то в замыкающем отряде начал палить в Черниговскую область, наверное, надеясь пробить в воздухе побольше дырок, чтобы противнику нечем дышать было. Может, это и хорошо было, потому что немцы враз развернули туда пулемет и начали поливать кусты. Увлеченные перестрелкой, они не заметили прилетевшей к ним гранаты. А за ней и еще одной.
Какой-то дурдом происходит, я тут уже вроде и не командир, а черт знает кто. Не то что команды отдавать не в состоянии, так я даже не знаю, кто начал бросать гранаты! Если первая упала так себе, только попугать, то вторая заглушила немецкий пулемет. Ненадолго, на минуту всего, но все же. Я стрелял куда-то вместе со всеми, но, похоже, обеспечивал только беспокоящий огонь, чтобы противник голову поменьше поднимал. Вряд ли в кого-то попал, слишком уж удобно для себя они залегли.
– Да что вы там телитесь?! – уже не скрываясь особо, я заорал майору.
Наконец-то и у Базанова через дорогу поменяли позицию и начали поливать залегших фрицев короткими очередями. А то я уже начал думать, что и этот пулемет сегодня взял выходной. И перед нами пока была ничья: у нас было маловато патронов для того, чтобы давить немцев шквальным огнем, а фашистов все же оставалось маловато для атаки.
Внезапно стрельба сзади колонны вдруг усилилась на короткое время, а потом и вовсе умолкла. До нас долетали только какие-то вопли. Что там хоть творится? На рукопашную не очень похоже, там больше молча. Победили и добивают? Кто и кого? Как-то быстро…
К тому же затихла перестрелка впереди, где передовой дозор был. Заглох пулемет, и все тут. Но и винтовочной стрельбы не было больше. Что там творится? Я приготовился поднимать бойцов «в штыковую», но не понадобилось. Со стороны хвоста колонны начали стрелять в правильном направлении – по залегшим немцам. А тут уже, извините, козыри кончились, ребяточки. Кто не сдался, тот погиб. А кто сдался, тот тоже погиб, но чуть позже. Мне пленных за собой таскать не с руки.
Ну вот, поступим, как завещал великий поэт Лермонтов. Нет, не мачта гнется и скрипит, это уже в прошлом. Из другого стиха. Спустя четверть часа бой закончился, оставшиеся немцы были добиты. Тогда считать мы стали раны, товарищей считать. Что-то чует мое сердце: сегодня все получилось вовсе не так красиво, как в предыдущие разы, когда мы немцев чуть не щелбанами били.
– Базанов! – крикнул я в наступившей тишине.
– Я! – крикнул в ответ майор. Мне даже легче стало: живой, значит.
– Проверить поле боя, доложить о потерях!
Пока наши проверяли, что да как, я пошел в сторону передовой засады. Что там случилось хоть? Кто тот рукожоп, у которого пулемет заклинило? Ну, и Аня. Специально же послал туда, где угроза поменьше. А теперь кошки на душе скребутся.
Сани с немцами стояли прямо посередине дороги, чуть свернув в сторону. Подстреленная лошадь хрипела кровавой пеной, завалившись набок и запутавшись в упряжи. Вот она, скорее всего, и решила исход боя, когда упала и начала дергаться. Оба немца лежали тут же, никуда не делись. Один – наповал, второй доходил, истекая кровью. Как до сих пор не умер, неизвестно, так как пуля попала ему в глаз и вышла у виска. Я не стал останавливаться и пошел дальше. Немца штыком упокоил старшина Витя Гаврилов. Ну и правильно, что зря патроны тратить?