Андрей возмущенно выдал километры сравнений и интерпретаций произошедшего, Таня слушала, тревожно на него поглядывая. Нынешняя ситуация явилась закономерным развитием тех инстинктов, которые зашевелились в ней еще год назад, когда она задумалась о создании семьи. Глядя на него, такого злого и взъерошенного, она сказала:
– Не для того ты пришёл сюда, а?
Она попробовала улыбнуться и посмотрела в окно. Ей хотелось высказаться, заявить, что её не устраивает дух временности, витающий в их отношениях, что хочется определенности… но вместо этого она отмерила порцию туманных фраз-метафор, которые таили в себе двоящиеся смыслы, дающие возможность любых толкований. И это высказывание заканчивалось следующей фразой:
– Мы так любили друг друга. Но я не понимаю, что происходит.
На самом деле она понимала. Её любовь к Андрею приобрела характер страстного влечения к официальному оформлению отношений, к совместному воспитанию детей; и это страстное стремление каким-то образом почти очистилось от чувственности. Поэтому ей сравнительно легко удалось перенести тот факт, что и сама осталась без самого сладкого. Она продолжала его любить, он вызывал в ней жгучее желание, она не представляла себе ни с кем наслаждение, кроме как с ним… но мысль о создании семьи давала ей силы противиться ему, а теперь, когда он вышел на кухню весь такой злой, та же мысль укрепляла её нежелание одуматься, вернуться в комнату, чтобы смягчить его законный гнев своей покорностью.
Таня выдала ещё одно объяснение, которое только что придумала.
– Завтра у меня спектакль, мне нужно изобразить страдания, неудовлетворенную страсть. По пьесе я голодная дамочка средних лет. И надо, чтобы это чувствовалось. Если я приду вся такая цветущая и довольная, то не смогу нормально отыграть. Нужно, чтобы всё выглядело по-натуральному, чтобы зрители видели во мне драматическое горение. А для этого надо, чтобы я вжилась в образ неудовлетворенной самки, понимаешь?
Сказала – и потупила взгляд, глядя исподлобья на Андрея, как её сценическая Эмилия, посматривающая в сторону Дездемоны с особой нежностью. Андрей красноречиво посмотрел на свою промежность, зуд в котором мешал ясно думать и с веселой свирепостью спросил:
– Что-то он не понимает, попробуй ещё раз объяснить.
Она скорчила ему озорную гримасу.
– У меня с твоим джонсоном особые отношения, так что ты не вмешивайся.
Андрей не был настроен умиляться, но эта гримаска не оставила его равнодушным. Он едва заметно улыбнулся и стал разглядывать её босые ноги. В контексте произошедших событий он вёл себя безупречно, но в его глазах сверкал шальной огонёк. Таня отлично понимала, что её риторика имеет весьма ограниченную эффективность в плане успокоения возбужденного мужика, такого рода риторику нужно поддержать какими-то действиями… орально, мануально… в общем, контактным способом.
Она взмахнула рукой и произнесла:
– Давай не сегодня… завтра…
Всё ещё любуясь на её ноги, Андрей раздумывал, что тут можно предпринять: «Может, ввести драматический элемент в эту пьесу: схватить этого обольстительного бесёнка в охапку, отнести обратно в комнату, бросить на кровать, взять силой?» Он проанализировал обстановку и пришёл к выводу, что силовые приемы тут не годятся, и если он хочет получить доступ к её телу, то должен засунуть свою дикую необузданную энергию поглубже в задницу и быть вежливым. Она выглядела немного растерянной, но в её облике просматривался светлый энтузиазм, и это внушало надежду.
Он сказал тихо-тихо, мягко-мягко, но при этом смотрел как змея:
– Ну завтра я тебе устрою хардкор.
Глава 42
В этот приезд в Волгоград Андрей принял на работу двоих: Павла Ильича Паперно – по рекомендации Иосифа Григорьевича Давиденко на должность исполнительного директора, и Антонину Мальчинину, предложенную кадровым агентством – на должность главного бухгалтера. Старый седой полковник, побеседовав с этой жирной румяной 40-летней гражданкой, сказал, что это «наш человек, рукопожатный», а главбух «Статуса», просканировав соискательницу, признала её профпригодной.
Павел Ильич Паперно оказался водевильной внешности брюнетом в возрасте 45–50 лет; степенный, обстоятельный, с приятными манерами. Семейный. Иосиф Григорьевич знал его с молодости, вместе проработали всю жизнь. О том, почему такой респектабельный господин в таком возрасте ищет работу, Иосиф Григорьевич сказал так: «Куда скажу, туда и пойдёт. Вот, даю тебе в помощь, потому что вижу – у тебя кадровый голод». На собеседовании, исход которого был предрешен, Паперно так объяснил причину поиска новой работы: трудится сейчас на нефтебазе в должности коммерческого директора, хозяин не может определиться с делегированием полномочий, его приказы часто противоречат друг другу и есть опасения, что на материально ответственное лицо хотят списать убытки. Фамилии не были названы, но Андрей понял, что речь идет за Рустэма Шарифулина, на которого работает сам Иосиф Григорьевич.
На собрании, на котором Андрей вводил в курс дела новых сотрудников, не был приглашен Ярошенко, который самоустранился от тех обязаннстей, которые сейчас вменялись Паперно. Проговорив то, что до этого говорил многим вступающим на должность сотрудникам, Андрей велел в первую очередь лично съездить в налоговую инспекцию Центрального района, где зарегистрирован Экссон, проверить, как обстоят дела с возвратом экспортного НДС и заняться вплотную этим вопросом. Далее – взять за химо Ярошенко, объехать с ним все аптеки, проверить как там обстоят дела и дать полный отчет.
– У нас две организации, два юридических лица, – объяснял Андрей новым сотрудникам.
Вы как главбух и исполнительный директор должны держать эти предприятия в надлежащем порядке, чтобы в ответственный момент у нас не сорвался какой-нибудь крупный тендер или возврат НДС по причине неприятностей с налоговой и прочими фискальными органами.
Обозначив основные моменты, он препоручил Паперно и Мальчинину своему верному помощнику, Ирине Кондуковой, чтобы она детально ввела новичков в курс дела.
Глава 43
Андрею стоило огромных трудов перенести Танин отказ в самый такой момент, когда ни одна девушка в мире, пожалуй, не отказывает. Вытерпев, как она просила, один день, он стал настойчиво требовать вернуться к прежнему. Он не хочет ждать дальше – пускай она объяснится и скажет: или… или… Если у неё появился кто-то другой, пусть признается, и дело с концом. Она страдала не меньше его. Но материнские слова о том, что Андрей не будет достойным отцом для Таниных детей, слишком глубоко запали в душу растерявшейся девушке. Она могла уступить ему, она сама едва сдерживалась, но она давно уже не принимала противозачаточные таблетки, и, конечно, можно было бы предохраниться другим способом, но это не решит главный вопрос: официально оформить отношения с Андреем. Сам он никогда не сделает первый шаг в этом направлении, ему удобнее оставить всё как есть, а вот она уже не может ждать. Или… или… Если он не хочет на ней жениться, она будет искать другого жениха.
И она под разными неловкими предлогами оттягивала интимное свидание, ограничиваясь походами в ресторан и прогулками на свежем воздухе. Андрей не скрывал своего раздражения, и, не ощущая больше её любви, говорил ей грубые слова и неустанно преследовал Таню своей страстью.
И вот потянулись жестокие дни, безрадостные часы. Теперь она не решалась войти с ним под один кров; они ездили на её Пассате по городу, и после долгих скитаний выходили где-нибудь на набережной и угрюмо прогуливались, гонимые волжскими ветрами, словно подхлестываемые дыханием незримого гнева.
Андрей дал себе слово не устраивать Тане допрос насчет Рената. И всё же из поднявшегося в нём недоброго чувства, из понятного любопытства, а также потому, что он её очень любил и не мог сдержаться, во время прогулки по набережной он сказал:
– Ты встречаешься с Ренатом.
Это прозвучало скорее в форме утверждения, чем в форме вопроса. Она молчала, не отрицая ничего. И не оттого, что чувствовала всю бесполезность выкручиваться. Наоборот, она знала, что самый действенный способ в данном случае – отрицать очевидные факты, и что влюбленный мужчина поверит любой грубой лжи. Но она не стала обманывать, сочтя что хватит уже обходить острые углы. Кроме того, она боялась обидеть Рената. Она думала, что отречься от него хотя бы за его спиной – значит причинить ему боль, рассердить, доставить дискомфорт.
Андрей увидел, что она смущена и печальна, и продолжил напор: «Давно это у вас?», «На какой стадии ваши отношения?», и так далее.
– Да ничего у меня с ним не было! – воскликнула она со всей искренностью, на какую только была способна. – Просто ходили-разговаривали…
– И после этих походов-разговоров тебе меня уже не хочется, и ты придумываешь идиотские предлоги, чтобы не заниматься со мной любовью, и… – и Андрей вывалил все свои свои подозрения; все, за исключением совсем уже оскорбительного предположения, что она подхватила венерическое заболевание, проходит курс лечения и стесняется попросить его надеть презерватив, а потому избегает интимных контактов до того, как получит чистые анализы.
