— Сейчас? Уже почти полночь.
— Я знаю.
Удивленный, он осторожно кивнул и сказал:
— Хорошо, Элли. Все, что захочешь.
***
Мэтт припарковал свою машину перед обветшалым домом, обшитым сайдингом. Он выглядел таким же печальным, как и большинство в этом заброшенном квартале. Как обычно, мамин темно-бордовый хэтчбек был припаркован сбоку, половина кузова лежала на высокой траве, а другая половина — на цементной дорожке. Пустые мусорные баки были аккуратно расставлены у стены дома. Над ними с угла дома висели «китайские колокольчики» для определения направления ветра, и сегодня вечером он был очень сильным.
— Ты уверена, что хочешь встретится с ней? — спросил Мэтт.
— Да, — ответила я. — Она слишком долго избегала меня.
— Дом выглядит пустым.
Свет был выключен. Мать уже спала. Но как бы там ни было, это были выходные. Она могла позволить себе встать в полночь, чтобы поприветствовать свою беременную дочь, которую беззаботно выгнала из дома.
— Дай мне минуту, — сказала я Мэтту. Он кивнул, и я вышла. Прошла по дорожке ко входной двери. Я уже настолько была за гранью переживаний, что совсем не нервничала, как могла бы предположить. Вероятно, это было потому, что мне действительно нечего было терять, так что не было никакого смысла даже пытаться.
Я открыла сетчатую дверь и постучала несколько раз как можно громче. В доме не было дверного звонка… во всяком случае, просто не работал. Я знала свою мать. Она спала очень чутко. Ночи, когда я выскальзывала из постели и пыталась улизнуть к Райкеру, никогда не приводили к успеху, хотя она и прекращала попытки, когда я снова и снова бунтовала против нее.
На крыльце зажегся свет, и я отступила назад, чтобы она могла видеть меня в глазок. Я услышала движение по ту сторону двери. Шарканье — отчетливый звук, который слишком хорошо знала, — прижимаясь телом к двери. А потом… Тишина.
Я вздохнула и постучала снова.
— Открой дверь, мама.
Она не открыла.
Я постучала чуть громче.
— Открой дверь, мама! Я тебя слышу. И никуда не уйду, ты же знаешь.
Опять шарканье.
— Ты мне нужна.
Пауза.
Звуки ее отпирания засова и двух других замков были облегчением для ушей. Ручка повернулась, и дверь открылась. Она была ниже меня ростом, в своем обычном розовом цветастом халате и поношенных тапочках. Ее темные волосы были в беспорядке, а глаза прищурены в мою сторону, выделяя морщины сильнее, чем я помнила. Она поджала губы и сверкнула глазами — и, боже, когда мама так делала, эта женщина в мгновение ока могла заставить тебя бежать без оглядки.
— Привет, — слабо сказала я, жалко махнув рукой.
— Что ты здесь делаешь, Эллисон? — возразила она своим скрипучим голосом. — Я же ясно дала понять, что не хочу тебя видеть…
— Если только я не хочу, чтобы меня спасли. Да, знаю, хорошо? Знаю. Ты кричала это десять тысяч раз, когда выбрасывала мои вещи за дверь. Я все помню. — Я не хотела, чтобы это прозвучало так горько, но ничего не поделаешь. Даже не переживала из-за того, что она сделала. Я не была уверена, что не поступила бы так же.
— Я выгнала тебя из-за твоего постоянного неповиновения, — рявкнула она в ответ, делая шаг ко мне. — Ты не уважала себя. Сначала мальчик, который только разрушил твою жизнь и оплодотворил тебя. А теперь, где он? Мальчик, который обещал тебе мир, гниет в тюрьме, не так ли? И что ты делаешь теперь? Говоришь о том, что убьешь дитя Божье — словно я смирюсь с этим! Что в церкви подумают о тебе?
— Если бы они заботились о своем Боге так, как ты говоришь, они бы простили меня, — со злостью ответила я.
Меня уже распирало от гнева! Как это типично для нее — заставить меня чувствовать себя так меньше, чем за минуту.
— Они не осудят, а у тебя это отлично получается.
С нее тоже было достаточно.
— Чего ты хочешь?
Боже. Как я могла просить денег, когда мы только что плюнули друг другу в лицо? Я с трудом сглотнула и заколебалась. Она внимательно наблюдала за мной, скрестив руки на груди в своей властной манере. Пришло время отбросить гордость.
— Извини, — сказала я, глядя на крыльцо. Почти уверена, что это был первый раз в жизни, когда я извинилась перед ней за что-то. — Ты права. Я была дерьмовым ребенком, когда дело касалось Райкера. Я не слушалась тебя из-за него, потому что думала, что вижу в нем что-то, но… ты была права с самого начала.
Она не ответила. Я была уверена, что удивила ее.
— Он… оставил после себя много плохого, и именно из-за этого я здесь. Мне нужна твоя помощь.
— В чем же? — осторожно спросила она.
— Мне нужны деньги…
Она прервала меня резким вздохом. Для меня это прозвучало как шипение.
— О какой сумме идет речь?
— Пять тысяч очень спасут.
— У меня нет даже двух центов, Элли.
— Ну, имею в виду, что все, что угодно, правда, поможет. Я тебе все верну.
Она покачала головой, говоря этим большое жирное «нет».
— У меня ничего нет.
Дерьмо.
Я громко выдохнула и потерла ноющие глаза.
— Хорошо. Ну, можно мне хотя бы стакан воды или еще чего-нибудь? Я очень хочу пить.
Она склонила голову набок и посмотрела на меня так, словно я была самым большим неудобством в ее жизни.
— Ты сейчас это серьезно со мной?
— Да.
Она снова поджала губы, а потом обернулась. Вошла в кухню, и я последовала за ней. Я прижала руку к животу, чувствуя головокружение от перенапряжения. Я не ела весь день. Боль пронзила нижнюю часть спины, и мой растущий живот начал чувствовать себя так, словно я проглотила гигантский шар для боулинга. Я ждала у входа в кухню, пока она наполняла стакан водой из-под крана. Потом мать подошла ко мне и протянула стакан, но вдруг остановилась. Глаза у нее были большие, рот приоткрыт в благоговейном страхе, а взгляд твердо прикован к моей руке, прижатой к животу.
— О, — сказала я, вспоминая, — да, кстати, я не делала аборт. То есть, собиралась рассказать тебе об этом, но ты так и не ответила на звонок, так что…
Я взяла стакан из ее рук и осушила его до последней капли, а она продолжала пялится на меня без какого-либо смущения.
— Какой срок? — она практически выдохнула.
— Четыре месяца.
— О, Боже мой. Где ты остановилась?
— У Хита.
Ее лицо исказилось.
— Хит Лоусон?
— Да.
— Что между тобой и теми парнями Лоусон?
Я задумчиво улыбнулась.
— Хит совсем другой, мам. Он… все для меня сейчас.
Она не ответила. Просто спрятала свои эмоции — в чем всегда была хороша — и кивнула. На этом все и закончилось.
— Ладно, — пробормотала я, — мне пора возвращаться. Спасибо, что открыла дверь и не проигнорировала меня. Кстати, я понимаю, что ты ничем не можешь помочь. Просто подумала, что стоит попробовать. Сейчас все напряжены, так что…
По-прежнему никакого ответа.
— Ладно. Спокойной ночи, мам. — Хотела бы я, чтобы все было по-другому. Чтобы мы были близки. Чтобы смерть отца никогда не испортила тебя, потому что ты была очень хорошей до того, как это произошло.
Эти мысли всегда крутились у меня в голове, но я никогда не осмеливалась их озвучить. Вместо этого я отвернулась и пошла прочь. Ветер трепал мои волосы, пока я шла к машине. Бросив на Мэтта извиняющийся взгляд, я протянула руку и открыла дверь.
Уже собиралась сесть внутрь, как вдруг услышала:
— Элли!
Я оглянулась на дом и увидела, что мама бежит ко мне. В темноте не могла разглядеть ее лица, но видела, что она что-то держит в руке. Она подошла ко мне, повернув голову на мгновение к Мэтту, прежде чем снова посмотреть на меня. Она схватила меня за руку и сунула в ладонь то, что, как я поняла, было конвертом.
— Вот, — сказала она дрожащим голосом, — Это… все мои сбережения. Три тысячи долларов или что-то вроде того.
Мое сердце, должно быть, перестало биться, потому что я не могла вдохнуть.
— Мне жаль, что я не смогла стать такой, какой ты хотела меня видеть, — сказала она, отступая на шаг. — Я не… я никогда не чувствовала себя так хорошо с тех пор… Ты не виновата. И никогда не была.
