Но фотографии сыграли инициирующую роль в поисках А. Елкина. Расследование линии на умышленный подрыв новейшего линейного корабля во время войны с Германией привело А. Елкина к знакомству и совместной работе с писателем А. А. Лукиным, бывшим чекистом, о котором уже упоминалось. Результаты этой работы подробно изложены в книге А. Елкина «Арбатская повесть», кратко же они состоят в следующем.
Арестованный в 1934 г. немецкий агент Верман, руководитель шпионско-диверсионной группы в Николаеве, на следствии показал, что помимо диверсионной деятельности в советское время (конкретные факты не приводятся) в 1916 г. он организовал диверсию на линкоре «Императрица Мария», за что был в 1926 г. награжден Железным Крестом 1 степени.
Немецкие подданные Верманы приехали в Россию в конце XIX в., будущий агент, Виктор Эдуардович Верман родился уже в России в 1884 г., учился в Германии, там же начал военную службу в 1903 г., как подданный Германской империи во время службы был завербован немецкой разведкой и в качестве агента вернулся в Россию в 1905 г. Работая в Николаеве, Верман создал шпионскую группу, в которую входил городской голова Николаева Матвеев, инженеры Линке, Шеффер, Сгибнев и Феоктистов. На загородной даче городского головы находилась радиостанция, с помощью которой передавались оперативные данные о строительстве кораблей на николаевских заводах и добытые сведения о передвижениях боевых кораблей.
Сгибнев был по специальности электротехником, образование он получил в Германии. После вербовки Верман устроил его на судостроительный завод «Руссуд» в 1911 г. ответственным инженером за электропроводку и освещение строящихся кораблей. По словам Сгибнева на следствии, главная цель их группы — недопущение ввода в строй Черноморского флота заложенных в Николаеве новых линейных кораблей, в первую очередь головного из них — «Императрицы Марии». Хотя с началом первой мировой войны Верман, как и другие немцы, был выслан из Николаева, он продолжал руководить подготовкой диверсионного акта. По его указанию диверсию готовили и осуществили Сгибнев и Феоктистов, за выполнение акции им было обещано 80 тыс. рублей золотом в швейцарском банке. Но получить их помешала революция. На допросе Сгибнев рассказал: «Как отвечающий за проводку электросистем я позаботился о том, чтобы в пороховых погребах в необходимую минуту при перенапряжении электросети возникли замыкания. Такие «болевые точки» в погребах были сдублированы. В основном же мы рассчитывали на переданные нам через Вермана специальные механические взрыватели, пронести которые на «Марию» не составило никакого труда ввиду полнейшей безалаберности в ее охране и постоянной возможности нам, как представителям завода, бывать на корабле. Место взрыва — Севастополь — было избрано не случайно: диверсия в самом Николаеве могла бы поставить под удар русской контрразведки нашу организацию…»{174}
Кстати, есть в акте комиссии по взрыву на «Марии» один абзац, который в какой-то степени перекликается с показаниями Сгибнева. В акте говорится: «…Показания мичмана Мечникова, на вахте которого съехали последние четыре мастеровых Путиловского завода, работавшие в бомбовом погребе 1 башни, находятся в противоречии с показаниями нескольких нижних чинов, которые утверждают, что в ночь с 6 на 7 октября после 10 часов вечера они видели двух мастеровых. Установить в точности справедливость этого показания или опровергнуть его не представляется возможным».{175}
К сожалению, в своем тщательнейшем расследовании А. Елкин не связал этот раздел акта с конкретными обстоятельствами подрыва погреба диверсантами, как не привел и динамику действий Сгибнева и Феоктистова при выполнении диверсионного акта. Надо полагать, что в архивах ЧК по делу Вермана должны быть конкретные подробности. Почему не сделал этого А. Елкин, сейчас сказать невозможно, но вот это обстоятельство и оставляет пусть малое, но чувство незавершенности расследования, вызывает определенную долю сомнения. Поэтому-то и названы приведенные ранее выводы А. Елкина о причинах взрыва на «Марии» почти окончательными. Кроме того, закономерен и вопрос, на который ответа тоже нет: почему диверсанты ждали целый год, даже больше, после выхода «Марии» из Николаева, если, по их словам, совершить диверсию не составляло особого труда? Логично было бы осуществить ее вскоре после прихода в Севастополь, не дав линкору целый год участвовать в боевых действиях и даже нанести повреждения одному из немецких крейсеров. Далее, есть ли данные, что Сгибнев и Феоктистов действительно были в Севастополе в составе «гарантийной бригады», как бы назвали сейчас, линкора «Императрица Мария». Как «выдержали» исполнители диверсионной акции много лет в России, зная, что их в Швейцарии ожидает огромная по тем временам сумма в 80 тыс. рублей золотом? Перебраться в Швейцарию в те смутные годы труда не составляло. Почему организатор диверсии Верман награжден только в 1926 г., через десять лет? На пунктуальных немцев это не похоже, тем более, что факт взрыва, конечно, стал известен немецкому командованию в самое кратчайшее время, да и сам Верман в 1918 г. во время оккупации Николаева немцами служил в портовой комендатуре. Наконец, время разоблачения Вермана и проведения следствия — 1933-1934 гг. — в свете, как выражаются юристы, «новых открывшихся обстоятельств» в стиле работы органов ЧК, ставит под сомнение достоверность использованных А. Елкиным архивных документов ЧК.
Словом, не на все возможные вопросы есть ответы, поэтому для любознательного читателя, любителя настоящей и полной исторической истины — обширное поле деятельности.
Какова дальнейшая судьба «Императрицы Марии»?
Правительство России устроило своего рода конкурс проектов по подъему линкора. Участвовали в нем итальянцы и японцы. Правда, осмотрев корабль, итальянцы отказались от участия в конкурсе. А победил в нем проект академика А. Крылова. Суть его сводилась к следующему: заделав пробоины, закачивать корабль воздухом, в перевернутом положении поднять на поверхность, в таком же виде ввести в док, отремонтировать, вывести, на чистой воде перевернуть на прямой киль, снова поставить в док и произвести окончательный ремонт. Так и начали действовать. Уже к концу 1916 г. кормовые отсеки были загерметизированы, корма всплыла на поверхность, но возникла проблема с носовой частью — по мере ее отжатия корабль начал валиться на бок. Потребовалось закачать внутрь корабля около 2000 т песка для остойчивости. В 1917 г. линкор всплыл на поверхность и был отведен ближе к доку и на мелкое место для подготовки к постановке в док. В док линкор был доставлен 21 мая 1919 г., когда в Севастополе была Красная армия, где и оставался до 1923 г. К этому времени доковые подушки (деревянные подставки под корабль — Л. М.) подгнили, подошва дока стала давать трещины, и в интересах сохранения дока линкор вывели из дока и поставили на мель у самого выхода из Севастопольской бухты, где он оставался еще три года. В 1927 г. линкор снова ввели в док и в перевернутом состоянии разобрали на металлолом.{176}
Рассказывая о судьбе «Императрицы Марии»[23], мы как бы заглянули на несколько лет вперед. Между тем, флоту предстояло еще пережить революционные события 1917 г. и гражданскую войну.
Главные беды ожидали Черноморский флот именно в гражданскую войну.
Развитие событий привело в конце концов к Брестскому миру. По условиям мира Крым немецкой оккупации не подлежал. Тем не менее, не считаясь с договором, 18 апреля 1918 г. германские войска вторглись в Крым. Завязалась сложная политическая борьба. Между тем, германские войска вплотную подошли к Севастополю. 29 апреля 14 эсминцев и миноносцев, вспомогательный крейсер, несколько транспортов ушли в Новороссийск. 30 апреля линкоры «Свободная Россия» (бывшая «Екатерина Великая») и «Воля» (бывший «Александр III»), 3 эсминца, подводные лодки и другие корабли двинулись в Новороссийск. Германские оккупанты открыли с высот Северной стороны артиллерийский огонь по уходящим судам. Линкоры и эсминец «Дерзкий» прорвались, эсминец «Гневный» был подбит и выбросился на берег, остальные корабли вернулись в бухту.
В Севастополе остались 6 старых броненосцев, бригада крейсеров, 3 новых эсминца типа «Новик», 9 малых миноносцев, 14 подводных лодок, вспомогательный флот.
В Новороссийске сосредоточилось основное боевое ядро флота: 2 линкора, 10 эсминцев, 7 миноносцев, 10 сторожевых катеров, 30 транспортов. Германское командование, угрожая срывом Брестского мира, потребовало выдачи флота.
В этих условиях было принято трудное решение об уничтожении Черноморского флота. Этому решению подчинилась часть моряков. 18 июня 1918 г. буксиры вывели из Цемесской бухты линкор «Свободная Россия». Над ним был поднят сигнал: «Погибаю, но не сдаюсь». Эсминец «Керчь» приблизился к линкору и выпустил 5 торпед. Прогремели взрывы, и линкор исчез с поверхности воды. Команды выстроенных на внешнем рейде эсминцев и миноносцев «Калиакри», «Гаджибей», «Пронзительный», «Фидониси», «Капитан-лейтенант Баранов», «Лейтенант Шестаков», «Сметливый», «Стремительный», номерной миноносец, несколько транспортов открыли кингстоны и затопили свои корабли. Матросы на берегу, сняв бескозырки, наблюдали за гибелью эскадры. Эскадренный миноносец «Керчь» ушел к Туапсе и передал радиограмму: «Всем. Всем. Всем. Погиб, уничтожив те корабли Черноморского флота, которые предпочли гибель позорной сдаче Германии. Эскадренный миноносец «Керчь»{177}. Эсминец «Громкий» был затоплен командой у берегов Крыма. Первый акт трагедии флота состоялся. Неподчинившаяся приказу Председателя Совнаркома Ленина и председателя ВЦИК Свердлова часть эскадры — линкор «Воля» и несколько миноносцев ушли в Севастополь. Флот, сосредоточившийся в Севастополе, попал под контроль германских оккупантов.
