Секретариат необычных духовных явлений располагался в одном из немногих зданий, сохранившихся около центра еще с тех времен, когда папа не обитал на западе. Двухэтажное каменное здание с подвалом когда-то было военной казармой для двух десятков часовых; стояло оно на засаженном елями акре земли в пятнадцати минутах ходьбы от собора святого Джона-в-изгнании.
Хотя монах и старый воин провели первую ночь, ежась под одеялами на лежанках в подвале Секретариата, на другой же день они вместе с тремя семинаристами — Аберлоттом, Джасисом и Крумли — обосновались в небольшом домике, который Коричневый Пони нашел для них у западной границы города. При первой же встрече он уломал семинаристов тем, что тут же выложил за своих слуг половину арендной платы, пообещал, что они возьмут на себя часть забот по дому и ни в коем случае не будут помыкать юными студентами, один из которых — Джасис — был болен. Аберлотт, коренастый добродушный весельчак родом с северо-запада, сразу же понравился Чернозубу. Крумли был длиннолицым уроженцем Востока. На первый взгляд он казался мрачноватым, но потом выяснилось, что он способен с незаурядным умением парировать хитроумные шуточки Аберлотта. Характер Джасиса в силу его недомогания определить было трудно, но Аберлотт называл его фанатиком учебы, которая должна была дать ему сан; неприязни к нему он не испытывал, хотя парнишка был родом из Ханнеган-сити.
Их дом примыкал к пивоварне, через которую струился ручей, вытекая на свободу за домом. Стекал он со склона холма и летом нес с собой чистую ледниковую воду, а теперь вздулся от влаги тающих снегов. Крыло их здания и остальные строения поблизости были на уровне воды в ручье, и во время сильных дождей он уносил с собой все нечистоты. Чернозуб видел, как дети пили прямо из ручья, и думал, не вода ли является причиной недомогания Джасиса, слыша, как он кряхтит и стонет в туалете. Чернозуб и Вушин, которые делили комнатку в задней части дома, приходили и уходили через черный ход, хотя имели право пользоваться общей кухней и местом для занятий. Все было обговорено. Но до начала работы в Секретариате у новичков было несколько дней познакомиться с городом.
Валана произвела на них впечатление довольно грязного поселения, если не считать некоторых районов, заселенных представителями власти и богатства — дворники тут работали не покладая рук, а вода поступала по акведуку. Валана стремительно разрослась вокруг древней крепости на вершине холма, которая несколько столетий назад служила горцам центром обороны от набегов диких Кочевников. Кроме вознесшейся над городом старинной крепости, что сейчас находилась в пределах Нового Ватикана, на который при полуденном солнце падали тени шпилей и колоколен собора святого Джона-в-изгнании, сам город не был окружен стенами. До того, как сюда перебралось изгнанное папство, город представлял собой что-то вроде скромного королевства, к которому прилегали общины густонаселенного района, где купцы предлагали шахтерам шкуры за серебро, покупали у Кочевников кожи и мясо, а у фермеров кукурузу и пшеницу. Когда сюда из Нового Рима перебрался папа, здесь жили два кузнеца, ювелир по серебру, мастер, ковавший наконечники для стрел, мельник и гончар, три купца, доктор и оружейник. С тех пор количество предприятий тут возросло вчетверо, и в Валане во множестве обитали врачи, законники и банкиры. Валана контролировала полдюжины мэрий в регионе, где обретали приют новые предприятия. Экономика развивалась сама по себе, но с появлением тут главы Церкви бурно пошла в рост. Только одно здание из пяти было возведено до изгнания. Среди них было и здание Секретариата, которое, закрытое стеной елей, почти не было заметно с дороги.
Чернозуб сразу же отправился на работу в Секретариат. Там он заменил добровольца-переводчика, который говорил на языке Кочевников лучше, чем на наречии Скалистых гор, и который, как выяснилось, был христианином из Диких Собак, двоюродным братом Чиира Хонгана; тот был рад освободиться от своих обязанностей и вернуться к своей семье на равнинах. Вместе с уборщиком в агентстве было семнадцать работников, не считая курьеров. Прибывая и убывая, они поддерживали связь между Коричневым Пони и его многочисленными корреспондентами по всему континенту, часть которых были тайными, а часть — официальными. Тут были пять переводчиков-секретарей, включая Чернозуба, три переписчика, три человека в приемной, которые считались еще и охранниками, и еще пятеро других, работавших в части здания, отделенной от всех остальных, куда снаружи можно было попасть лишь через обычно запертые железные ворота, а изнутри — только по коридору, что вел в личный кабинет кардинала. Чернозуб быстро понял, что все задачи Секретариата ясны только кардиналу, а работники в максимальной степени изолированы друг от друга.
От своего предшественника-Кочевника Чернозуб унаследовал кабинетик, примыкавший непосредственно к кабинету Коричневого Пони, потому что прежний обитатель нуждался в более тщательном контроле, чем остальные. Какую бы секретность кардинал ни соблюдал в общении со своими работниками, он был вынужден поддерживать доверительные контакты с монахиней сестрой Юлианой из Государственного Секретариата. Она была приставлена контролировать те «необычные явления», которые могли сказаться на официальных дипломатических отношениях Валанского папства. Похоже, она обладала правом вето и относилась к Чернозубу, да и к Коричневому Пони с неприкрытой подозрительностью, демонстрируя свое превосходство и давая понять, что хозяйка тут она. Тем не менее, по всей видимости, и ей не удавалось выяснить, что происходит в изолированной части здания, куда доступ монахине был запрещен.
Город был запружен кардиналами, которые съезжались на готовящийся конклав. Едва найдя себе квартиру, они тут же меняли красные одеяния на пурпурные или траурные в знак скорби по скончавшемуся папе. Но пурпур был и знаком покаяния, подходящим для Великого поста, который уже приближался. После того как время траура подойдет к концу, этот цвет сменится на шафрановый. И впредь до избрания папы никто не облачится в красные кардинальские цвета.
Одним из первых в город прибыл кардинал из едва ли не самой отдаленной епархии христианского мира. Откровенно говоря, он пересекал море для участия не в этом, а в предыдущем конклаве, который избрал епископа Денверского, ныне покойного. Его звали кардинал Ри, архиепископ Хонга, и он пересек Тихий океан с женой и двумя симпатичными молодыми женщинами, о которых ходили слухи, что они его наложницы. Местное Общество чистоты встретило его с ужасом, но кардинал Хью Чемберлен и бывший государственный секретарь Хилан Блез предупредили полицию, чтобы эта публика оставила в покое странного зарубежного кардинала, о существовании епархии которого никто не догадывался несколько столетий, пока всего тридцать лет назад путешественники случайно не обнаружили христианские общины, расположенные на островах далеко к западу. Папа Линус был так обрадован существованием азиатских христиан, что тут же произвел епископа Ри в кардиналы, даже не позаботясь ознакомиться с традициями этой церкви. Топор тоже был обрадован, услышав о кардинале Ри, — хотя в силу совсем других причин — и тут же договорился о встрече с кем-то из его сотрудников. Вернувшись, он сообщил, что для него не составило никаких трудов общаться с ними на своем родном языке, ибо оба наречия сходны, как два диалекта некоего древнего языка. На него также произвело сильное впечатление современное оружие стражников Ри; когда Топор рассказывал Коричневому Пони об этом оружии, тот как раз собирался нанести визит кардиналу Ри. Он попросил, чтобы это оружие было скрыто из виду, ибо по всеобщему соглашению охрана должна была быть вооружена только кавалерийскими револьверами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
