Радецкий мне в губы. Иногда кажется, что в такие моменты лучше помалкивать, потому что неосторожные слова могут произвести эффект ведра воды, вылитого на голову.
Я замираю мгновенно. Его голос, как кодовое слово открывает доступ к моему сознанию. Я начинаю соображать, ко мне возвращается трезвость мышления и сила воли, и, наконец, высвобождаюсь из его объятий. Только Радецкий не понимает моих действий. Он покорно отступает, но делает попытку обнять, едва ноги встают на пол.
— Нет, не трогай!
На его лице проступает удивление. Он недоумевает?
— Я не знаю, что ты затеял, — говорю я как можно увереннее, хотя на самом деле едва волочу языком, — и какой гениальный план мести созрел в твоей голове, но я не позволю тебе втянуть меня в такие игры!
— Вера, что ты несешь… — Марк качает головой и даже смеется, вновь делает попытку обнять, но я наготове и не позволяю ему затянуть меня в новый водоворот желания. — Вера, прекрати. Нет смысла отрицать произошедшего! — он злится, явно еле сдерживается.
— Я не отрицаю, — уступаю я, — но советую тебе не пытаться использовать то, что произошло против меня! Расскажешь своему другу-имбецилу — и я больно отвечу! — теперь и я начинаю закипать от осознания собственной ошибки. Как вообще я могла поддаться своим желаниям? Один дьявол теперь знает, как воспользуется этой ситуацией Радецкий. Вспоминая его изощренную фантазию в школе, меня начинает накрывать паника.
— Совсем крыша съехала? — взрывается Радецкий, в одно мгновение оказываясь рядом, — хватит этих игр, Вера! Целуешь и уходишь, льнешь и угрожаешь? Довольно! — кричит Марк, крепко удерживая в руках мое лицо и вынуждая смотреть на него.
— Да что тебе от меня надо, Радецкий? — в бешенстве кричу я, что есть сил отталкивая Марка.
— Ты! Мне нужна ты! — орет он в ответ, чем повергает меня в шок, — дура! Не понимаешь или прикидываешься?
— Как можно понять человека с явными симптомами шизофрении? Ты себя услышь! Я тебе нужна? — все еще не верю, что услышала правильно, — Марк, ты столько лет не давал мне жизни! Может я и не специалист в отношениях, но уверена, когда человек нужен, то его не гнобят, а делают для него что-то хорошее!
— Ну не знаю я как это делать! Понимаешь? Ты единственная, кто не восторгался от одного моего взгляда, постоянно воротила нос! Мне это не свойственно! Выражал как мог. И сейчас, едва тебя вижу, хочется ужалить посильнее, чтобы ты внимание обратила, ведь это единственный способ! К тому же я просто не мог признать, что так зависим от какой-то девчонки! Вот и злился на тебя, а сейчас злюсь еще больше!
— За что?
— За твою слепоту! Ты меня в упор не замечаешь, относишься как к пустому месту!
— Потому что ты научил меня быть такой! — черт, как же он не понимает? — Я всегда жду от тебя чего-то плохого и готовлюсь защищаться. Привычка вырабатывается за шестьдесят шесть дней, я жила в напряжении долгих семь лет. Как считаешь, какие чувства я испытываю при виде тебя?
— Да как ты не понимаешь, что я просто люблю тебя! — орет Марк, явно обезумев, ведь в адекватном состоянии он бы никогда не сказал ничего подобного.
— Любишь? — переспрашиваю я, чтобы убедиться, что не послышалось. Марк, как загнанный зверь, мечется взглядом, но понимая, что отступать некуда обреченно кивает.
— Люблю. Засыпаю с твоим именем и просыпаюсь с ним. И каждый день живу с мыслью, что когда-нибудь решусь… Решусь и скажу, и вопреки здравому смыслу услышу, что тоже любишь…
— Марк, это же не мелодрама, — говорю я вкрадчиво, чтобы донести до него абсурдность его же слов, — и не бульварный роман. Это реальная жизнь. В жизни не получится испытывать любовь к тому, кто мучил столько лет.
— Думаешь, я не знаю? Я же не идиот, я все понимаю. Но ничего не могу поделать с собой — люблю и ненавижу за то, что люблю! — упрямо твердит Радецкий.
— Хватит, довольно! Думаешь признался, и я разомлею? Нет, этого не будет, — твердо говорю я, хотя голос норовит сорваться, — я… не испытываю к тебе ничего… — вот сейчас скажу и полегчает, но что же я молчу? Отчего не решаюсь? Скажи же! — кроме ненависти, — произнесла и отвернулась, боясь даже посмотреть в его сторону.
Он молчит, а я боюсь повернуться. Ничего не слышу из-за шума стремительного потока крови в ушах и не чувствую его приближения. Из-за этого не успеваю среагировать, отойти, отскочить, когда Марк обнимает меня со спины, утыкается губами в шею и жадно всасывает кожу, от чего подгибаются колени и сердце заводится в бешенном ритме. Марк прижимает меня к себе теснее, его губы движутся вниз и переходят на плечо, оголившееся легким движением его пальцев, которое я тоже позволила. Позволила его ладони проникнуть в вырез джемпера и коснуться груди, позволила себе млеть от этой ласки.
— Может ты меня и не любишь, — доносится до меня горячий шепот, — но точно хочешь. Как бы не отрицала.
Он говорит, а я не понимаю, будто слышу иностранную речь. Марк каким-то чудом, иначе я и не могу объяснить легкость его действий, разворачивает меня к себе лицом и сразу же прижимает спиной к стене. Его губы накрывают мои, а я не протестую. Руки блуждают по телу, а я испытываю удовольствие от тех ожогов, которые они оставляют. Он целует глубоко, кажется, хочет поглотить, подчинить, но я уже сдалась, иначе бы давно залепила по его наглой самодовольной физиономии.
Где-то в отдалении я слышу голос разума, который твердит «остановись», но его топят волны блаженства, нагоняемые горячими прикосновениями и сладостными поцелуями. «Остановись, остановись…»
— Остановись! — вторю я, и Марк замирает.
Его зрачки расширились настолько, что я не вижу цвета глаз. Марк смотрит хищно, плотоядно, как тигр на свою добычу, гипнотизирует и готовится вцепиться.
— Я не хочу…
— Не хочешь? Ты отвечала мне, — припечатывает Марк, — твое тело отвечало мне. Чтобы ты ни сказала, это не будет красноречивее языка твоего тела.
— Марк, этот разговор себя исчерпал…
— Даже не начинай! — перебивает меня Радецкий бесцеремонно, — не уподобляйся игре актеров в дешевых сериалах. Я устал от этой глупой игры в ненависть, я не хочу больше ненавидеть! Мы решим все здесь и сейчас!
— И чего же, позволь узнать, ты от меня ждешь? Что мне сказать? Что я все забуду и теперь мы счастливая влюбленная пара? Даже если я… — сбиваюсь на мгновенье, пытаясь подобрать правильное слово к сложившейся ситуации, но как на зло, это слово никак не приходит на ум и молчание
