Хуншуйхэ прорвала плотины и затопила равнину. Гигантская волна, пенясь и ревя, поднималась с юга, опрокидывая деревья, тростник, кусты, наступая с неумолимой быстротой.
Вода подходила все ближе и ближе и наконец со страшной силой ударилась о гору и хлынула в пещеру, где поглотила людей и животных.
XVII. Двое суток под водой
Напор воды был действительно ужасен. Несчастные искатели священного меча, опрокинутые первой же волной, избитые и исцарапанные о сталактиты, в изорванной одежде, все в крови, барахтались в массе все прибывавшей воды, стараясь выплыть наверх, что и удалось им наконец после долгих усилий.
Огонь потух, поэтому приходилось ориентироваться в потемках, отыскивая более или менее надежное убежище, хотя бы на первое время.
Первой мыслью капитана было направиться к галерее, чтобы оттуда пробраться к выходу, но вскоре пришлось убедиться, что и там путь к спасению был уже отрезан. Это открытие его испугало.
— Мы в могиле, — прошептал он.
Ухватившись за один из сталактитов, которых здесь было такое множество, он стал звать своих товарищей, растерявшихся еще больше него.
— Эй! Джеймс, Мин Си, Казимир! — кричал капитан. — Где вы?
— Джорджио! — откликнулся американец. — Где мы? Я ничего не вижу и весь разбит.
— Найдите себе точку опоры, друзья, и говорите тише. Эхо здесь так сильно, что невозможно расслышать друг друга. Джеймс, знаете ли вы, где мы находимся?
— Конечно, нет. Да едва ли и возможно это определить. А вы где?
— Если я не ошибаюсь, я нахожусь над галереей.
— Что? Над галереей, сказали вы? Где она находится?
— Подо мной по крайней мере футов десять глубины.
— Десять футов! — с ужасом воскликнул американец.
— Разве вас страшат десять футов воды?
— Не это меня путает, но я думаю, что если у нас столько воды над галереей, то под ней ее гораздо больше.
— Все равно. Ну, друзья, ищите один из тех белых утесов, которые, по моему мнению, не должны были полностью скрыться под водой. Если я правильно помню, среди грота возвышался один из них, довольно высокий и очень широкий.
— Но я совсем заблудился, — воскликнул поляк.
— И я тоже, мой мальчик, — отозвался американец. — Имей я кошачьи глаза…
— Придется постараться обойтись без них, — сказал капитан. — Ну, теперь плывите, пока я буду свистеть, чтобы направлять вас.
Капитан стал свистеть, а другие, освободившись от тяготивших их сапог, которые после многих ныряний им удалось подвесить к поясу, начали плыть, ударяясь о сталактиты и сталагмиты.
— Я ободрал себе нос о колонну! — объявил американец после нескольких взмахов руками. — Черт бы их взял! Где же я? Я больше не двинусь с места.
— Клянусь пушкой! — заревел поляк, который чуть было не сел на очень острый сталагмит. — Я чуть было не посадил сам себя на кол, как это проделывают в Турции… Ой!.. Ой!..
— Смелее, друзья! — ободрял капитан.
— Хорошо вам говорить — смелее! — отвечал американец. — Мне кажется, что я совсем выбился из сил.
— Тише, Джеймс, или я больше не скажу ни слова.
Мало-помалу воцарилось молчание, и после тысячи кругов и полукругов между сталактитами, колоннами и утесами поляку, американцу и Мин Си удалось присоединиться к капитану, который все еще держался над галереей.
Когда все наконец собрались, начались поиски утеса, который должен был находиться где-то в центре пещеры. Капитан некоторое время продвигался вдоль стен, а потом направился на середину, где стукнулся носом о что-то твердое и тут же понял, что это и было то убежище, о котором они мечтали. Помогая друг другу, четверо пловцов достигли вершины утеса, почти на два метра выступавшей над водой.
— Ах! — воскликнул американец, вдыхая полной грудью. — Я уже начал терять силы!
— А вы думаете, что мне было лучше, чем вам? — сказал поляк, стряхивая воду со спины. — Я плыл, как корабль, лишенный мачт, ударяясь о тысячи утесов. Я ободрал себе всю кожу об эти утесы.
— Мы больше не будем царапаться, мой мальчик. Мы мило устроимся на этом утесе и будем есть и спать, ни о чем не беспокоясь. Если бы у меня каждый день был обед, бочонок виски и лампа, я бы навсегда поселился в этом гроте и основал бы здесь…
— Американскую колонию, — поспешил вставить поляк, покатываясь со смеху.
— Да, насмешник.
— Оставим шутки и будем лучше думать о том, как бы отсюда выбраться, — сказал капитан. — Наше положение далеко не из завидных; если вода будет прибывать, я не знаю, чем все это кончится.
— У меня созрел целый план, с помощью которого мы отсюда выйдем, и притом очень скоро, — объявил американец.
— Какой?
— Надо пробуравить стены.
— План чисто американский, Джеймс, но, к сожалению, в настоящую минуту совершенно невыполнимый. Я бы хотел видеть, как это вы пробуравите своим ножом десять, двадцать, а может быть, сто метров утеса.
— Самое лучшее, что мы можем сделать, — это спать в ожидании, пока спадет вода, — сказал китаец. — Мы не можем выбраться отсюда до тех пор, пока галерея заперта.
— И сколько дней мы должны этого ждать? — спросил Корсан.
— Может быть два, три, пять, а может быть, и все восемь дней.
— Восемь дней! Ну, тогда я закрываю глаза и сплю.
— А если вода поднимется еще выше? — спросил Казимир.
— Тогда мы расстанемся с этой жизнью и заснем уже вечным сном. Итак, в постель, господа! О! По крайней мере нам не надо тушить огня.
Американец, капитан, Казимир и Мин Си примостились в углублениях, которые как будто именно для них и были сделаны, и постарались заснуть.
Не прошло и шести часов, как капитан проснулся. Он ощущал необъяснимое недомогание, зевал так, что рисковал вывихнуть челюсти; пульс замедлился, взор туманился; чувствовались тяжесть во всем теле и легкое головокружение.
— Что бы это значило? — спросил он сам себя, проводя рукой по лбу, покрытому потом. — Я словно заболел. Что со мной?
Он выполз из своего угла и протянул руки налево, где слышалось тяжелое дыхание товарища.
— Что с вами? — спросил он, тряся кого-то.
— Это вы, Джорджио? — отвечал американец.
— Да, мой друг. Отчего вы так хрипите?
— Отчего?.. Я не знаю, что со мной, но мне точно нездоровится. Такое ощущение, будто у меня на животе лежит стопудовый камень. А вы ничего не чувствуете?
— Да, Джеймс, у меня головокружение и общее недомогание.
— Чему вы это приписываете?
— Не знаю.
Казимир и китаец, услышав разговор двоих друзей, тоже поднялись. Они также плохо себя чувствовали, и им было тяжело дышать.
— Мин Си, — спросил капитан, — может быть, воды Хуншуйхэ чем-нибудь заражены?
— Нет, — отвечал китаец, — все их пьют и находят прекрасными.
