Голова снова начала болеть – то ли от размышлений, то ли от жары и усталости. Графиня де Бриан ушла в приготовленные для нее комнаты, и через некоторое время Сезар, извинившись, также отправился наверх. В его спальне было пусто, Филипп где-то шатался; наверняка занят выуживанием сведений из слуг. Виконт снял сюртук и сапоги, развязал платок, внезапно сильно сдавивший шею, и лег на кровать. В висках стучали молоточки, снова приплыл радужный туман, возвратилась боль под ребрами. Кажется, вчера ночью виконт при падении ударился сильнее, чем предполагал ранее.
Сон все исправит. Сезар погрузился в зыбкое забытье.
Глава 15
Тайны старого дома
Когда он проснулся, был уже тот предвечерний час, что наполнен предчувствием наступления ночи; занавески на окнах оказались задернуты – значит, приходил Филипп, но не стал тревожить хозяина. Сон не освежил Сезара, наоборот, принес смутное чувство тревоги. Такие сны посещали его последние два года – в те часы, которые удавалось урвать в череде дней, чтобы просто поспать. Усталость была столь велика, что сон не приносил отдыха. Являлись смутные видения, тени дневных дел, вопросы, так и оставшиеся без необходимых ответов.
Виконт поднялся, сунул ноги в домашние туфли, подошел к окну и отодвинул плотную занавеску, чтобы выглянуть наружу. Солнце садилось, и ставший уже привычным пейзаж играл всеми мыслимыми теплыми красками – от нежно-желтого до ярко-алого на подбрюшьях высоких облаков. Казалось бы, ничего особенного: море, небо, скалы. Как великий художник, природа умеет и с небольшими средствами достигать невероятных эффектов. Она никогда не заблуждается. Природе ненавистна любая подделка, и всего лучше бывает то, что не искажено ни наукой, ни искусством. Много в природе дивных сил, но сильней человека нет. Человек касается ее и видоизменяет, гармонирует с нею, вступает в разговор; человек и природа дополняют друг друга. И сейчас, глядя на море, Сезар испытывал нужное его душе умиротворение.
«Хорошо, – подумал он, следя за полетом чаек, одна за другой опускавшихся на скалы – к своим гнездам. – Я дам себе еще несколько дней. Ивейн здесь, а значит, торопиться в Париж более нет смысла. Если несколько дней в Мьель-де-Брюйере не принесут мне разгадки или же если разгадкой окажется безумие Гийома де Греара, я позабочусь, чтобы этим делом занялись юристы, а сам забуду о нем. У каждого есть грехи, и, может статься, у меня их не меньше, чем у Мишеля де Греара, а вероятно, и больше – ведь я старше. Оставлю эту семью с ее тайнами и увезу Ивейн обратно в Париж, где по всем правилам сделаю ей предложение. Пожалуй, нужно будет устроить прием по этому поводу».
И виконт занялся размышлениями о том самом планируемом приеме, размышлениями приятными и освежающими разум, так как придумывание подобных вещей всегда радостно и полно предвкушения.
Через некоторое время появился Филипп, хмурый и озадаченный.
– Капитан, когда я пришел, вы спали. Нужно ли вам что-нибудь сейчас?
– Я переоденусь к ужину, подготовь синий костюм. Тебе удалось что-то узнать?
Гальенн пожал плечами.
– Знаете, все это очень странно.
– Что именно?
– Несмотря на то что я приложил все усилия, чтобы стать своим, меня опасаются. Конечно, я служу тирану и самодуру, однако, мнится мне, дело вовсе не в этом. Слуги боятся дворецкого – и что он услышит, как они разговаривают со мной. А потому узнал я немного. Но есть кое-что…
– Я тебя слушаю.
Скрестив руки на груди, виконт прислонился плечом к камину, тем временем Филипп открывал сундук и рассказывал.
– Вы просили узнать о хозяевах. Ну, покойного старика тут все боготворили. Он их в кулаке держал, как лучшие наши сержанты, а слуги любят, когда командуют умно и с уважением. Покойный таким и был, и что я о нем ни слышу, то говорят с почтением, а иногда и с восторгом. Молодой хозяин – темная лошадка, если вы понимаете, что я хочу сказать. Его побаиваются, но по каким причинам, мне неведомо. У всех будто дар речи пропадает, стоит об этом спросить. – Филипп перевел дух и продолжил: – Однако есть человек, который внушает слугам ужас, – управляющий, господин Симонен. Чем он так уж страшен, я не узнал, но и мне он не нравится, ох, не нравится, капитан! Порочный человек.
– С чего ты такой вывод сделал?
– Это не я. Младший кучер так о нем сказал. Не сказал – буркнул, я еле разобрал, что он там бормочет. И тут же от своих слов открестился, что наводит на определенные мысли.
– Ты прав, – кивнул виконт, – и еще на какие! Да, управляющего я оставил вне подозрений, и совершенно зря. Ведь неизвестно, кто этот человек и откуда он взялся. Слуги ничего не говорят об этом?
– Мне известно лишь, что дворецкий служит в поместье не так давно, а об остальном не рассказывают. И если о хозяевах говорят с уважением, то о нем – со страхом и так мало, что и понять нельзя, какой он человек.
– Любопытно. Спасибо, Филипп. Продолжай все делать, как мы условились, и особое внимание обрати теперь на господина управляющего… Что, ужин уже подают?
– Потому я и пришел, капитан, – узнать, спуститесь ли вы.
– Обязательно. Да не мучай ты этот жилет, он и так в прекрасном состоянии!..
В столовой, к удивлению Сезара, он нашел только графиню де Бриан и мадемуазель де Греар, мужчины отсутствовали.
– Арман уговорил Мишеля прокатиться в город, – сказала, улыбаясь, Сабрина. – Отправятся в театр или в клуб, или на музыкальный вечер.
– Отчего же вы с ними не поехали? – осведомился виконт, усаживаясь за стол.
– Я говорила, что не выезжаю. Все эти развлечения… пока они кажутся мне пустыми и ненужными.
Девушка грустно смотрела куда-то мимо Сезара, словно наблюдая за пляской призраков. Возможно, она и видела сейчас призрака – отца, которого так любила. Или говорит, что любила. «Еще немного – и я стану скрытым сумасшедшим, не хуже Гийома де Греара».
– Вас никто не заставляет покидать поместье, – сказала Ивейн мягче, чем Сезар от нее ожидал. Он вопросительно приподнял бровь, и графиня ответила легким, почти незаметным пожатием плеч. Что-то узнала? Решила, что Сабрина ни при чем?
Хорошо, что утренняя сцена с несостоявшимся поцелуем вроде бы осталась в прошлом…
– Я люблю этот дом, – произнесла мадемуазель де Греар с той особенной нежностью, которая отличает настоящую влюбленность в места и вещи от желания показаться вежливым. – Я живу здесь, сколько себя помню, и он всегда был добр ко мне. Здесь я нахожу покой и умиротворение, и здесь всегда есть чем заняться. Я люблю работать в саду, хотя Мишель и говорит, что подрезать розовые кусты и копаться в земле – не моя задача. Но мне это нравится.
– В прибрежных краях все одержимы морем, – заметила Ивейн, насаживая на вилку маринованную оливку. – И вы тоже? У вас есть корабли?
