если бы она хотела. Лишь бы не видеть никого другого вокруг Тины. Чтобы все другие, все сколько там миллиардов человек провалились, оставив нас наедине.
Меня остро, до боли в мышцах скручивало от мысли, что в сложной ситуации, она вспоминала какого-то Гринберга. Рассчитывала на его помощь, ждала чего-то. Зря ждала, не поможет он. А я бы мог, вот только ей это было не нужно
Лера незаметно подошла сзади и положила руки на мои плечи, пытаясь хоть на пару градусов остудить накаленную в кабинете атмосферу. Чуда не случилось. Во взгляде все так же тлели угли, и хотелось крушить все вокруг. Вот только повод изменился.
Тина юркнула в дверь и сбежала по лестнице, оставляя за собой след едва сдерживаемых рыданий. Без нее стало, наконец, тихо. И пусто. И отчего-то хотелось извиниться, смутно понимая за что. Лера нагнулась ниже, обвила мою шею двумя руками, полностью окутывая меня своей неуместной любовью. Я отстранился, давая понять, что ее присутствие здесь лишнее. По крайней мере, сейчас.
— Мы что-нибудь придумаем, Андрей. Я могу подключить все свое обаяние и уладить конфликт с Руденко.
— Серьезно? Станешь лизать его мохнатые яйца? А что, я не против, можешь начинать прямо сейчас? Ну?! Мне позвонить ему или сама сориентируешься?! — Не знаю почему, но я кричал. Не на нее, разумеется, просто пытался отыграться перед кем-то за сегодняшний провал.
Она лишь закатила глаза и, задрав юбку чуть выше, прижалась ко мне:
— Не ревнуй, это все такие глупости.
Ее прикосновения отрезвили. Я закрыл рот и с удивлением посмотрел в лицо своей любовницы, стараясь припомнить, в каком слове или жесте, она могла углядеть ревность. Может под ней имелась ввиду «жалость»?! Именно это чувство вызывали во мне ее потуги обратить на себя внимание.
— Не буду, — я на полном серьезе кивнул.
Сарказм не был засчитан. Лера поправила упавшую на лоб прядь волос и, облизнув губы, покинула все еще накаленное пространство, призывно покачивая задницей. То влево. То вправо. И снова влево. Как гигантская неуклюжая баржа, которую шатает на волнах.
Фирменный спектакль в ее исполнении. Ты наверняка видела подобный типаж в фильмах, Барбара. Их сотни, они никогда не становятся главными героинями, занимая эфир до появления той одной. И тогда я не знал, что она уже появилась. И конечно, не догадывался, сколько боли она мне принесет.
Виктор чуть помедлил, собрал разбросанные мною же бумаги, и повернулся. Он беззвучно шевелил губами, будто тренировался сказать что-то важное и, наконец, выпалил на одной ноте:
— Не могла Тина забыть такую важную информацию. Не похоже это на нее.
— О, кажется, у моей секретарши появилась фея-крёстная. Работаешь на добровольных началах или же берешь с нее плату?
— Да нет же, — он закашлялся и подавился, — просто… Это же Тина, она ведь не могла…
— Просто иди и не забивай себе голову МОЕЙ работой, Вить. Ты здесь для того, чтобы считать. Я — управлять и делать выводы.
— Конечно. — Он быстро сник, и его шаги скоро перестали отзываться эхом в коридоре. Кабинет опустел.
Что ж, Барбара, он оказался прав, и Тина действительно не сделала ничего плохого. Мне понадобилось несколько дней, чтобы решиться наконец проверить свои подозрения. Распечатки звонков и камера видеонаблюдения прояснили и без того прозрачную картину. Женская ревность никогда не несла за собой хоть что-то созидательное.
Я ничего не сказал Лере, пытаясь избежать нежеланного разговора, вопросов с моей стороны или признаний с ее. Дома мать научила меня обходить острые темы, скрывать их под маской благополучия и всегда делать вид, что все хорошо.
Я не извинился перед Тиной. Все тот же дом и те же правила, придуманные уже отцом. Воронцовы не извиняются, Барбара. Им не за что просить прощения, они почти что Боги.
Такой вот генетический компот. А я потерялся где-то между ними, собрав в себе все плохое и малые крупицы хорошего.
В тот день я работал до последнего. И часа и человека. Короткими всполохами по сонному телу моего офиса пронеслись удары света. В кабинетах становилось тихо и темно, сотрудники торопливо покидали работу, чтобы уже через секунду унестись к своим семьям, друзьям, делам. Мне же было необходимо побыть одному.
Первым сдался Виктор. Заглянув в проем, спросил, скоро ли я. Пришлось отправить зятя домой — все лишь бы не видеть его докучливое лицо. Я до секунды знал, что будет дальше: он заедет во флористический магазин, купит два букета цветов, для моей сестры и мамы и отправится в наш летний дом. Выслушивать их восторги. И никто, никто из всех троих не задумается, на чьи деньги, и чьими стараниями эти клумбы появились на столе. Как же это надоело.
Через час в дверь аккуратно постучала Лера. Тот же ответ, что и раньше — сегодня я никуда не тороплюсь.
Ближе к десяти я услышал, как собралась и, сказав пару добрых слов уборщице, сбежала Тина.
И только тогда поднялся с выдохнул. Посмотрел на немолодую женщину, что мыла полы в коридоре и подумал, сможет ли она стереть следы самоедства и комплексы, которые пропитали стены моего кабинета. Спустился на этаж ниже и скорее по привычке толкнул знакомую дверь, чтобы оказаться в Гринберговом царстве, таком же кичливом, как и сам Макс.
— Не спится, старичок? — Он оторвал взгляд от ноутбука и устало улыбнулся.
— Я увидел, что горит свет.
— Ага. А еще раздаются дивные звуки ситар, запахи росы и неги, радуга отражается в каждом окне, а по паркету прыгают озорные Гандхавры с дуделками наперевес. Добро пожаловать в Страну Томных Услад.
— Или в реабилитационный центр «Протяни Руку». Мы справимся с вашей зависимостью, Гринберг. — Я сел на диван в углу кабинета и расслабленно вытянул ноги. И да, тут и впрямь было уютнее, чем у меня. — Хорошо быть тобой, Макс.
— В смысле?
— Не знаю. Хотя нет, знаю, все тебя любят, ты душка.
— А ты мрачный тип. Разве не это круче? В Гарри Поттере все сохли по Малфою, и никак не по Рону.
— Потому что у Малфоя, как и у
