Из-под головы Кудимова расползались в стороны ручейки крови.
Кодир по-деловому быстро взял горячий пистолет левой рукой, переложил в правую и из-под руки выстрелил себе за спину. Пуля, попавшая Возеху в левое подреберье, выбросила его в коридор. Боевик ударился о стену и свалился на пол, заместитель министра мгновенно развернулся и произвел еще один выстрел, снова попав в грудь.
Тело вздрогнуло.
Худайбердыев смотрел на своего друга широко раскрыв глаза. Кодир Савдо с белыми от ненависти зрачками разрядил ему в грудь остаток обоймы.
— Тварь! — это была эпитафия бывшему другу и руководителю, которому он верил как себе все последние годы.
— Зря, — услышал он за спиной. — Надо контрольный выстрел делать в голову и не забывать о бронежилетах. У меня теперь две недели синяки не сойдут...
Возех в разорванной выстрелами рубахе стоял в коридоре и целился Кодиру в лоб.
Уходя из-под выстрела, Кодир моментально отшатнулся в сторону, в другую и бросился в окно, укрыв локтями голову. Прозвучало два выстрела, звон стекла, тяжелое в утренней тишине падение тела на сухую землю...
Возех вложил второй пистолет в руку Худайбердыева, поднял с пола две лишние гильзы, пули от которых застряли в его бронежилете. Теперь все в порядке: в руке замминистра внутренних дел остался пистолет, из которого убит его сотрудник Мирзо Кудимов и соратник по партии Довлат Худайбердыев. В свою очередь Худайбердыев держит оружие, выстрелы из которого выбросили Кодира Савдо из окна.
Ничего удивительного — кинжальная перестрелка.
Возех спустился по лестнице, вышел налево из подъезда и пошел под окнами. Минуя тело бывшего замминистра, он убедился, что обе пули попали в цель. Его беспокоило только то, что его джип был слишком заметной машиной в полумиллионном городе Душанбе. Но господин Бен Ладен наказал ему действовать без оглядки...
Глава седьмая. Работа над ошибками
Джон Зелински считал себя британцем во втором поколении, его родители были поляками из Львова, которых их родители вывозили в Англию сразу после войны с Советами. Он с детства говорил по-польски и с интересом отнесся к перспективе поработать в Восточной Европе, почти на родине. С не меньшим интересом он согласился сотрудничать с разведкой, как требовала его горячая, склонная к авантюрам кровь.
И вот он уже полгода топчет азиатскую пыль на этой окраине мира в Таджикистане, выполняя нудные обязанности наблюдателя ООН и бессмысленные задания резидента МИ-6 в этом невозможном Душанбе. Они с Нейлом Янгом сразу невзлюбили друг друга, а потому от скуки и неуюта отравляли друг другу жизнь, как могли. Нейл Янг, как резидент, к сожалению, мог больше.
Сегодня Джон осматривал вместе с правительственной комиссией местный госпиталь, радуясь двум вещам: во-первых, собственному отличному здоровью, во-вторых, английскому гражданству, — потому что эти две вещи надежно ограждали его от необходимости подвергаться лечению в столь ужасающем месте.
Зелински не понимал, как можно держать больных людей в такой духоте, вони и грязи. Тем более что лекарств все равно нет, даже бинты персонал вынужден стирать и стерилизовать заново. Как можно выжить в таких условиях, он отказывался понимать. Тут и здоровый долго не протянет...
Выйдя покурить за компанию с молоденькой докторшей в уютную зеленую беседку во дворе госпиталя, он все это высказал ей на ломаном русском. Если учесть, что круглолицая девушка была из таджикской семьи и русский не был ее родным языком, то разговор их волей-неволей напоминал о вавилонском столпотворении. Однако девушка была миловидной. Девушка возмущалась не меньше ооновца:
— Я в Петербурге училась. Там клиники не чета этой. А здесь просто прошлый век.
Мы без вашей помощи вообще бы пропали.
— Мы понимаем, — важно говорил Джон, как будто именно он распределял гуманитарную помощь.
— Но вы не подумайте. У нас хирурги есть такие, что и в Америке не помогут, а наши справятся. Вы бы видели, какое ранение недавно оперировали, я ассистировала доктору Головко. Весь затылок, — она повернулась спиной и показала на своем симпатичном девичьем затылке, какая страшная была рана, — весь был разворочен огнестрельным ранением. А доктор Головко стал оперировать все равно, потому что сердце еще билось.
Джон с показным удивлением качал головой, любуясь девушкой. Она краснела, догадываясь об этом, и продолжала с еще большим воодушевлением:
— Никто не верил, что Кудимов выживет, а он выжил. Да! Может быть, уже скоро в себя придет. За ним день и ночь смотрят, и охранник в палате.
— Зачем? — удивился Джон Зелински.
— Ну понимаете, в него же стреляли. Бандиты убить хотели. А если они узнают, что он жив, то могут прийти и добить.
— Что ж вы мне выдаете тайну?
— Вам можно. Вы же англичанин и с нашими бандитами лаваш есть не сядете.
— Давайте посмотрим на этого больного, вдруг ему станет лучше. Откроет глаза, а перед ним девушка.
Логики в этих словах не было ни малейшей, но девушку интересовал высокий и красивый англичанин с белоснежными, как на плакате, зубами, поэтому Джон мог говорить все, что взбредет на ум.
— Нет, охранник не пустит. К нему только доктора пускают и медсестру, и министр приезжал смотреть.
— Тогда давайте хоть в окно на него взглянем.
— Ну, давайте.
Девушка повела его к дальнему концу крыла и показала на окно.
— Вот это должно быть. Подсадите меня, я загляну.
Джон с удовольствием обхватил ее бока и поднял вверх. Девушка запищала, но вырваться слишком не торопилась.
— Да, — сказала она. — Больной там.
* * *
Ночью Джон убедился, что больной Мирзо Кудимов лежит под капельницей, освещенный настольной лампой. На второй кровати прилег охранник в форме.
Джон Зелински вынул из кармана небольшой прямоугольник из пластмассы с проводком и прикрепил его с краю на стекло. Проводок шел к миниатюрному передатчику, который совершенно скрылся в щели под подоконником. Джон вынул из кармана баллончик с краской, которую примерно подобрал по цвету к охре, покрывавшей раму больничного окна, и прыснул в угол, где был резонатор, что совершенно скрыло и его, и тонкий проводок.
Джон вернулся в автомобиль и включил приемник: в салоне машины отчетливо раздалось храпение охранника, тихое затрудненное дыхание раненого и даже звук капель в сосуде на подставке.
Зелински не был посвящен в большие шпионские тайны, но, безусловно, знал про убийство двух замминистров и офицера Мирзо Кудимова. Резидент потерял покой и сон из-за этих происшествий и гонял Зелински, как мальчишку.
На третий день Зелински все-таки дождался своего часа: Мирзо начал бредить, а потом заговорил.
Министр внутренних дел примчался, не дождавшись утра, и немедленно выгнал всех из палаты.
— Мирзо, — ласково позвал он.
В машине Джона Зелински начала мотаться лента магнитофона.
— Мирзо, ты слышишь, что я говорю?
— Да, — послышался слабый голос.
— Ты узнаешь меня?
— Да, господин министр.
— Вот и хорошо. Тебе стало лучше, ты пришел в себя. Теперь я хочу совсем немного поговорить с тобой, чтобы не утомить.
Молчание.
— Ты знаешь, кто в тебя стрелял?
— Я выживу? — спросил больной. Министр понял, что с больным надо говорить немного серьезней, это все-таки не ребенок.
— Не знаю, но, по-моему, ты уже выжил.
— Меня добьют.
— Кто?
— Они обязательно добьют меня.
— О том, что ты выжил, никто не знает. Я объявил, что ты убит, и не разрешил открывать гроб, потому что у тебя якобы обезображено выстрелом лицо. Так что тебя официально нет на свете.
— Все равно добьют. И если я буду молчать, все равно убьют.
Министр убедился, что раненый находится в здравом рассудке.
— Кто это хочет сделать? — настаивал он.
— Возех.
— Это он стрелял в тебя?
— Нет.
— А кто же?
— Худайбердыев.
— За что?
— Ему приказал Возех.
— Вот оно что. Но почему?
— Довлат продался. Это расписка кровью.
— Он убит, — сообщил министр.
— Собаке... смерть...
— Похоже, его убил твой начальник — Кодир.
— Он арестован?
— Он тоже убит.
— Ну, конечно, Возех... Почему он меня не добил?
— Ему, наверно, показалось, что контрольного выстрела не требуется. Это чудо, что ты остался жив.
— Они все продались Бен Ладену. Министр привстал на ноги, чтобы лучше слышать.
— Они забрали у Дудчика бумаги. Секретные... По РВСН... И отдали их Бен Ладену...
— Он что — здесь? — Удивленный министр готов был и в это поверить.
— Нет, не знаю. Гузар с ними... главный...
— А при чем во всей этой истории ты? Почему тебя пригласили?
— Хотели убить.
— За что?
— Я записал разговор между Дудчиком и англичанином. Дудчик ему секреты хотел продать.
— Ты сообщил Кодиру?
