– И опять в словах великого шада и мудрость, и истина, – без тени усмешки произнес гость. – Но с ханом унгров пришла большая орда.
– Хан грозит мне войной? – быстро проговорил шад.
– Вовсе нет! Разве смог бы я позволить себе такую неучтивость? И неблагодарность в ответ на гостеприимство шада? Я лишь смиренно прошу права пройти. – Хан поднялся и с достоинством поклонился.
Ну что ж, они вполне понимают друг друга, понимают, что вплотную подошли к весьма опасной грани. Еще несколько шагов, и обратного хода не будет. Не будет для обоих собеседников.
– Божественный каган сейчас во дворце, – начал шад. Его рука в прежнем трепетном жесте двинулась к лицу и к сердцу, но застыла в воздухе. Наверное, это было уж чересчур; наверное, это был последний шаг к грани, – и он не даст согласия на проход унгров. Также и принцесса Атех, культ ее очень глубок в народе, она – первая из ловцов снов.
Воцарилась мгновение тишины. Короткое, но какое-то густое и вязкое. Раб с подносом вина стоял в своей затемненной нише, словно живая статуя.
– Я слышал, принцесса Атех, – маслянистые глаза хана чуть сузились, – где-то далеко со своими жрецами, толкователями снов. А с ней ее арабская гвардия во главе с Рас-Тарханом – главная ударная сила хазарского войска.
– Хочу напомнить, и без всадников достойнейшего Рас-Тархана в Итиле сейчас достаточно сил, – бесцветно произнес шад. Ну вот, сейчас все решится. Но хану старая церемонная игра намеков и жестов рассказала больше, чем прямые слова хозяина дворца.
– Мне это известно, – без вызова кивнул предводитель унгров, – но мудр тот, кто побеждает, избегая войны.
– Странно это слышать от столь славного воина. – Шад застыл, его глаза потемнели.
– Великий шад смог бы избавить народ хазар от войны, – быстро проговорил хан.
И снова пауза. Короткая, густая и вязкая.
– В твоих словах и мед, и яд, – с неожиданным смирением произнес хозяин дворца. – Помоги мне отличить одно от другого.
Хан нахмурился. В каком-то очень глубоком, но ускользающем смысле шад только что переиграл его. И последний шаг за них обоих предстоит сделать ему.
– Принцесса Атех далеко, – мрачная тень легла на лицо хана, когда он начал говорить, – а жизнь божественного кагана принадлежит народу хазар. Каган должен хранить его от беды. Позволь мне показать тебе, сколько звезд на ночном небе.
Резкий укол пронзил висок шада – предтеча возвращения боли в голове. Шад мучительно поморщился, но у него хватило сил на гостеприимный жест.
Они прошли несколько шагов и оказались на открытом балконе. И это очень хорошо. Потому что здесь, в темноте, хан не увидит, как побледнел шад. И это вдвойне хорошо, потому что теперь совершенно ясно, что хан понял его и продолжает отыгрывать свою партию.
Ночное небо действительно было усеяно звездами. Но хан собирался показать ему вовсе не это. Весь левый берег реки, дальше за торговой частью Итиля, был в огнях – это костры унгров.
– Завтра я прикажу, – тихо, почти шепотом начал хан, – чтоб у каждого костра сидело не больше пяти человек. – Хан поднял раскрытую ладонь с растопыренными пальцами. – И тогда орда затмит горизонт. Все решат, что подошли еще силы. Это беда, шад. Большая беда. И зовется она унграми.
– Что ты предлагаешь? – так же тихо произнес шад, и первые капельки испарины выступили у него на лбу.
– Каган не позволит тебе пропустить нас. Но каган не в состоянии отвести беду. Еще через день я прикажу, чтоб у костра оставалось не больше трех.
– Божественный каган все равно не даст своего согласия. – Шад с еле уловимым стоном выдавливал слова, словно они были каменными шариками, застревающими у него в горле.
– Как скоро из Итиля разбегутся купцы? А потом начнутся волнения?
– Каган… – сипло промолвил шад и с еще большим смирением посмотрел на своего гостя: ну, давай, хан, говори!
– Что вы сделали с его предшественником? – жестко, но со странным оттенком священного страха вопросил хан.
И вот теперь уже действительно ужас отразился в глазах шада, когда он прошептал:
– Хыр Ишвар…
Испарина, испарина на лбу, и этот несносный, дурманящий ветер с Каспийского моря, ветер, несущий безумие. Надо уходить с балкона. Но прежде стоит все закончить.
Шад вспомнил предшественника этого молодого кагана. Он был огромный, толстый и чернобровый, с маленькими ступнями и маленькими ладошками. Как-то каган пригласил шада разделить с ним трапезу – это была неслыханная милость. И когда шад увидел, насколько безволосым оказалось тело кагана, он действительно уверовал в его божественную сущность и ощутил священный трепет. Видеть кагана во внутреннем дворце дозволялось только шаду, принцессе Атех и семи верховным жрецам. Еще рабам, которых периодически ослепляли. И никто, кроме принцессы, не мог стоять в его присутствии. Всем предписывалось пасть ниц. Даже шаду и старцам-жрецам. И конечно, народу, которому показывали кагана по праздникам, известным лишь толкователям снов. Но старый каган не смог отвести беду. И тогда из тьмы веков, из древнего Закона, явленного ловцам снов, пришел Хыр Ишвар – ритуальное приношение в жертву лишившегося божественной сущности кагана. Золотая маска-саркофаг, точная копия тела и лица кагана, тоже именуется Хыр Ишвар, только внутри нее находятся острые золотые штыри, которые приводятся в действие поворотом колеса, а у ног – семь кровостоков, чтобы наполнить семь плошек с разными сортами соли по числу лунных дней.
Каган сначала держался царственно, как и положено живому богу. Его глаза были накрашены, а на высоком головном уборе из золота были выкованы лица всех его предшественников. Все щеки и лоб его были в драгоценных каменьях, а от ушей к самым крупным рубинам на щеках тянулись семь золотых цепочек – три с одной стороны и четыре с другой. Даже когда каган входил в Хыр Ишвар, он все еще держался неплохо, но потом ужас прорвался в его глаза, и каган завизжал… Саркофаг был закрыт, колесо повернуто, и кровь кагана нашла свою соль.
Шад все еще выжидающе смотрел на хана.
– Хыр Ишвар, так вы это называете, – кивнул тот. – И унгры не тронут Итиля, лишь пройдут по вашей земле. А потом уплатят щедрую дань. Ты, великий шад, – и прозвучало это с искренним почтением, – отведешь беду от народа хазар. Ты и кровь молодого кагана, щедро пролитая в священную соль.
Шад отер испарину – пора уходить с балкона.
– Ты сведущ в наших обычаях, хан, – произнес он хриплым голосом.
И вот теперь хан позволил себе усмехнуться:
– Между нами много похожего, великий шад. И ты, и я заботимся о своем народе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
