Женщины вскочили на ноги и принялись кричать на детей и гоняться за ними.
Смеха как не бывало, дети перестали играть — стояли и смотрели испуганными глазенками.
Как только мисс Элвинстон подошла на расстояние окрика, она начала бранить женщин на непонятном Бертилле языке, однако ошибиться в общем смысле ее слов было невозможно.
Она не просто бранила их, как решила девушка, но и угрожала им.
Женщины ни слова не отвечали тетке, а лишь смотрели на нее бархатными карими глазами, похожими на анютины глазки, до тех пор пока она не замолчала и не повернула к дому.
Грубо сколоченное здание миссии — Бертилла разглядела его — почти не отличалось от большой хижины по своей конструкции.
Внутри дом был разделен на одну большую комнату — очевидно, класс для занятий, и две поменьше, в одной из которых жила тетка, а другая, вероятно, предназначалась Бертилле.
Все было просто, даже аскетично, без малейшего намека на домашний уют.
Едва Бертилла вступила в это жилище, она поняла, что в доме не знали любви, что весь он пропитан недоброжелательством.
Но тут же сказала себе, что нельзя, попросту глупо судить по первоначальному впечатлению; она должна быть благодарна тетке, которая предоставила ей кров, когда все от нее отказались.
— Я решила, что ты будешь спать в этой комнате, — брюзгливо объявила Агата.
Она ввела племянницу в крохотную комнатенку, где только и помещалась туземная деревянная кровать, на которой лежал тощий, почти не заметный матрас.
— Я использовала эту комнату для больных, — продолжала Агата, — но больше мне нечего тебе предложить.
— Жаль, что я причиняю вам столько неудобств, тетя Агата.
— Иначе и быть не могло. Я так понимаю, что теперь, когда твоя тетя Маргарет умерла, мать от тебя отказалась. Она вечно увиливала от своих прямых обязанностей.
Тетка говорила о матери так пренебрежительно, что Бертилле захотелось ее защитить, но в глубине души она сама думала так же. Однако спорить с теткой было бессмысленно, и девушка промолчала.
Малайцы, тащившие чемоданы Бертиллы всю дорогу с самой пристани, внесли их в спальню.
— Может быть, вы им заплатите, тетя Агата? — спросила Бертилла. — Ведь у вас все мои деньги.
Тетка немедленно вступила, как догадалась племянница, в долгий и бурный спор по поводу оплаты носильщикам.
Бертилла хотела бы вознаградить их достойно — ведь дорога была долгая и утомительная, а чемоданы они тащили на спине.
Но поскольку у нее не осталось ни пенса, Бертилла только и могла, что беспомощно стоять рядом с теткой, которая в конце концов одержала победу, и носильщики, презрительно взглянув на то, что она им дала, ушли прочь весьма недовольные.
— Ты бы лучше сняла свой изысканный наряд и надела что-нибудь подходящее для работы, — пробрюзжала тетка.
— Может, вы сначала дали бы мне попить, — произнесла племянница. — Очень жарко, и меня мучит жажда.
— Напейся сама, только не заставляй себя долго ждать.
— Разумеется, — заверила ее Бертилла. — Вы только покажите мне, где что находится.
В тот же день Бертилла поняла, почему тетка такая тощая. Есть было почти нечего.
Девушка узнала, что дети, посещающие миссию, чтобы воспринять основы христианской веры, а также научиться грамоте, получают в полдень чашку самого дешевого риса.
Трапеза дополнялась фруктами, сорванными в джунглях; иногда детям давали немножко сахара.
Плоды были большей частью незнакомы Бертилле, но она узнала дуриан по его ужасному запаху — какой-то смеси запахов лукового соуса, сливочного сыра и темного хереса.
Были еще кокосовые орехи, покрытые волосатой оболочкой и содержащие внутри жидкость, цветом напоминавшую сливки.
Бертилла была голодна и заставила себя попробовать кокос, по вкусу он напоминал богатый маслом сладкий крем.
Тетка ела то же, что и она; Бертилла глотала рис и думала, что диета здесь по меньшей мере скудная.
Тетка выпивала за день огромное количество чашек местного чая; она сказала Бертилле, что при необходимости можно зарезать курицу.
Куры клали яйца в траве возле дорожки, протоптанной детьми. Отыскивать и собирать эти яйца стало обязанностью Бертиллы.
Больше всего угнетало Бертиллу отношение тетки к ее помощницам.
Это были красивые молодые женщины с изящными фигурами и длинными черными волосами, свободно ниспадающими на талию. Когда тетка за ними не наблюдала, женщины смеялись и переговаривались между собой.
Они были полны того естественного счастья, которое бурлит и переливаете; через край при самых неблагоприятных обстоятельствах.
Одна из женщин явно была даячкой, мочки ушей ее были вытянуты из-за тяжелых круглых серег, какие носили женщины этого племени.
Насчет двух других Бертилла решила, что они малайки.
Тетка не оставила у Бертиллы никаких иллюзий относительно этих женщин в первый же вечер после ее приезда.
В конце дня Бертилла вышла из домика миссии, где ей было приказано вымыть пол и убрать за ребятишками вещи, и, к ужасу своему, увидела, как тетка хлещет женщину-даячку прутом по плечам.
Она ударила женщину несколько раз, и та с громкими воплями убежала в хижину из пальмовых листьев, где, как уже знала Бертилла, обитали все три женщины.
Агата Элвинстон выкрикивала ей вслед бранные слова. Потом повернулась и встретила испуганный взгляд племянницы.
— Вы… били ее, тетя Агата!
— Била! И тебе придется еще не раз это видеть, — ответила тетка.
— Но за что? Разве вам разрешается?
— Разрешается? С этим отребьем я могу делать все, что угодно! Они должны сидеть в тюрьме, но вместо этого отбывают свой срок, работая у меня.
Бертилла начала понимать, почему женщины не убегают отсюда.
Ни один слуга, думала она, не говоря уж о преподавателе, не стал бы терпеть тон, каким тетка разговаривала с этими женщинами, и заявил бы об уходе.
— Вы говорите, они должны сидеть в тюрьме? — спросила она. — А что они сделали?
— Воровали, нарушали законы, хоть здесь их и не слишком много, нарушать почти нечего, — ответила Агата Элвинстон. — Им следует нести наказание за грехи, как и любому, кто совершает грех.
Тетка смотрела на племянницу таким жестким взглядом, что Бертилла невольно вспомнила, как та советовала отцу бить ее в детстве.
Девушка повернулась и ушла с чувством отвращения и подавленности.
Вечером чувство подавленности еще увеличилось после того, как Агата Элвинстон рассказала ей о своих методах внедрения христианской веры.
На следующий день Бертилле посчастливилось найти в зарослях рододендронов несколько яиц, и тетка позволила ей съесть маленькое яичко на завтрак.
