Хелен снова и снова вспоминала свое детство и ужасалась тому, что все эти годы считала его безотрадным и несчастным. Сколько же она пропустила! И как мало дала взамен той, которая самоотверженно и с любовью растила ее, защищая — теперь Хелен это ясно понимала — от всех напастей.
Дневник не превратил Сюзанну в праведницу — это было бы невозможно. Но теперь повзрослевшая Хелен смотрела на свою тетку совсем другими глазами, понимая и ее трагедию, и силу ее духа.
А под утро пришли совсем другие мысли, куда более бессвязные и тревожные. Они кружились в голове девушки, и Хелен воспаленными глазами вглядывалась в стремительно сереющее за окном небо, пила тысячную чашку кофе — и все никак не могла привести их в порядок. В конце концов она почувствовала, что ей нужен собеседник. За последние месяцы она привыкла к тому, чтобы советоваться с бесплотным и в то же время таким реальным другом — абонентом 8479.
…Знаете, друг мой, у меня сейчас какое-то смутное состояние. Словно я запыхалась от быстрого бега, вошла в свой дом — а дома-то и нет! Наверное, дело в том, что в глубине души обидно сознавать себя бессердечной дурой. Особенно если всю жизнь до этого считаешь себя невинной жертвой.
Я сегодня узнала очень многое о человеке, который был со мной рядом долгие годы. Я привыкла осуждать и бояться этого человека, презирать его привычки, считать его легкомысленным и вздорным, — а этот человек всю жизнь оберегал меня своей любовью, терпеливо нес свой крест, знал о скорой и мучительной смерти, но ни разу не пожаловался, а сделал все, чтобы устроить мою жизнь и уйти со спокойной душой. Грешной, мятежной — но спокойной.
Теперь мне почти наверняка кажется, что мы с вами встретимся. Уж слишком много накопилось анонимных криков наших с вами сердец.
И самое главное, из-за чего я не могу найти покоя и сижу без сна на своей кухне. Я узнала, скажем так, тайну начала моей карьеры. Без подробностей трудно объяснять, но если попытаться — меня насильно оторвали от любимого человека, приведя совершенно убийственный довод, который на самом деле оказался ложью. Я не уверена, что тот, кто это сделал, знал правду, но в любом случае — прежний кошмар между нами больше не стоит. И сейчас я начала задумываться — а мог ли тот, кого я любила почти четыре года, быть настолько безнравственным и растленным типом, каким мне его настойчиво пытались представить? И не была ли вся эта история подстроена специально, чтобы нас разлучить?
Почему я дала себя одурачить? Да потому, что всю жизнь была слабовольной дурой, идущей на поводу у других. Ведь я же прожила с ним все это время! Я смотрела в его глаза, я слушала его рассказы, я видела, как он разговаривает с собаками и детьми… Он был легкомысленным? — О да! Но он никогда не был подлым.
Переписка с вами, мой друг, помогла мне необыкновенно. Во всяком случае, теперь я знаю точно: нельзя молчать. Надо говорить, кричать, шептать о своих чувствах, надо признаваться в своей любви каждый день, каждую минуту, надо спрашивать и отвечать. Молчание убивает. Оно рождает недоверие. Самые подлые мысли рождаются в тишине… С вами я ПРОГОВОРИЛА вслух то, что меня мучило, — и кошмар начал рассеиваться. Возможно, теперь я наберусь однажды сил, найду его и поговорю. Скорее всего, и даже наверняка ничего нельзя вернуть, да я и не уверена, что хочу этого. Я сильно изменилась за эти месяцы. Но оставить все так, как есть, — значит, предать нашу великую любовь. А она была великой — это я знаю точно…
…Никогда я, в сущности, не верил в родство душ, но — вот вам чистая правда, как перед священником. Видите, чернила другие? Это потому, что начало этого письма я дописываю после получения вашего послания. Я получил его именно в тот день, когда сам собирался рассказать вам о неожиданных и важных событиях. Итак, вот они, хотя вы абсолютно правы: все труднее оставаться в рамках анонимности.
Я мужчина и потому не мог себе позволить просто впасть в депрессию. Ходил на работу, делал вид, что руковожу, проводил деловые встречи, даже увольнял кого-то… На самом деле я все время думал о ней, о той, которую так любил. И странное дело — только недавно меня осенило: а ведь я толком с ней не поговорил! Я просто поверил тому, что МНЕ СКАЗАЛИ О НЕЙ. Все сошлось один к одному, все совпало, и я, словно маленький мальчик, обиделся, надулся, цедил слова сквозь зубы, отводил взгляд и в каждом ее слове или поступке искал подтверждения ЧУЖИМ словам.
Но ведь мы с ней прожили почти четыре года. Я смотрел ей в глаза. Я слушал ее смех. Я видел, как она гладит кошек и улыбается малышам в колясках. Она делала это бессознательно, даже когда не знала, что я на нее смотрю. Могла ли она быть бессердечной? Нет. Что же до расчетливости… Мне все чаще кажется, что те события явились следствием ужасающего совпадения мелочей. И я должен в этом разобраться. Скорее всего, ничего вернуть нельзя, да и не нужно… «Туда, где было хорошо, Не стоит больше возвращаться»… Но теперь я почти уверен, что мы с моей возлюбленной нашу историю не закончили…
Каково?! Мы с вами, моя незнакомка, совпадаем почти дословно, а ведь я писал, не зная о вашем письме! Что-то в этом мистическое, не находите?
Слушайте, а давайте уже плюнем на всю эту конспирацию и попробуем встретиться? Приведу вам только один довод: за эти месяцы мы достаточно узнали друг друга, выяснили определенное родство душ и, более того, почти одновременно пришли к наивысшей точке наших переживаний. Этакий совместный духовный оргазм, простите мне мою смелость. Мы помогли друг другу понять, что в наших историях еще не расставлены все точки. Мы помогли друг другу найти в себе силы, чтобы эти точки расставить. Это будет нелегко и это, увы, скорее всего, прервет нашу переписку. Так давайте проверим в самом финале — а вдруг мы сможем перейти на иную ступень? Возможно, это начало прекрасной дружбы? Решайтесь. Напишите мне всего одно, слово. Потом продумаем план…
Да.
Люсиль Барлоу мрачно смотрела на то, как Хелен Стоун с отсутствующим и мечтательным видом сыплет в чашку восьмую ложку сахара. Люсиль Барлоу ничего не могла с этим поделать, несмотря на диплом психолога.
За перерождением — внутренним и внешним — подруги Люсиль наблюдала сначала с гордостью, потом с удовлетворением, потом с недоумением, а в последнее время — с некоторой тревогой. С одной стороны, возрождение Хелен Стоун к нормальной жизни, да еще проходившее такими темпами, не могло не радовать. С другой…
Уже неделю Люсиль Барлоу не могла добиться от Хелен внятного ответа, что случилось. А что-то явно случилось, для этого и психологом не надо быть. Хелен словно вела нескончаемый внутренний диалог с кем-то, то хмурилась, то светло улыбалась, то решительно поджимала губы, то боролась со слезами… Люсиль ничего не понимала, Люсиль ни о чем не спрашивала, Люсиль была встревожена.
