— Кто?
Я же продолжал выкладывать собственные недостатки:
— Я совершенно лишен воображения.
— Насчет «совершенно» согласиться не могу.
— Некоторые так говорят.
— Опять ты про них.
— Про кого? — спросил я.
— Про некоторых.
— Мы живем на одном из самых знаменитых горнолыжных курортов страны, а я не катаюсь на лыжах. И никогда не хотел научиться.
— Это преступление?
— Говорит о недостатке авантюрности.
— Некоторым авантюрность абсолютно необходима.
— Только не мне. Все ходят в походы, бегают марафоны, качают мышцы. Это не мое. Я люблю книги, долгие обеды под хороший разговор, долгие прогулки, и тоже под разговор. Нельзя разговаривать, мчась по горному склону со скоростью пятьдесят миль в час. Нельзя разговаривать, если бежишь марафон. Некоторые считают, что я слишком много говорю.
— Они очень самоуверенны, не так ли?
— Кто?
— Некоторые. Тебя волнует, что думают о тебе другие люди, не члены твоей семьи?
— Пожалуй, что нет. И это странно, ты согласна? Я хочу сказать, только маньякам-социопатам наплевать, что думает о них кто-то еще.
— Ты полагаешь себя маньяком-социопатом? — спросила она.
— Похоже, могу им стать.
— Не думаю, что сможешь, — не согласилась она.
— Ты, наверное, права. Хороший маньяк-социопат должен иметь авантюрную жилку. Любить опасность, идти на риск, а во мне ничего этого нет. Я — зануда.
— И за этим ты мне и позвонил? Чтобы сказать, что ты зануда, болтун и неудавшийся социопат?
— Нет, это все преамбула.
— К чему?
— К тому, о чем мне не следовало спрашивать тебя по телефону, о чем следует спрашивать при встрече, глаза в глаза, о чем я, возможно, спрашиваю слишком рано, но я, так уж вышло, убедил себя в том, что должен спросить именно сегодня. Иначе поднимется ветер, начнется буря, я потеряю возможность покорить вершину… а теперь мой вопрос… Лорри Линн Хикс, ты пойдешь за меня? Станешь моей женой?
Я подумал, что ее молчание свидетельствует об изумлении, потом подумал, что все гораздо хуже, и наконец услышал:
— Я люблю кого-то другого.
Часть 3
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЭТОТ МИР, ЭННИ ТОК
Глава 24
События 15 сентября 1994 года (в этот день превратилась в руины немалая часть городской площади) заставили меня со всей серьезностью отнестись к предсказаниям дедушки Джозефа. 4
Я пережил первый из моих пяти ужасных дней. Но выживание далось дорогой ценой.
Когда тебе чуть больше двадцати, нога у тебя набита металлом и ты иной раз прихрамываешь, все это может выглядеть даже романтично, если ты таскаешь в себе шрапнель, которая попала в тебя, когда ты служил в морской пехоте. А вот тем, что тебя подстрелили, когда ты пытался отнять пистолет у клоуна, особо не погордишься.
Даже если речь идет о клоуне-неудачнике и грабителе банков, человек этот все равно остается клоуном, так что ничего героического в твоем поступке не найдут. И мечтать об этом — абсурд.
Люди будут говорить: «Так ты, значит, отнял у него пистолет, но ему удалось сохранить бутылку с сельтерской?»
На протяжении восьми или десяти месяцев мы много размышляли над тем, как нам провести второй день из пяти, указанных в списке дедушки Джозефа, который отделяло от первого чуть больше трех лет: понедельник, 19 января 1998 года.
Что касается лично меня, так я купил пистолет калибра 9 мм. Я не питаю любви к оружию, но уж больно не хотелось и в этот день остаться совершенно беззащитным.
Я не хотел, чтобы мои ближайшие родственники подверглись угрозе, пытаясь связать свои судьбы с моей. Тем не менее мама, папа и бабушка настаивали на том, что проведут со мной все двадцать четыре часа очередного ужасного дня.
Их главный аргумент сводился к тому, что Панчинелло Бизо не смог бы взять меня в заложники в библиотеке, если бы ему пришлось вместе со мной брать в заложники и их троих. Они полагали, что толпа обеспечила бы мне безопасность.
Я придерживался иного мнения: он бы просто пристрелил их всех, а меня все равно оставил бы в заложниках.
Контраргумент они приводили крайне слабый, но им всегда казалось, что он позволял им выиграть дебаты: «Ерунда! Чепуха! Чушь! Быть такого не может! Бред! Галиматья!»
В принципе, спорить с моей семьей бесполезно. Они — что могучая Миссисипи. Ты можешь только плыть по течению, пока в конце концов не окажешься в дельте. А уж там будешь дрейфовать, наслаждаясь солнечным светом и неторопливым движением воды.
За многими обедами, запивая их бессчетным количеством чашечек кофе, мы обсуждали, стоит ли нам всем остаться под охраной четырех стен нашего дома, запереться на все замки и защищать родовое гнездо от всех клоунов и прочих агентов хаоса, которые могут появиться на пороге.
Мама полагала, что мы должны провести этот день в публичном месте, в окружении большого количества людей. Поскольку в Сноу-Виллидж толпа собиралась лишь в редкие дни и на короткие время, она предложила отправиться в Лас-Вегас и все двадцать четыре часа пробыть в одном из казино.
Папа предпочитал разбить лагерь посреди огромного поля, чтобы никто не смог приблизиться к нам незамеченным.
Бабушка предупреждала о падающих с неба метеоритах. Они могли размазать нас по земле и в чистом поле, и в собственном доме, и в Лас-Вегасе.
— В Лас-Вегасе ничего такого не случится, — настаивала мама, черпая убежденность в собственной правоте из кружки с кофе размером в половину ее головы. — Помните, там по-прежнему правит мафия. А значит, ситуация под контролем.
— Мафия! — воскликнул отец. — Мэдди, мафия не может контролировать метеориты!
— Я уверена, что они могут, — ответила моя мать. — Они очень решительные, безжалостные, умные ребята.
— Безусловно, — согласилась бабушка. — Я прочитала в одном журнале, что две тысячи лет тому назад на Сицилии приземлился космический корабль. Инопланетяне переспали с тамошними женщинами, вот почему сицилийцы такие крутые.
— И в каком глупом журнале ты об этом прочитала? — спросил отец.
— В «Ньюсуик», — ответила бабушка.
— Никогда не поверю, что «Ньюсуик» мог опубликовать такую чушь.
— Однако опубликовал, — заверила его бабушка.
— Ты прочитала об этом в одном из этих безумных таблоидов.
— В «Ньюсуик».
Слушая их спор, я с улыбкой дрейфовал в дельте.
Проходили дни, недели, месяцы, и всем не оставалось ничего другого, как признать очевидное: попытки изменить судьбу ни к чему не приведут.
Ситуация осложнялась тем, что мы забеременели.
Да, я понимаю, некоторые найдут странным, что мужчина говорит «мы», учитывая, что он разделяет наслаждение зачатия и родительскую радость, но счастливо избавлен от необходимости терпеть боль между первым и вторым. Прошлой весной моя жена — ось моей жизни — радостно объявила всей семье: «Мы беременны». После того как Лорри использовала множественное местоимение, я счел излишним менять его на личное.
Поскольку мы могли определить дату зачатия, наш семейный доктор назвал нам те сорок восемь часов, в течение которых вероятность рождения ребенка была максимальной: 18 или 19 января.
Мы сразу же решили, что наш первенец войдет в мир в тот самый день, о котором мой дед давным-давно предупредил отца: в понедельник, девятнадцатого.
Ставки внезапно поднялись так высоко, что мы захотели выйти из игры. Однако, когда играешь в покер с дьяволом, никто не встает из-за стола прежде, чем он.
И пусть мы все старались этого не показывать, мы так перепугались, что нам не требовалось слабительное. И по мере того, как время приближало нас ко встрече с неведомым, надежда и сила, которые мы с Лорри черпали в семье, обретали все большую важность.
Глава 25
Моя любимая жена может подшутить надо мной, сказав: «Я люблю кого-то другого», а потому и я подшутил над вами.
Помните: я учился рассказывать истории в семье, где ценят как само повествование, так и магический реализм жизни. Я знаю, как это делается. В чем-то могу показать себя увальнем, но, повествуя о своей жизни, постараюсь сделать все, чтобы не угодить головой в ведро, а когда дело дойдет до номера «Мышь в штанах», будьте уверены, я не провалюсь, зрители улюлюкать не станут.
Другими словами, не отвлекайтесь. Трагическое, при ближайшем рассмотрении, может оказаться комическим, а от комического на глазах могут навернуться слезы. Все как в жизни.
Итак, вернемся к той ноябрьской ночи 1994 года, когда я стоял на кухне родительского дома, привалившись к столику, чтобы уменьшить нагрузку на больную ногу, и объяснял Лорри, что смотреть на меня особой радости нет, что я болтливый зануда, лишенный авантюрной жилки. Я надеялся, что она тут же согласится стать моей женой. А она сказала: «Я люблю кого-то другого».
