Ноги гудят, мышцы звенят, стопы опять онемели, но я счастливо улыбаюсь, видя, как Лизка выбегает мне навстречу.
С ребёнком всё в полном порядке — уже хорошая новость. Не зря топала сюда.
— Лизок, ну ты же боси… — не успеваю договорить, как замечаю под полами недо-сарафана коричневые пятна. — Ком… — всё же договариваю, приобняв дочь за хрупкие плечики. — Откуда обувь?
Присаживаюсь и задираю дочкин сарафан, разглядывая великоватые ей сандалии.
Настоящие, чтоб меня! И новые!
— Дядя Дэй подарил! И тебе тоже, мамочка. — воодушевлённо щебечет дочь, интригующе щуря карие глаза. — А ты знаешь, что мы сейчас делаем, а?
Я в неком ступоре, заторможенно качаю головой.
— Мы делаем туалет, мамочка! Дяди, которые с большими ушами, носят дракону стебли помидоров, а Дэй, ты представляешь, из них прямо настоящий домик построил!
— Где построил?
— Вокруг туалета и построил. — как ни в чём не бывало отзывается дочь, вцепившись в мою руку и потянув меня в сторону. — Идём, покажу.
Приходится идти. Во-первых: мне жутко любопытно, что за домик вокруг туалета. Во-вторых: я не понимаю, что можно построить из засохших сорняков, пусть и больших по размеру. В-третьих: мне не очень верится, что ряженый способен что-то там смастерить своими руками.
— А я, знаешь, что делаю? — не унимается Лизка, явно очень довольная собой. — Я НЕ МЕШАЮ! Ну и большие стебли помогаю обрывать от тонких, хоть дракон и ворчит на меня за это.
— Не мешаю… — немного теряюсь я, — Это… Это очень хорошее занятие, Лиза.
Киваю и делаю ещё несколько шагов вслед за дочерью.
Наконец-то я вижу его — шалаш. На дом это мало походит, но как шалаш это прям очень достойно.
Стебли так хитро и искусно переплетены, словно на плетёной корзинке, с которой мы с Лизкой ходили в храм на Пасху. Это на самом деле очень искусный шалаш или большой короб. Я, правда, всё ещё не вижу вход, но то, что я вижу, меня уже поражает.
— А крыша у нас, знаешь какая?
Откуда мне знать, какая у них крыша? Моя, например, вот-вот отчалит.
— Тоже плетёная. А сверху листочками укрытая. Это чтоб дождичек не мешал…
Слушаю Лизку вполуха. Замечаю рукастого, как выясняется, Дэя, который в окружении двоих эльфов даёт мастер-класс по плетению разномастных прутьев и стебельков, очень сосредоточенно им что-то объясняя, и останавливаюсь.
Нет, туалет… Закрытый туалет, на минуточку, конечно же, нам тоже очень нужен. Только я вот не поняла… Если все плетут стены на этот туалет, то, простите, кто занимается моим огородом?!
— Позже подойдём. Дяди заняты. Продолжай делать, что и делала. Не мешай, Лизок. Пойдём глянем, что там с огородом.
Не хочу опять срываться на Дэйвара при дочери. Да и некрасиво как-то. Он занимается чем-то полезным, расставив собственные приоритеты, как посчитал нужным, а тут я… Вся раздражённая и недовольная.
Зачем губить мужскую инициативу? Я ему потом всё-всё выскажу.
Считая себя очень сдержанной и мудрой женщиной, я огибаю с дочерью домик Клинвара и понимаю, что я, скорее, просто вздорная баба.
Огородик чист. Ни единого листочка не осталось, ни одного стебелька, ни кусочка гнилой томатной ягоды… Выходит, они уже со всем справились, а я… а я вздорная баба. Лишь бы наругать кого-то, до конца во всём не разобравшись и не всё проверив.
…хорошо всё-таки, что я сдержалась и не полезла учить дракона и эльфов расставлять приоритеты — опозорилась бы, мама не горюй.
— Какие вы… молодцы. — стыдливо покосившись на занятых работой мужчин, я крепче сжимаю руку дочери и улыбаюсь. — Ну что, золотая моя, пробуем сажать картошку?
— А можно? — неверяще хмурится дочь. — Не заругаешь?
— Не-а. Показывай, чем здесь дяди порядки наводили.
Глава 29
Ну и? Чего ж тебе не хватало?
Нормально всё с землёй. Вон какие кусты картошки вымахали — мне по пояс. И снизу она красавица. Белая, тонкокожая, без глазков… Большущая, правда. Кормовая, наверное.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
—. Мамочка, ты настоящая волшебница!
Дочь счастлива, мне бы на этом успокоиться, но раскрасневшиеся и зудящие руки не позволяют всецело сконцентрироваться на моём самом родном человеке. Да и страшно же! Я сейчас отвернусь, а картошка тоже того — сгниёт или испортится.
Эх, нужно было сначала с Дэйваром поговорить. Как бы мне сейчас самой ни пришлось картошку эту выкапывать. Мы с Лизкой только один куст прикончили и руками картошку горочкой неподалёку сложили. Не понятно ещё, что там поглубже, до чего мы не докопались… а тут её двенадцать кустов. Два ряда, по шесть кустов в каждом.
Дай бог, чтоб с куста так и выходило — килограмм пять, если не больше.
— Лизонька, а ты не могла бы позвать дядю Дэя?
Откровенно говоря, мне по-прежнему стыдно перед этим мужчиной. Да, я его совсем не знаю, но уже, должно быть, надоела ему своими подозрениями и нравоучениями. Подозрительный тип, конечно, но так же откровенно говоря, мы с дочерью от него зла не видели — только добро. В общем, как-то мне неловко просить его о помощи снова, отвлекая от другого занятия.
…а просить-то кого-то нужно, там мою картошку в помидорах на костре испоганить могут.
— Уже бегу. — отзывается дочь, бросившись то ли выполнять мою просьбу, то ли просто повидаться с весёлым дядей.
А всё-таки потрясающая у меня магия. И учиться ничему не нужно, не то что в фэнтези фильмах, и знать какие-то сложные формулы или плести какие-то там заклинания. Осторожно, медленно и аккуратно из крошечного семечка или картошины, вон, какое чудо выросло за считаные секунды. Красота же!
Осталось только разобраться, как этому чуду продлить жизнь! Не очень хочется, чтоб мои труды шли насмарку.
Решив не терять напрасно время, я примеряюсь к следующему кусту и поддеваю выглядывающую из земли картофелину.
— Я не видел, как ты пришла.
Да чтоб их!
Картошка падает под раскидистый куст, а я, чертыхаясь и возмущаясь, лезу её оттуда доставать.
— Что же вы постоянно так подкрадываетесь, господи?! Я инфаркт так заработаю в свои-то годы. Не драконы, а коты какие-то с мягкими лапами.
— Мамочка, ты такая смешная. — хохочет Лизка. — Мы не хотели тебя напугать, просто дядя Дэй как раз шёл к нам, вот мы и быстро вернулись.
Мне снова становится стыдно за свою несдержанность.
Кто мне виноват, что я такая истеричная и трусливая? Никто. Почему от этого должны страдать люди вокруг меня? Да и не колокольчики же им на шеи вешать, ей-богу.
— Мама не смешная, а ответственная. Из-за ответственности как раз и такая взволнованная.
В первую секунду мне кажется, что у меня слуховые галлюцинации.
Немногим погодя, уже обернувшись, те самые галлюцинации доносятся до меня снова:
— Забываю, что общение одностороннее.
Что я там про стыд говорила? Вот прямо сейчас я под землю и готова провалиться. Как раз с той стороны помогу им картошку копать.
Чувствую, что грудь начинает чаще вздыматься, а краска приливает к лицу, и спешу отвернуться.
— Я видела твой туалет. Это… потрясающе.
Святая картошка, да что же со мной?
Мне нужна помощь. Нужно взять и попросить прямо. Что это я так распереживалась? Почему раскраснелась и пыхчу как паровоз, едва подбирая и выговаривая слова? И самое интересное… что за любезность такая из меня так и прёт?
— Он ваш. Мне до него не очень комфортно будет каждый раз добираться, если ты понимаешь о чём я.
Я понимаю. Очень хорошо понимаю. Клинвар поселил Дэя в следующем поселении. Мне, признаться, вся местная терминология поперёк горла уже встала, но я нашла для себя стоящее замещение. Стоящее — на мой скромный взгляд, разумеется.
Часы. Мы просто в часах. Вокруг нас тоже часы. Те секторы и периметры, о которых говорил Кассиэль и Гиральф, как раз начисляют двенадцать секций. Как в часах. У нас внутри имеется четыре поселения, по три-пять домиков в каждом. Тоже, как в часах, но с другим циферблатом. Двенадцать, три, шесть и девять. Мы живём, разумеется, в двенадцатом. На час, пять, восемь и одиннадцать есть ручейки, стекающие к нам по Стене. А на час вообще — взаправдашнее болото. Видимо, это единственный ручей, который никогда не пересыхал.