слезами, и она отвернулась, сделав вид, что изучает безделушки. Скорбь и гнев боролись в ней, но гнев брал верх.
— Почему это должно происходить в тайне? Однозначно, всё это можно было бы использовать в глобальных целях и сделать мир лучше, безопаснее. Я видела молниеносные фонари и вечные угли, но как насчёт изобретений Бурерождённых, таких как дворцовые ворота, которые могут быть открыты только с помощью магии небесного огня? Кто-нибудь думал о том, чтобы сделать что-то настолько большое? Можно создать системы оповещения в деревнях без постоянно проживающих там Бурерождённых. Можно установить вечные угли в домах, чтобы обеспечить тепло зимой, а не сжигать древесину, которая в дефиците. Всем этим мы могли бы изменить то, как мир работает.
Дьюк улыбнулся, что-то сверкнуло в его глазах, но она не смогла наверняка определить, что это было.
— Мы проделали не такую большую работу по объединению магии и машин, как это сделали Бурерождённые, как ни крути не более чем необходимо. Охотники проводят большую часть своего времени в погоне за погодой. Нет времени возиться с изобретениями, когда сырьё пользуется таким высоким спросом. А изобретения большие, кричащие. А это значит, что они рискованны. В этом городе найдётся немало людей, которые воспримут подобное изобретение как угрозу, которую необходимо нейтрализовать.
— Как угрозу? То есть обеспечивать людям безопасность почему-то опасно?
— Не в том смысле, о котором ты думаешь. Опасность заключается в образе жизни, а не в самой жизни. Наше существование здесь терпимо только до тех пор, пока мы остаёмся тихими и незаметными. Когда рынки растут и набирают больше власти, именно тогда приходят военные и забирают всё, не оставляя ничего. Такое уже случалось раньше, и будет происходить снова.
— Но, ни одна из этих вещей не представляет угрозы для Бурерождённых. Мы всё ещё будем нуждаться в защите города с их стороны, чтобы защитить город. Вы же не пытаетесь отнять у них магию. В этом мире есть место для обоих.
Старик пригладил бороду и внимательно изучил на неё.
— Может быть, именно ты изменишь то, как устроен мир.
— Я? Но я не…
— Когда-то Локи не мог этого сделать. Теперь он может уничтожать огненные смерчи и циклоны.
Во рту у неё пересохло, а по коже побежало какое-то беспокойство. Когда она принимала решение прийти сюда, у неё в голове было несколько сценариев, как всё произойдёт. Она надеялась, что сможет разузнать о планах Кассия или что на рынке продаётся какой-нибудь совершенный магический предмет, который позволит ей взять корону без дара Бурерожденной. Но одна мысль не давала ей покоя весь день, даже когда она пыталась притвориться, что это был не вариант. Она могла присоединиться к этим охотникам и вернуться домой, накопив магию в своей крови.
Аврора думала о Нове, которая боялась даже обсуждать существование Глаза. Она подумала о переполненных, ветхих домах, мимо которых она проходила, о людях, которым ничего не оставалось, кроме как жить в таких домах, если они хотели безопасности, которую даровал Паван. Она вспоминала каждый раз, когда слышала об исчезновении какого-нибудь странствующего отряда, потерявшегося в опасностях диких земель. Может быть, она сможет что-то сделать. С собственной магией она получит корону. Не Кассий. Не муж. И тогда, возможно, она сможет изменить всё к лучшему.
Больше никаких измен или изгнаний. Никакой надобности продавать магию в тайне. Она снова подумала о своей любимой книге. У неё не было лодки, чтобы бросить вызов морю, не было навыков моряка, но, возможно, она могла бы совершить подобное путешествие самостоятельно. Если они не могли уплыть в какую-то лучшую страну, то единственным выбором было сделать эту землю лучше.
Рука скользнула по её плечу, большая и грубая, и низкий голос прокрался сквозь капюшон.
— Ты вернулась.
Тело Роры напряглось. Она высвободилась из его хватки и смело повернулась лицом к Локи. Его длинные волосы были зачёсаны назад, убраны с лица. Он был одет в тёмные кожаные штаны и льняную рубашку, которая оставляла его шею обнажённой. К нему был пристёгнут такой же кожаный ремень, что и раньше, со жгутов свисали пузырьки. Там были порошки разных цветов. Некоторые из больших сосудов содержали первобытную магию — гроза, густой туман и кружащая бело-серая магию, которая, как она предположила, была ветром. Он откашлялся, и она отвела взгляд.
Он оказался ещё более преступно красивым, чем она его помнила. Мужественный и грубый. Нетрудно было представить его прямо посреди огненного смерча, со свирепым и бесстрашным выражением. Всё, чем она отчаянно хотела быть. И если её воображение нарисовало его без рубашки в этом видении… ну, кто может винить её?
— Подожди здесь минутку, — сказал он, — а потом мы пройдём в тент и обсудим, чем я могу помочь.
Рора отвела от него взгляд.
— Вообще-то, я здесь не за твоей помощью.
Она приняла решение. Теперь уже дело было не только в её недоверии к Кассию и в стремлении к свободе. Всю свою жизнь она была воспитана в вере в то, что королевство первостепенно. А что такое королевство, если не его народ? Она хотела править, хотела помогать и менять вещи, не только для себя, но и для всех.
Брови Локи вытянулись в прямую линию.
— Аа? Тогда почему ты здесь?
Она повернулась к Дьюку. Один уголок рта старика приподнялся, и она сказала:
— Я хочу присоединиться к вашей команде.
* * *
— Нет. Однозначно нет.
Роар повернулась и свирепо глянула на Локи, и это был действительно свирепый и великолепный взгляд. Если бы он был другим человеком, возможно, он бы отступил. Но он этого не сделал. Никогда. Назовите это уроком выживания детства на улицах. Тогда он мало что знал о достоинстве, но он боролся на каждом шагу за то немногое, что имел. Даже когда он стоял спиной к стене, даже когда шансы были невозможны, даже когда знал, что отсрочка будет слишком короткой, пока он не сделает всё это снова. Он стоял на своём. Всегда.
— Почему нет? — требовательно спросила Роар.
Сегодня он думал о ней больше, чем хотел бы признать, гадая, в какой дом она вернулась, если ей вообще было куда возвращаться. Но всё же в этом городе будет для неё безопаснее, чем жизнь в диких землях.
— Люди умирают, делая то, что делаем мы. Ты хочешь умереть, малышка?
Её кулаки сжались на бёдрах, и она вызывающе вскинула подбородок.
— И вот опять я снова малышка?
Задел за живое. Нехорошо было так говорить. Но он был слишком взбешён,
