— Так, товарищи, — начал профессор (слово «господа» он на дух не переносил), — милиция хочет, чтобы мы им выполнили экспертизу технического состояния тормозов «Москвича», на котором разбился мэр. Мы таким уже не раз занимались, но сейчас у нас нет действующего стенда. И мы думаем, что придется нам с вами срочно восстанавливать лабораторный стенд. Давайте-ка прикинем, что понадобится.
— А что там прикидывать, все надо делать, только железо и целое, если подшипники не проржавели, — раздраженно пробурчал Школьник.
— Недавно смазывали, когда Сережа Шлыков расход топлива измерял, обиженно возразил Владимир Иванович Разин. — Владик смазывал. Литолом.
Школьник вдруг расплылся в улыбке:
— Это тебе с Владиком повезло, Володя, золотой парень! Он ко мне на лекции ходит — душа радуется.
— Все они золотые, когда знают, что экзамен сдавать, — желчно вставил Владимир Иванович Носовой (чтобы не путать с Разиным, его все звали Вовкой — не Володей, не Вовчиком, а именно Вовкой).
Профессор оборвал болтунов:
— Так, давайте быстро составим список, что нам потребуется.
Школьник повернулся к соседу слева:
— Мишенька, принеси спецификацию, так быстрее пойдет.
Байбак поднялся и неторопливо отправился в конструкторскую комнату.
Профессор недовольно глянул вслед:
— Одно слово — Байбак! Такой неповоротливый!
Школьник бросился на защиту своего воспитанника:
— Ничего, зато когда что-то делает, за ним переделывать не приходится!
— А я вам и так скажу, что надо, — влез тенорком Разин. — Генератор в подвале перемотать, тахогенераторы выставить, измерительные системы и управление прозванивать и перепаивать, самописцы новые добывать…
— И мотор гидронасоса, — напомнил Носовой, — и обратный клапан.
Вернулся Байбак со старым томом документации по стенду, раскрыл на столе. Профессор потащил толстую книжку к себе, взял красный карандаш, начал зачитывать, сбиваясь иногда на непривычных терминах — сам конструктором никогда не был.
Дочитал до конца — и в кабинете повисло обреченное молчание. Тысяч восемь долларов и месяц работы.
— Может, лучше в тридцать пятой автоколонне восстановим стенд? извиняющимся голосом промямлил Миша Байбак. — Там меньше работы… И люди смогут пользоваться…
Школьник хмыкнул, похлопал его ладонью по руке — хороший ты парень, Миша, только наивный.
— Михаил Юрьевич, стендом они никогда регулярно не пользовались, потому он у них и цел до сих пор. Построили, когда стало модно и денег по новой технике девать было некуда. Для престижа, — объяснил доцент. Восстановит им милиция стенд, сделаем экспертизу — и начнет по новой ржаветь.
— А тебе по-прежнему не на чем будет делать экспериментальную часть, дополнил профессор.
Не такой наивный был Байбак и прекрасно понимал, что не о его экспериментах печется Шеф, а о Серегиных — Серега-то Шлыков шефскую идею разрабатывает, плюс аспирант, третий год на исходе, его надо выпускать пусть и без защиты, но хотя бы с готовой диссертацией. А сам Байбак числился соискателем, и за него никто с профессора не спросит и не поругает. Зато в 35-й колонне он бы отлично поработал, набрал статистику, тем более, Сашка Чикало, институтский друг, там сейчас выбился в главные инженеры… А вообще, что теперь толку от диссертации, все равно по полгода не платят, хоть рядовым, хоть кандидатам, а рихтовать помятые крылья (именно этим Миша кормил семью) можно и без ученой степени.
Немовлюк изобразил на лице досаду:
— Старею все-таки, не подумал, что надо бы Ванду Стефановну вызвать, Белецкому список отпечатать.
— Я сделаю, — кротко сказал Школьник, — только лучше давайте на компьютере.
— Нет, на машинке, — возразил профессор.
Миша с Вовкой переглянулись — известно было, что Шеф никак не перестроится на современную технику, но Школьник лучше знал заведующего кафедрой и понимал, что профессор надеется под это дело выдавить из милиции ещё и компьютер — или хотя бы принтер. Искорки в глазах Володи Разина показывали, что тому тоже ясен ход мысли руководства.
Школьник ушел печатать, а профессор повернулся к Вовке Носовому:
— Так, Владимир Иванович. Ты электронику сумеешь проверить и восстановить?
— Управление могу. А измерительные системы и автоматику — нет. Их без Юрика никто не восстановит.
Немовлюка передернуло. Любое упоминание о тихом, улыбчивом и безмерно талантливом электронщике, который разрабатывал всю электрическую часть стенда, вызывало у профессора разлитие желчи. Одна фамилия чего стоит Завезиздров! А главное — при всей своей мягкости и тихости ни разу не послушался, все всегда делал как хотел, на обещания дать защититься не реагировал и в конце концов сгинул неизвестно куда.
Миша Байбак — не хватало ему чуткости в подобных делах, по молодости, видимо, — напротив, живо заинтересовался и развернулся к Вовке:
— А где Юрик сейчас, не знаешь?
Вовка, который тоже держал себя за электронщика, однако понимал, что до Юрика ему и за сто лет не дорасти, буркнул презрительно:
— Бутылки принимает на Вознесенском рынке.
Профессор разразился негодующим монологом о тех, кто способен изменить науке в погоне за длинным рублем…
…но тут без стука распахнулась дверь и в кабинет вошел румяный, гладкощекий и наглаженный Белецкий. За ним следовал, сияя широкой ухмылкой, Павлик Бабешко в распираемом внутренними противоречиями милицейском мундире.
По безмолвной команде профессора завлаб Разин живчиком метнулся звать Школьника, но тот уже неспешно шел к кабинету с отпечатанными бумагами в руке.
Профессор, сделав два шага из-за стола, пожимал руку Белецкому, завлаб тихонько затворял за собой дверь, ассистенты, поднявшись со стульев, переминались с ноги на ногу, а бесцеремонный Школьник, не считаясь с торжественностью момента, хлопнул Бабешко по пузу и спросил:
— Что, Павлуша, все пухнешь от забот?
На что капитан ухмыльнулся ещё шире и ответил своей всегдашней присказкой:
— Пока толстый сохнет, худой сдохнет!
Белецкий подозрительно покосился в ту сторону, увидел, что речь идет не о нем, и сел к столу, поддернув наглаженные форменные брюки. Профессор занял свое место несколькими секундами позже, сделал жест рукой:
— Садитесь, товарищи.
Переждал, пока утихомирятся, и начал:
— Боюсь, не сможем мы вам помочь, Виктор Витальевич…
Белецкий не отреагировал — за столько лет знакомства изучил уже все подходцы старого торгаша.
— …мы тут с товарищами посмотрели — не починить нам стенд. Десять тысяч долларов и три месяца работы. Вот, как видите… — протянул полковнику список.
Белецкий взял листки, остановил профессора движением приподнятой ладони, начал читать.
— Генератор постоянного тока 50 киловатт… в Чураеве их делают?
— На «Электротяге», — так же коротко и быстро отозвался Школьник. Сам за собой не раз замечал, что подстраивается в резонанс собеседнику, — и сердился на себя. Но сейчас оно было кстати.
— Павлик, есть у нас друзья на «Электротяге»?
Бабешко вытащил пухлый «органайзер».
— Начальник отдела сбыта подойдет? Звонил мне вчера насчет техпаспорта.
— Годится. Пороется в неликвидах, найдет… — Белецкий рассеянно потянулся левой рукой к мраморному стакану на столе у профессора, вытащил красный карандаш, поставил в списке жирную птичку. — Так. Что там дальше? Электродвигатель переменного тока 1,2 киловатта, привод гидронасоса… Обратный клапан…
Павлик, не дожидаясь вопроса, доложил:
— Завод «Гидроавтомат», директор — друг Будяка, все бегает с жалобами на таможенников, он в Россию продукцию КамАЗами возит, оттуда комплектующие…
Список непреодолимых проблем в руках Белецкого съеживался, словно шагреневая кожа.
— Так. Ага, перечень работ… Установка тахогенераторов — это что, для электрика работа?
— Для слесаря высокого класса, — отозвался Школьник.
— Это сколько угодно. Слесарей, электриков, такелажников, бетонщиков мы у Никодимова найдем. — Заметив недоуменный взгляд профессора, пояснил: В тюрьме. — Вдруг коротко улыбнулся: — Чураевская тюрьма в книге рекордов Гиннесса числится как самая большая в мире. Только цифры у них устаревшие…
Он дошел до конца списка, перевернул листок, убедился, что на обратной стороне нет дополнительных пунктов.
— Так. Сегодня у нас восьмое. Десятого к вечеру закончим?
— Десятого декабря? — с сомнением переспросил Немовлюк.
— Какого декабря? Следствие ждать не может, мэр погиб, Григорий Васильевич! Десятого ноября, послезавтра!
Профессор возмущенно засопел, откинулся на спинку кожаного полукресла.
— Виктор Витальевич, сколько тебя знаю, всегда ты был авантюристом, но сейчас явно лишнего хватил!
