Никакое насилие, по мнению Рейча, не в состоянии предотвратить повсеместного распространения Сознания III среди американцев. Ссылаясь на появление почтальонов-хиппи, он утверждает, будто со временем Сознанием III проникнутся бизнесмены и чиновники, полицейские и конгрессмены. Картина триумфального шествия Сознания III по коридорам власти в Америке, которую живописует Рейч, поистине достойна иронического пера Честертона. В занимательной повести «Человек, который был Четвергом» английский сатирик изобразил, как добропорядочный Габриэль Сайм, проникнув в тщательно законспирированную организацию анархистов, постепенно обнаруживает, что она сплошь состоит из засланных в нее полицейских шпиков, а ее всеведущий руководитель не кто иной, как шеф полиции. Будь жив Честертон, он, наверное, не преминул бы воспользоваться диаметрально противоположным сюжетом, напрашивающимся из «Молодой Америки» Рейча: некий мистер Джонс, благонамеренный американский гражданин и последний из могикан — обладателей Сознания II, решает разоблачить заговор сторонников Сознания III. Однако, обращаясь в одно учреждение за другим — в Белый дом и в Капитолий, в Пентагон и ФБР, наконец, в правления крупнейших корпораций, — он всюду наталкивается на обросших и экзотически одетых хиппи, восседающих в самых высокопоставленных креслах, и постепенно с ужасом убеждается, что все они только и мечтают о том, как уничтожить «корпоративное государство». И бедному Джонсу остается лишь удивляться, каким образом оно все еще продолжает благополучно функционировать. Быть может, «контркультура» и в самом деле со временем получит весьма широкое распространение во всех слоях американского общества, но разве лишь в качестве своеобразного интеллектуального и культурного снобизма, не покушающегося на основы существующего строя. В сущности, это будет означать, что она обманула надежды, которые возлагают на нее многие радикалы.
Мало какая книга за последние годы сопровождалась такой острой полемикой в общественном мнении США, какую вызвала «Молодая Америка». Филип Нобиле, включивший сорок рецензий (лишь малую часть всех откликов) на книгу Рейча в сборник «Споры вокруг Сознания III», восклицал: «Почему книга профессора права из Йеля разошлась тиражом более миллиона экземпляров? Почему одна статья в журнале „Нью-Йоркер“ разожгла такие страсти вокруг Сознания III?»[107] Ответ на этот риторический вопрос заключается в том, что Рейч обнажил перед американцами глубокую порочность существующей социальной системы, хотя и не смог в силу классовой ограниченности выявить ее подлинные причины; он провозгласил насущную необходимость радикальных перемен в стране, но оказался поразительно беспомощен в поисках реальной перспективы их осуществления.
Достоинства книги соразмеримы с ее серьезными недостатками. Она взывает скорее к эмоциям читателя, чем к его рассудку. Рейч не просто непоследователен, крайне эклектичен, но и откровенно пытается совместить несовместимые взгляды, прямо противоположные утверждения. В его книге, как в Библии, можно найти высказывания в пользу самых различных точек зрения. Так, он заявляет, что «по терминологии Маркса, мы все сегодня пролетарии, и отныне не существует никакого правящего класса, кроме самой машины», то есть «корпоративного государства». А вслед за тем пишет: «Ничто из сказанного не отрицает, что сегодня в Америке имеется привилегированная элита и эксплуатируемая масса. В этом смысле, конечно, у нас все еще есть классы; все еще есть, конечно, люди, жиреющие за счет труда других; все еще есть дворцы и трущобы — но эта борьба отлична от той, которой посвящена данная книга».[108] Итак, кто хочет, может считать, что есть классы и классовая борьба, а кто хочет, может утешаться, что она превзойдена совместной заинтересованностью в возрождении гуманизма. Рейч далее не пытается примирить эти взаимоисключающие положения; подобно многим утопистам прошлого, он пытается убедить представителей господствующего класса, что они тоже жертвы «корпоративного государства» и лишь выгадают, отказавшись от своих привилегий. Впечатляющая как обличительный памфлет, книга Рейча несостоятельна как социологическое исследование и опасна в качестве евангелия.
Рейч как бы сам напрашивается на критику, однако все дело в том, с каких позиций и во имя чего ополчаются на него критики и за что его хвалят.
Либеральные органы печати склонны упрекнуть его в недостаточном радикализме, тогда как некоторые издания, претендующие на «левизну», обвиняют его в том, что он слишком радикален. А в журнале «Нью Лидер» Рейч обвиняется одновременно и в христианской проповеди милосердия, и в радикализме фашистского толка. Подобная критика свидетельствует скорее о смятении, вызванном книгой Рейча в традиционных взглядах, среди либерального истэблишмента, чем о ее подлинных недостатках, очевидных для марксистов.
В самом деле, чаще всего Рейчу ставят в вину, что, обличая «корпоративное государство», он не желает видеть, что носителями социального зла являются конкретные личности, действующие в этой системе. В этом его обвиняют, как правило, либералы, желающие подчеркнуть, что в социальном кризисе виновата не государственно-монополистическая система, а отдельные личности, политические деятели. И речь, следовательно, должна идти не о замене одной системы другой, а о замене некомпетентных и безответственных людей компетентными и ответственными. Такого рода критика Рейча — это критика справа. И в данном случае Рейч ближе к истине, чем его критики-либералы, считая основным, первичным социальным злом государственно-монополистическую систему, а не отдельных политических деятелей, периодически сменяющих друг друга у кормила власти.
Непоследовательность и социальная ограниченность Рейча проявляются в том, что «корпоративное государство» приобретает в его изложении характер безличного механизма, тогда как в действительности оно выражает классовые интересы реакционной монополистической буржуазии. Поэтому последовательная борьба против этой системы предполагает и борьбу против олицетворяющего ее класса, против его представителей.
Именно здесь дает о себе знать принципиальное различие между марксистами и Рейчем. Государственно-монополистический капитализм представляет собой, как подчеркивал Ленин, полную материальную подготовку для перехода к социализму и коммунизму, воплощающему в себе идеал социальной справедливости; между этой ступенью, достигнутой в своем развитии капитализмом, и социализмом нет никаких промежуточных исторических ступеней. Но это не значит, что такой переход к социальной справедливости может быть завершен без классовой борьбы и революционного насилия, с помощью морального увещевания и призыва к общечеловеческой солидарности, как считает Рейч. Развитие капитализма, далее, сопровождается превращением подавляющего большинства населения в наемных работников и ведет к растущей пролетаризации общества. От этого, однако, весьма далеко до превращения всех членов общества в пролетариев, как заявляет Рейч. Ибо наряду с процессом формирования «совокупного рабочего» в недрах государственно-монополистического капитализма происходит и формирование противостоящего ему и эксплуатирующего его «совокупного капиталиста», включающего в себя как владельцев современных средств производства, так и управляющих корпорациями, высшее чиновничество и другие привилегированные слои общества.
В той своеобразной исторической обстановке, которая сложилась в Соединенных Штатах, концепция Рейча тем не менее выглядит не только весьма привлекательной в глазах демократически настроенных американцев, но и относительно прогрессивной в сопоставлении с многочисленными конкурирующими между собой либеральными, реформистскими и радикалистскими доктринами, распространенными среди интеллигенции и студенческой молодежи, среди негров и других меньшинств. Пусть непоследовательно, она все же отстаивает идею очистительной революции «снизу» от апологетических попыток подменить ее псевдореволюцией «сверху», с которыми выступают официальные круги и теоретики вроде Ж.-Ф. Ревеля.[109] Она в известной мере содействует радикализации тех, кто еще питает либеральные иллюзии насчет возможности демократизировать «корпоративное государство» и поставить его на службу общенародным интересам. По сравнению же со взглядами П. Гудмэна и Т. Роззака она обладает очевидными преимуществами, ибо отвергает луддитские настроения, осуждает технофобию и связывает перспективы освободительного демократического движения в США с дальнейшим ходом научно-технической революции.
Сознание III, как подчеркивает Рейч, «ни в коей мере не выступает против технологии и не собирается разрушать машины. Но оно и не хочет, чтобы машины управляли обществом… Сознание III могло появиться на свет лишь благодаря современной технологии. И только Сознание III может обеспечить дальнейшее существование человеческого рода в наш технологический век». Он решительно отвергает взгляды, согласно которым человек с его опытом и знаниями стал в нашу эпоху «технологическим пережитком», излишним в процессе общественного производства. Автоматизация призвана покончить не с трудом, а с антагонизмом, «Если машины могут произвести достаточно пищи и продуктов для всех, почему человек не может покончить с антагонизмом, проистекающим от материального недостатка, и создать общество, основанное на любви к своему ближнему?!» — восклицает он.[110] Главное же достоинство книги в том, что она разрушает добровольное идеологическое гетто, в которое сектантски настроенные представители «новых левых» пытались заточить своих последователей. Обобщая спонтанное недовольство государственно-монополистической системой, Рейч придает воззрениям «новых левых» такую форму, которая делает радикальные цели этого движения, его социальные идеалы несравненно более приемлемыми для подавляющего большинства американского народа, стремящегося избавиться от гнета «корпоративного государства».
