Именно на этом принципе, конечно видоизмененном, более точном, и основан аппарат для сшивания кровеносных сосудов.
Чем прошивать живую ткань? Нитями? Нет. Металлическими скобами. Но из какого металла? Единственным пригодным в этом случае металлом оказался тантал. Об этом металле мало что было известно. Металл редкий. Но чудесным свойством его оказалась способность не быть чужеродным живому организму. Мало того, что живая ткань принимала металл, не вызывая ни нагноения, ни новообразования, тантал со временем медленно растворялся в организме, не оставляя никаких следов.
Тонкие скобки из тантала, заложенные в аппарат в виде колечка, пронизали кровеносный сосуд, словно чулок, натянутый на это кольцо, и загибались, сжимая края сосуда. Место соединения получалось не только не зауженным, но даже несколько расширенным: никакой опасности тромба.
Я стою в кабинете Василия Федотовича Гудова.
Василий Федотович оживлен и энергичен. Он встречает меня посреди комнаты, горячо пожимает руку, подводит к столу и рассказывает, рассказывает... Слушая его, я мысленно представляю себе молодого застенчивого студента, окончившего авиационный институт, который впервые приблизился к хирургическому столу.
...Кто-то стучится в дверь. Увлеченные разговором, мы не обращаем внимания на стук, но он повторяется. Кажется, что кто-то скребется в дверь.
- Да войдите же! - громко говорит Гудов.
Дверь открывается, и совершенно неожиданно в кабинет вбегает огромная собака, немецкая овчарка.
Я люблю больших, могучих собак, ненавижу избалованных, затасканных на руках маленьких любимцев. Именно такой гигант и вломился в кабинет, заставив меня из предосторожности встать за письменный стол.
- Не бойтесь, Джерри умница! Он никогда вас не тронет. Как вам нравится собака?
- Очень! - отвечаю я, протягивая руку к мохнатому гиганту.
- Вы не замечаете ничего особенного? Я ничего не замечаю.
- А вы присмотритесь внимательно. Взгляните на заднюю ногу.
Я замечаю, что шерсть на задней ноге собаки располагается кольцеобразно, как бы охватывая сильную лапу животного.
- Месяц назад мы отрезали ногу у Джерри,- говорит Гудов,- несколько дней продержали ее в холодильнике, а потом опять пришила. Как видите, все в порядке.
И, подняв руку, Гудов заставляет пса танцевать на задних лапах. Да, действительно все в порядке.
- Вот что позволяют нам делать аппараты для сшивания сосудов,- говорит Василий Федотович.
Из кабинета мы пошли в палаты института. То, что мне пришлось увидеть здесь, потрясало. Живая почка, пришитая под кожу животного, нормально функционирует, выполняя свою ответственную работу. Вот собака, у которой было вынуто сердце и через час вновь возвращено на место. Эксперименты над животными смелые, дерзкие, необычные...
Когда мы вышли из института, я обрушился на Гудова вопросами.
- Василий Федотович, вы делаете чудеса, вы маг и волшебник. Но, я думаю, все это вы делаете не для того, чтобы лечить животных, а для того, чтобы помогать человеку. Покажите же, что делается в этом направлении.
Гудов взглянул на часы.
- Хорошо,- сказал он.- Одевайтесь, поедем. Мы сели в машину, Василий Федотович достал из портфеля лачку фотографий и протянул их мне.
- Вам это будет интересно,- сказал он.
Мне запомнилась одна фотография. Молодая девушка с красивым, перепуганным, охваченным скорбью лицом смотрела на меня с фотографии. Чьи-то крепкие пальцы держали ее руку выше кисти. А самой кисти не было... Кисть руки лежала отдельно - чужая, распухшая, почти нечеловеческая.
- Несчастный случай,- пояснил Гудов.- Попала рукой в станок, и, как видите, он откромсал ей правую руку.
Машина остановилась возле института имени Cклифосовского. Это сюда, под своды древнего здания, со всех концов столицы везут людей машины "скорой помощи". Это жертвы автомобильных катастроф, несчастных случаев. В таком огромном городе, как Москва, случается всякое. Чего только не бывает... То привезут мальчика, неосторожно засунувшего в нос шарик подшипника - да так, что и достать его невозможно. А однажды, как мне рассказывали, сюда привезли девушку, которая вместе с куском мяса проглотила вилку.
Жизнь этих людей спасают, их лечат, ставят на ноги и говорят:
- Иди, дорогой, в жизнь - и больше никогда нам не попадайся!
Палаты института были переполнены людьми. Мне помогли надеть белый халат. Он был мал, и тесемки, завязанные на спине, стягивали меня и не давали возможности двигать руками.
В сопровождении хирурга Андросова мы шли по длинным коридорам.
Я был так взволнован, что даже не заметил, как мы вошли в палату.
- Ну, как идут дела? - спросил врач у девушки, легко поднявшейся с постели.
Я сразу узнал ее по миловидному лицу и по выражению растерянности. Да, это была та самая девушка, которая смотрела на меня с фотографии. Мы поздоровались, обменялись улыбками... И только через несколько минут настигла меня мысль, поразившая, как электрическим током: "Мы поздоровались!.. Как же это? Ведь на фотографии кисть ее руки лежала рядом, отдельно..."
Мой взгляд искал правую руку девушки. А она подняла ее к повеселевшим глазам хирурга и энергично пыталась двигать непослушными пальцами.
- Смотрите, доктор, двигаются. Двигаются! - радостно говорила девушка.
"Не может быть! - думал я.- Неужели эта кисть..." И, словно прочитав мои мысли, Гудов сказал:
- Вот видите, и подлечили лапочку.
Через два с половиной часа, буквально оглушенный всем увиденным, вместе с врачом и инженером я вышел из института. Я был так взволнован, что хотелось обнять Андросова, Гудова, сказать им ласковые слова... Ведь они так много делают для человека.
Искусственный пищевод, пришитый к кровеносным сосудам грудной клетки, часть аорты из капрона, заменившая больной участок, смелые операции, неожиданные решения...
- Дорогие мои,- восторженно говорил я спутникам,- если вы способны творить такие чудеса, то что вам стоит пришить руку человеку, потерявшему ее на войне, взяв ее, скажем, от умершего. Вы ведь можете использовать отдельные органы умершего человека для десятков и десятков операций?
- Это не совсем так,- грустно улыбнулся профессор Андросов.- Вы слышали что-нибудь о несовместимости тканей?
- Да, конечно,- ответил я.
...На протяжении миллионов и миллионов лет своего формирования человеческий организм вырабатывал автоматическое сопротивление всему чужеродному. Белки, входящие в состав живой ткани, у одного человека не схожи с белками другого. И если рука одного человека будет пришита другому, помимо воли оперируемого организм вступит в смертельную борьбу с чужеродным белком.
Казалось бы, операция прошла благополучно. Начали шевелиться пальцы, чужая рука приобрела чувствительность. Хирург блестяще соединил не только кровеносные сосуды, но и нервные окончания, и сухожилия, и мышцы, и кость. Но проходит две-три недели, и неотвратимо наступает процесс отмирания чужого. Это действует механизм защиты, вырабатывающий антитела биологические вещества, энергично нападающие на чужеродные белки. Именно этот сложный процесс и объясняет неуспех любой смелой, но недостаточно продуманной операции. О таком случае совсем недавно писали газеты.
В Эквадоре хирург Гуякильского госпиталя Хильберг пришил руку молодому моряку Хулио Лупа. Пресса восторженно сообщала о первых успехах - о том, что рука приобрела чувствительность. Но те же газеты через три недели с грустью констатировали, что врачи были вынуждены ампутировать пересаженную конечность. Защитные средства сработали против Хулио - они, "традиционно" защищая его организм, не защитили его от инвалидности. Об этом с грустью рассказывали мне люди, замятые решением проблемы пересадки органов. Так через 23 дня скончалась тридцатилетняя американка Жанни Гудфеллоу после удачной пересадки печени.
Я пытался восстать против их жестокой логики.
- Но ведь в институте имени Филатова, в Одессе, пересаживают роговицу от мертвого живому? И возвращают человеку зрение! Ведь освоили же переливание крови от одного человека другому, полностью освоили пересадку костей и хрящей. Пересаживают кожу,- не унимался я.- А недавно газеты сообщали об успешном завершении сложной операции по пересадке почек.
Ученые возражали:
- Да, роговица может быть пересажена, но это специфическая ткань, резко отличающаяся по своему характеру от обычной живой ткани. То же можно сказать в отношении хрящей и костей. А если говорить о пересадке кожи, которую применяют при тяжелых ожогах, то здесь речь идет не о постоянной приживаемости кожи, а лишь о временном покрытии чужой кожей пораженных мест. Впоследствии чужая кожа отмирает, но она дает время для восстановления кожи пострадавшего. Какая же это пересадка?
Вы говорите о пересадке почек? - спрашивали меня.
Да, такие операции были сделаны. Известен успешный результат перэсадки почек в Англии. Это были два брата-близнеца. Один из них умирал от болезни почек, тогда другой, здоровый, чтобы спасти жизнь брата, решил отдать ему свою здоровую почку. После сложной операции почка прижилась. Врачи ликовали! Но успех операции определялся исключительным случаем. Мало того что братья были близнецами, их зародыш развивался из одной начальной клетки. Пытаясь повторить подобный опыт на единоутробных собаках, мы никогда не достигали положительного результата. Видимо, во всех последующих опытах не было двойного совпадения, имевшего место в рассказанном нами случае.
