сонливо, лениво, но по-настоящему. – Посмотри, какой он хорошенький! Как на такого можно ругаться?
– А вот так! Вдруг я хочу, чтобы ты гладила меня, а не его? Может, я ревную, а? Ты об этом не подумала?
– Боже мой! – Катя села, и светлые линии её волос прижались к нагому телу, спине, грудям, очерченные утренними лучами. Она запустила одну руку в чёрную шерсть, а другая утонула в таких же чёрных волосах, почёсывая голову. – Ну вы мои мальчики… Каждого из вас нужно поласкать! А кто будет ласкать меня?
– Я бы тебе ответил, но здесь Рэндж, а он ещё мал для таких подробностей.
– Я люблю тебя, Жень. – Он замер, не ожидав такой резкой смены темы, а Катя продолжала почёсывать его голову, улыбаясь с такой теплотой, что растопила бы любой лёд. – Я очень сильно тебя люблю. И очень сильно привязываюсь к тебе. Думаю, я никогда не забуду тот вечер в пустой аптеке. Твоя настойчивость спасла всех и вся. Прости, что была такой дурой. Я просто боялась довериться, вот и всё. Но, Жень… – На миг её пальцы остановились. – Если ты предашь меня…
– …ты снимаешь с меня скальп, я знаю. Ты мне уже сделала предложение, от которого я не смог отказаться. – Он поцеловал её в кончик носа, положив ладонь на затылок. И когда его губы соприкоснулись с её кожей, Рэндж облизнул их обоих и радостно гавкнул, хвастаясь всему миру своими хозяевами.
– У тебя, кстати, синяки потихоньку проходят. – Катя аккуратно, со всей любовью прошлась пальцами по лицу Жени, по его скулам и оставила большой палец на нижней губе. – Как думаешь, что нас ждёт впереди?
– Не знаю. Даже представить не могу. Но, знаешь, как-то плевать на это. У нас пока одна цель – покинуть город и устроиться где-нибудь в глуши, а там посмотрим.
– Но трупов в Питере уже нет. Почти везде восстановили электричество. Я не знаю, кто это сделал, но ты только представь – они очистили весь город! Может, нам не стоит покидать его?
Женя задумался, перебирая в голове только что услышанные слова. Признаться, ему не нравилась чистота улиц. Она говорила о том, что кто-то действительно всерьёз занялся этим делом, имея при себе специальную технику (без ней всё это сделать просто невозможно!). Ни один из этих бравых ребят ещё не попадался на пути, но Женя был уверен, что это будут не мальчики с дворовым мячом; те, кто решил привести город в порядок – опасные люди. И опасные они потому, что смогли сохранить слаженность и организованность даже после апокалипсиса.
– Слушай, нет, мне эта идея не нравится. – Он посмотрел на обволакивающие её тело волосы и понял, что хочет видеть это каждое утро. – Кто бы это ни был, мы с ними ещё не встречались. Они очищают город, молодцы, но ты уверена, что они не очистят его и от нас, если заметят? Теперь мне есть кого терять, так что не хочу рисковать. Мы сделаем так: сейчас позавтракаем и продолжим идти на восток. Думаю, дня через три точно выйдем в область, а там заживём. Будут у тебя и пионы, и тюльпаны, и всё что захочешь.
– Даже секс по утрам?
Улыбка растянула губы Жени и сделала его лицо ещё красивее, ещё теплее.
– Да, даже секс по утрам. Только теперь будем выгонять с комнаты Рэнджа, а то так мы ему точно психику сломаем.
Катя залилась смехом, что медленно растворялся в тёплом воздухе. Её хохот, слегка неуклюжий, не совсем женственный, прозвучал самой красивой симфонией, которую могло слышать человечество. Но нет, человечества здесь не было. Она смеялась только для Жени, и от осознания этого его грудь вновь резко сжалась, но на этот раз он принял эту боль, ведь уже понял, что за чувство разжигает внутри огонь.
– Мы с тобой самая счастливая пара на свете, – Катя не отрывала взгляд от глаз Жени, что словно светились золотом в волнах утреннего света. – Представь, будто мы герои какого-нибудь романа. Будто мы герои книги, и всё, что происходит – это выдумки автора.
Женя перегнулся через Рэнджа и поцеловал свою женщину в шею. Спустился к ключицам и вернулся к лицу – к лицу человека, пережившего столько боли и страданий, но сохранившего внутри себя что-то светлое, что так боялось померкнуть. Их губы вновь сомкнулись с той нежностью, с которой смыкаются губы тех влюблённых, что никак не могут насладиться друг другом.
– Если мы и являемся героями какой-нибудь книжки, то тогда её автор явно безумец. Придумать такой ужас… – Женя взглянул на окно, открывающее вид на пустую, мёртвую улицу. – Я вот не верю в судьбу. Будь это хоть книга, хоть фильм, в конце концов мы же сами выстраиваем себе жизнь. Я уверен, у нас всё будет хорошо. Если про нас и пишут книгу, то финал точно будет счастливым.
– И мы будем жить долго и счастливо?
– Да, – Рэндж вновь улёгся между ними и, не оставив никому выбора, заставил каждого себя поглаживать. – Будем жить долго и счастливо. Правда, Рэндж?
Он ответил бодрым лаем и вытянул лапы вверх, наслаждаясь сладостными потягушками и массажем в четыре руки. В небольшой комнате опустевшей гостиницы, на одной двуспальной кровати сидели мужчина и женщина – парень и девушка в глазах друг друга. Плавающая вокруг тишина теперь не казалась пугающей, а даже наоборот – отделяла и убирала лишние звуки, будто хотела слышать лишь дыхание влюблённых…и одно собачье, полное радости от мягких поглаживаний. В воздухе парили мелкие пылинки, пронизываемые лучами солнца. Они ложились на кожу и согревали её, но всё же не могли согреть так же, как внутренняя теплота. Женя передавал её Кате, а Катя передавал ему свою – ту немногую часть чего-то тёплого, что всё ещё сохранилась под слоем льда.
– Повтори ту фразу, которую ты сказал во время танца.
На миг карие глаза вопросительно блеснули, но уже через секунду в них промелькнуло понимание, пробежав по глубине чёрных зрачков.
– Надежда – это огонь, согревающий нас.
Рэндж одобрительно гавкнул, вызвав общий смех. Но хоть Катя и смеялась, её взгляд оставался восхищённым, устремлённым на Женю.
* * *
Петербург всегда завораживал своей красотой. Любой фотограф, имевший вкус, мог создать здесь тысячи шедевров, запечатлев на плёнку городские пейзажи. Исаакиевский собор влюблял в себя, Казанский захватывал дух своим величием, своими огромными колоннами, стоящими рядом друг с другом подобно солдатам, а у «Медного всадника» хотелось стоять вечность, восхваляя скульптора, так умело создавшего коня и восседающего на нём императора.
Но всё это меркло перед новой красотой, только-только открывшейся уцелевшим жителям. И это были призрачные улицы, освещаемые утренним солнцем. Никогда прежде Женя не
