Во время нашего пребывания на Самоа мы были свидетелями ифонга в государственном масштабе. Драма разыгралась в высшем обществе столицы. Действующими лицами были, с одной стороны, изобретательные братья Мурз, а с другой — сам премьер Фиаме Матаафа Мулинуу II. Вышеупомянутые братья, хотя и были американскими гражданами, унаследовали от полинезийских предков темперамент и уважение к традициям, а примеси крови папаланги они были обязаны своей деловитостью и любовью к деньгам. Дела они вели в Апиа с размахом. Один из братьев, Гарри, бывший в то время начальником порта, и стал причиной конфликта.
Все началось с того, что Гарри купил для правительства моторный баркас, который предназначался для снабжения водой и топливом кораблей, стоящих в заливе (портовый мол в то время еще не был построен). Однако при первой же пробе баркаса оказалось, что судно, за которое самоанское правительство заплатило кучу денег, было всего лишь моторизованной баржей, годившейся самое большее для ярмарочных качелей. Может быть, Гарри обвинили бы только в бездарности, и на этом бы дело закончилось, но кто-то докопался до одной детали. Оказалось, что совсем недавно это суденышко было собственностью его жены, купившей баркас по цене в несколько раз меньшей, чем выделило правительство… Разгорелся скандал. Создали специальную комиссию для выяснения такого таинственного совпадения. В состав комиссии вошли иностранные эксперты. Премьер Матаафа лично заинтересовался этим делом.
Гарри Мурз ссылался на свою полную неосведомленность в делах жены. Он не знал, что она купила баркас и подвергла его косметическим операциям. Он даже не знал, что купил баркас у жены. «Разве я виноват, что у меня такая самостоятельная жена, почтенная комиссия?» Но комиссия упорно продолжала вести следствие. Мурзы почувствовали себя глубоко оскорбленными. Они отреагировали бурно и многословно. Братья напились в местном клубе и изложили многочисленным посетителям свои планы относительно личности премьера, а также заявили, что расправятся с папаланги, которых считают виновниками своих несчастий и обид.
Премьер потребовал выселения братьев Мурз из Западного Самоа в трехдневный срок. В Апиа, где знают всё и все, началось волнение. Шептались, что братья не собираются покидать страну и клянутся отомстить. Род Мурзов уже собирается в глухих местах и точит свои сапелу на сановников и папаланги… Как бы в подтверждение этих слухов полиция поставила вооруженную автоматами охрану перед резиденцией премьера. Все были в ужасе. Наконец, наступил день, когда братья навсегда должны были оставить Самоа или начать гражданскую войну.
Солнце, как это обычно бывает в тропиках, быстро поднялось над горизонтом. Стало светло. Первые лучи светила упали на свешенные головы и опущенные плечи братьев Мурз, сидящих на газоне перед резиденцией премьера. Они пришли с дарами доброй воли: с охапками красивых тонганских циновок, ценными тканями сиапо, корзинами печеных бананов и румяными свиньями.
Братья были прощены, а приговор отменен. Такова сила традиции.
Нетитулованных мужчин на Самоа называют таулеалеа. В каждой деревне они объединены в организацию, ауманга, которая представляет основную рабочую силу коллектива. Прием в аумангу связан с определенным традиционным ритуалом.
Семья кандидата, обычно семнадцатилетнего юноши, отправляется к своему матаи, чтобы тот вынес этот вопрос на деревенский совет. Если матаи признает их просьбу обоснованной, то идет с юношей к дому собраний и от его имени преподносит вождям корень кава. В это время кандидат, чье скромное общественное положение не позволяет сидеть с представителями верхушки деревенского общества, покорно ждет решения; кандидатура таулеалеа утверждается на общем собрании ауманги. Он приходит на ближайшее собрание с дарами (банки писупо, таро, палусами, плоды хлебного дерева), что должно свидетельствовать об уважении к собравшимся и доброй воле. Обычно подарки должным образом оцениваются, и один из сыновей деревенского оратора приветствует нового члена цветистой речью. Тот отвечает. Дары справедливо распределяются между собравшимися. С этой минуты юноше представляется возможность участвовать во всех работах, которые выполняет группа: на плантации, по хозяйству, а также охотиться. Все это он делает не один, как раньше, а в коллективе. Одновременно он приобретает определенный авторитет в семье, ему как бы выдается официальное свидетельство о зрелости.
Ауманга — очень важная организация. Она дает возможность пробиться молодым талантам, проявить трудолюбие, дисциплинированность, заботу об общем благе. Из нее выходят деревенские лидеры. Предводителем группы обычно становится сын вождя самого высокого ранга. Его называют (правда, сейчас уже редко) манаиа, что дословно означает «прекрасный». Так же как и его отцу, манаиа помогает оратор, сын деревенского оратора.
Каждое утро предводитель ауманги получает от вождя инструкции на предстоящий день и распределяет обязанности между членами организации. В прежние времена группа традиционно собиралась по пятницам в доме матаи самого высокого ранга. Тот благодарил за работу, а также публично порицал тех, кто плохо себя вел или ленился. Кроме того, каждый член организации сдавал в общий фонд в ведение матаи разные мелочи, которые ему удалось собрать за неделю: лоскуты сиапо, полученные от девушки, банки писупо, заработанные за какую-нибудь мелкую услугу, отрезы ситца на лавалава… Потом эти предметы делят между отдельными хозяйствами или хранят для представительства.
Сегодня таулеалеа, работающие за деньги, также обязаны отдавать свой недельный заработок вождям. И не только они. Девушки обычно больше, чем юноши, боятся восстановить против себя матаи, боятся, что их исключат из семьи и они останутся одни среди чужих. Таким образом, жестоко эксплуатируется традиционное подчинение женщины мужчине, вождю или мужу. Деньги, заработанные девушкой тяжелым трудом, ей приходится отдавать семье. Вот, например, Телеисе, миленькая девушка, которая пришла в наш дом в поисках работы. С прежнего места ее уволили, так как у нее приближалось время родов. Она была в трудном положении. Муж исчез с последней ее получкой, а к семье она не хотела обращаться за помощью. Она осталась у меня. Спустя неделю нашелся счастливый будущий отец, который не отличался никакими достоинствами, кроме сильной тяги к пиву. Все складывалось удачно. Телеисе хвалила нас, мы — ее, а ее муж — ее зарплату и наше пиво.
Идиллия кончилась в канун праздника независимости. Вечером начались предродовые боли. Мы отвезли Телеисе в больницу, и в ту же ночь она родила красивую и здоровую девочку. На следующий день я застала ее опухшую от слез.