Как назло, коридоры, по которым он пробегал, стали сырыми, холодными, с крупными каплями грязной воды на стенах. От этого пить хотелось еще сильнее.
Лотар чувствовал, что он уходит чересчур вниз, что, если он хочет выбраться к озеру, ему нужно уже, пожалуй, не опускаться, а поискать стражников и выходы. Но коридоры опускались, выхода не было, и хотя он понимал, что еще не заблудился, до этого оставалось совсем немного.
Наконец-то Лотар почувствовал впереди людей. Он остановился. Как ни странно, его дыхание мешало ему услышать, что происходило впереди. Он заставил сердце биться медленнее, снял напряжение с живота и груди, восстановил остроту ночного видения и понял, что впереди была еще одна лестница вниз. Но по ней теперь поднимался кто-то, кто был даже не вооружен. По очень слабому, как в пещере, излучению энергии со стен Лотар понял, что оказался в мало посещаемой части замка.
Человек, который шел ему навстречу, был тюремщиком, а помещения, у которых он оказался, уклоняясь от встреч со стражниками, служили замковой темницей.
Поблизости не оказалось никакой ниши, в которой можно было бы переждать тюремщика, но на этот раз у Лотара имелось много времени. Он снял слабый, чадящий от недостатка кислорода факел из ближайшей подставки и резким взмахом сорвал пламя с намасленной тряпки. Потом аккуратно воткнул дымящую палку назад в держатель. То же самое он проделал с соседним факелом. Теперь на тот участок коридора, который эти факелы должны были освещать, легла такая темень, что даже Лотару пришлось сосредоточиться, чтобы не налетать на неровности стены.
В самом темном, как ему показалось, углу он присел и принял позу невидимости. Конечно, глаза у тюремщика могли оказаться лучше, чем у него самого, и тогда драки не избежать, но когда он вслушался в шаги приближающегося человека внимательней, то быстро успокоился. Тюремщик был стар, и, конечно, это должно было сказаться и на глазах.
Кроме того, старик разговаривал сам с собой. Он выговаривал слова тягучим, слишком долгим даже для обычного человека образом. Показавшись из-за поворота, увидев, что перед ним лежит темное пространство, он сбился с шага и на мгновение замолчал.
— Ну вот, и факелы, здесь не горят… — Голос у него был невыразительным и монотонным, как скрежет старой, затупившейся пилы. — Придется нести их наверх, чтобы просушить и намаслить… Что-то странное сегодня творится наверху. Может, и не заметит никто, что они погасли.
Он замолчал, то ли прислушиваясь, то ли не решаясь вступить в плотную тьму, лежащую перед ним. Но за годы и годы службы он привык к темноте. Или все-таки боялся? Неужели чувствует, подумал Лотар.
— О-хо-хо. Все кончается, даже масло в факелах.
Шаркающими, тяжелыми шагами он миновал первый факел, Лотара, второй, потом, выругавшись, вернулся, снял один, другой и пошел дальше, рассыпая вокруг брань своим механическим, невыразительным голосом. Теперь, помимо шаркающих звуков его шагов, в подземелье зазвучали щелчки дерева по камню: тюремщик на каждом шагу переставлял слишком длинные для него палки, как костыли.
Шум еще не затих, а Лотар уже двинулся дальше. Он миновал длинный ряд дверей, все были открыты. По-видимому, хозяин замка считал содержание пленников чрезмерной мягкостью. Но в одном случае он все-таки сделал исключение. Дальняя камера у самой влажной стены, за которой отчетливо слышался грохот уже близкого водопада, была заперта на большой массивный засов. Впрочем, замка не было, и Лотар открыл его без каких-либо ухищрений.
Это помещение было устроено для поддержания жизни. По крайней мере, в нем довольно ярко горели два факела. Пламя почти не чадило, значит, здесь существовала вентиляция, а она могла проложить путь к свободе. Лотар осмотрелся и тогда увидел это.
Когда-то это, без сомнения, было человеком. Он сидел на куче соломы, привычно согнувшись в поясе, потому что полукружье ниши поднималось над полом не более чем на три фута — дьявольское изобретение тех, кто понимал, как мучительно находиться в чрезмерно узкой каменной щели долгие годы. Человека мучила какая-то боль, потому что он несильно раскачивался из стороны в сторону. Только это движение да негромкий, монотонный звук, похожий на песню, которую мать поет, не разжимая губ, убаюкивая ребенка, показывали, что в этой плоти теплится жизнь.
Волосы человека почти закрывали его лицо, сморщенные, черные от грязи руки неподвижно лежали на коленях, ноги были так неловко вывернуты вбок, что казались перебитыми. Но это был именно тот человек, которого сторожил здесь тюремщик.
Внезапно Лотар почувствовал странное беспокойство. По ту сторону невидимой линии, которую он оставил — не мог не оставить — в воздухе, его враги напали на след. Они нашли что-то, показавшее им, где и как прошел Лотар. Это было странно. Атольф не производил впечатление колдуна настолько искусного, чтобы читать микроскопические разрывы в ткани мирового эфира.
Лотару следовало не просто так идти по замку, а приготовить парочку сюрпризов или даже создать ложный след. К тому же не нужно было тратить столько энергии, подбираясь к стражнику по потолку, у самой спальни колдуна. Это было ошибкой, он оставил отчетливые, хорошо читаемые знаки, и теперь Атольф сообразил, как их использовать. Скоро, очень скоро они окажутся здесь.
Лотар осмотрелся еще раз. Вентиляция была хорошо продумана. Пять тонких, не шире четырех дюймов, расположившихся в разных углах помещения отверстий. Каждое в отдельности было почти бесполезно, но вместе они работали так, что Лотар даже ощущал водяную пыль водопада. Отверстия были слишком малы, выбраться отсюда он не смог бы, даже превратившись в змея. Пробить скалу?.. У него нет времени. Значит, остается умение маскироваться.
Он подошел к заключенному, присел на корточки и прижал лицо к решетке.
— Не бойся меня. Я друг.
Голова человека стала медленно подниматься. Сначала Лотар увидел горящие глаза, потом сухие губы, не закрытые бородой… Это была женщина.
Лотар сосредоточенно просмотрел ее сознание. Она была очень молодой, не старше Лотара, но досталось ей столько, что у драконьего оборотня защемило сердце. Он не стал вникать в подробности. Это была не его тайна, он скромно отступил, чтобы не причинить этой девушке новых мук. Но кажется, она и не ощущала его присутствия в своем сознании.
Лотар произнес слова на внутреннем языке, иногда понятном тем, кто не может говорить. Это было похоже на телепатию, славное искусство, присущее некоторым детям и очень умным животным. И тогда в застекленевшем от пережитой некогда боли сознании появился робкий росток интереса и внимания. Девушка начинала видеть его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
