Финеас подавил невеселую усмешку. Моравия. Край, где он впервые увидел свет. Край, о котором осталось так мало добрых воспоминаний. Глядишь, выдастся денек, чтобы навестить родительницу. Хвала Всевышнему, она жива и даже изредка присылает ему молниеносные письма – лет пять назад Финеас побывал у нее и оставил браслет с колдовской пластиной.
Молниеносные письма! Болван, как же он не подумал раньше. Мэтр ди Альберто – вот кто им сейчас нужен! И у него есть возможность получить весточку от мастера Юрато, они же обменялись заклятиями надсылов. Единственное, пластина уже на последнем издыхании… но теперь есть кристалл, значит, не придется разорять хозяйство Луки и шокировать благородное собрание убиением невинного петуха.
Начертав на пластине несколько строк, Финеас скрепил их каплей крови и направляющим заклинанием. В ожидании ответа походил по комнате, но мэтр не отзывался, наверное, зачарованный пергамент не был у него на виду или старик попросту спал. Придется ждать.
В задумчивости маг отворил дверь и вышел в коридор. На первом этаже еще слышался гомон недогулявших постояльцев, но здесь, на втором, было тихо. И правда, скоро полночь, это он засиделся со своими опытами. Из комнаты Мары не раздавалось ни звука, а у Исилвен из-под двери виднелась полоска света, девушка еще не гасила свечи. Она же может не спать всю ночь, напомнил себе Финеас. Незаметно для себя он сделал шаг в ту сторону, потом еще один.
Из-за двери доносился легкий шорох – так и есть, она еще не ложилась. Маг вскинул руку, собираясь постучать, но ладонь скользнула, непроизвольно толкая створку. Та поддалась, не запертая. Финеас не смог удержаться.
Эльфийка стояла, отвернувшись к окну, волосы были заколоты длинными шпильками, одной рукой она придерживала на груди платье, второй – распускала завязки сорочки. Мгновение – и из плена шелка высвободилась ее обнаженная спина.
Финеас застыл, пораженный и скованный ужасом…
На тонкой опаловой коже отчетливо виднелись страшные шрамы, пересекающиеся ломаными изгибами. Старые, затянувшиеся… И от этого еще более жуткие. Словно ядовитые змеи в луговой траве.
– Кто это сделал? – услышал он свой голос, грозный, полный сумрачного, тяжелого гнева.
Исилвен прянула в сторону, вздрагивая и закрываясь складками платья.
– Ох…
Темный маг вдруг понял, что сотворил, резко отшагнул от двери, произнес вполголоса:
– Исилвен, прости. Я случайно. Не бойся, я не войду.
Молчание длилось целую вечность, затем у двери вновь раздался шелест, и девушка прошептала в приоткрытую щель:
– Подожди немного, я скоро.
Спустя несколько минут она отворила магу и посторонилась, пропуская в комнату. Финеас зашел, замер посередине. Смущение все еще не оставило его. Исилвен переоделась, и платье цвета темной лаванды скрыло пугающие раны, но маг по-прежнему видел их, будто наяву.
– Иди сюда, – девушка, не поднимая глаз, опустилась на топчан – единственное удобное здесь место, Финеас сел рядом.
– Прости, – повторил он. – Я не хотел.
– Это я виновата, мысли витали где-то далеко, даже не заметила, что дверь не затворена, и не услышала тебя.
– Что это, Исилвен? Кто сделал с тобой такое?
Зловещая угроза вновь прорезалась в его тоне. Девушка стиснула пальцы, но ответила ровно, без надрыва:
– Так отнимали мою магию.
Уста попытались улыбнуться – хотя бы бледное подобие улыбки, – но их уголки опустились, так и не поднявшись.
– Зафир создал совершенно особое заклятие. Огненную плеть Хаоса. Заклятие лишало способностей, захватывало их и сберегало в себе. В тот день он пришел ко мне в темницу с жезлом, в котором хранилась эта волшба… – эльфийка отчаянно кусала губы. – Они меня держали… И с каждым ударом магия покидала меня.
Она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь продолжить, в конце концов ей это удалось.
– Когда я попала на Альтерру, спина еще кровоточила. Я пыталась исцелить себя сама, все-таки кое-что от умений эльфов во мне сохранилось – раны зажили, но шрамы остались. Врачевания у местных магов тоже не нашлось, хотя те и клялись, что свести следы ничего не стоит. Эти… отметины на всю жизнь.
Финеас только сейчас заметил, что до хруста сжимает кулаки. Медленно разжал.
Кое-кто не должен жить. Просто не должен, и все. И пусть Исилвен, не желая убивать, просит для черного колдуна заточения, он, мастер Юрато, боевой темный маг, никому такого обещания не давал.
– Расскажи про Музыку Творения, – попросил он. – Почему Перворожденные слышат ее так редко, а люди не слышат вовсе?
Исилвен бросила на мага теплый взгляд, вот теперь она смогла искренне улыбнуться.
– Это эльфийская магия. Как тебе объяснить… Ты веришь в предвечного Бога?
Финеас, помешкав, кивнул.
– Тогда будет проще.
Она запрокинула голову, словно ища глазами небо, и ее голос зазвенел сотней чистых родников. Легенда оживала в каждом произнесенном слове:
– Творец создал миры в единый миг – и Арду, и Хьервард, и тысячи иных пластов Реальности, – но не остался в них, исчез. Нам были дарованы только осколки Его присутствия и власти, отданной в руки сильных управителей. Так, Хьервард сначала принадлежал Древним богам, затем Молодым, а потом пришли Хедин и Ракот, сменившие однажды струсивших божеств. Но суть Творца и творения постигались Его детьми самостоятельно, не в общении с Ним. Мой народ, да и многие вслед за нами, верят, что первыми, чей разум пробудился к жизни, были эльфы. И наша жажда познания была столь сильна, что мы с усердием погрузились в изучение своей природы. В один удивительный день, ныряя в глубины своей фэа, кто-то из Перворожденных услышал Музыку. Потом он ловил ее отголоски снова и снова, с каждым разом подходя все ближе к тайне созидания. Музыка звучала в нем, он познавал свое начало, свою сущность, свою принадлежность к вселенной и через это – Творца.
Музыка – это… оживший порядок, основа творения, эхо и отражение деяния Творца, то, на чем держится вся Реальность и Межреальность. Мы верим, что созданы ею, мы слышим ее, когда склоняемся над журчащим ручьем, когда касаемся зеленого листа, когда скользим по самому краю утренней зари. Она есть в нашем начале, и мы постигаем ее всегда, пока странствуем под звездами. То, что мы слышим, тем самым существует и имеет силу. И потому эту Музыку мы не можем ни отдать кому другому, ни подарить, ни потерять. Это лишь наше видение и наш путь. Она принадлежит Перворожденным от истока до устья; мы – она, и она – мы, и по-другому не может быть. Корни нашей магии в ней, хотя эльфы говорят об этом редко и неохотно, кто-то из страха, кто-то из высокомерия, а кто-то из жалости.
Вначале многие, последовав за тем, первым услышавшим Музыку, тоже открыли ее для себя. Но шло время, века пролетали над вселенной, грандиозные битвы и опустошающие войны отшумели в Арде и за ее пределами, мы стали забывать мощь этой магии. И наступил миг, когда ни один эльф не сумел внять ее зову. Чары единения с природой, разговор с лесом, умение ловить звездный свет и сила эльфийских заклинаний не исчезли, но Музыка Творения уже не звучит для Перворожденных столь часто, как раньше. То, что во мне проснулась эта способность, – редкость и величайшая ценность. Я хотела сохранить ее для моих братьев и сестер… А людям придется искать свой путь. Они не смогут пройти по той дороге познания, по которой прошли мы. И кто знает, как Творец откроется вам – в Звуке, Мысли или, может быть, в Слове.
Исилвен обернулась к Финеасу, смущенная собственным красноречием.
– Это эльфийские предания. Прости, я знаю, что не всем нравится их высокий слог, кажется, я немного увлеклась.
Она откинула темную прядь, упавшую на лицо, и Финеас неожиданно уловил ее запах. Исилвен пахла июньской ночью – лунной, прохладной. А еще свежей листвой, с горьковато-цитрусовой ноткой растертого в пальцах тимьяна и сладкой – собранной земляники в вечерних лугах.
Маг не собирался задавать этого вопроса, но тот вырвался против воли:
– Почему Анарвэ предал тебя? Что пообещал ему черный колдун, могущество?
Он тут же пожалел о сказанном. Плечи девушки заметно поникли. Она долго смотрела в пол, затем ответила еле слышно:
– Я не верила, не верила очень долго. Все думала, в чем же виновата, что сделала не так? Что во мне оттолкнуло Анарвэ и швырнуло под власть Зафира? Может, не стоило позволять Музыке занимать столько места в моей жизни? Может, не стоило вообще ее в себя пускать? Отвергнуть сразу, как прозвучал первый зов. Но ведь это я… сама я, понимаешь? Родившись во мне, магия Музыки даровала смысл всего существования. Моя фэа пела в те дни. Я была счастлива и дарила мелодию всем, кто в ней нуждался. Но, может… я должна была отказаться от нее? Ради Анарвэ. Ради нашего с ним будущего.
– Чушь, – буркнул Финеас. – В нем изначально была червоточина. Что-то его глодало. Рано или поздно оно вылезло бы, что бы ты ни делала. А Зафир просто сыграл на его слабости.
