4 августа, т. е. на следующий день, зная уже, что нам предстоит действовать на направлении наступления 256-й стрелковой дивизии, мы с командирами полков, начальником разведки Е. Г. Шуляковским и дивизионным топографом капитаном Комлевым вышли на наблюдательный пункт командира этой дивизии для рекогносцировки местности и противника.
Ознакомившись с полосой местности, на которой предстояло действовать нашей дивизии, мы обратили внимание, что она совершенно голая, изрытая системой траншей, ходов сообщений и воронками от разрывов снарядов. Нас удивило еще и то, что ни противник, ни наши войска никакой активности не проявляли, хотя немцы вели артналеты, но войска 8-й армии молчали. Чтобы более детально изучить обстановку, мы, пользуясь ходами сообщений, прошли к передовым подразделениям частей 256-й дивизии.
По небольшому числу бойцов в траншеях и по множеству воронок от снарядов и авиабомб было видно, что прошли тяжелые бои и части понесли значительные потери. От командиров и бойцов мы узнали, что дивизия во второй половине июля атаковала передний край противника и, овладев одной из его траншей, была остановлена огнем и контратаками. Впереди, в 200 м, оборонялся противник. В глубине его обороны, примерно в 2 км, выделялась над всей окружающей местностью возвышенность, обозначенная на карте отметкой 40.4. Ее здесь называли высотой. Высота эта с пологими скатами в нашу сторону являлась основным ключевым пунктом гитлеровцев на этом направлении. С нее на большом расстоянии просматривалось расположение наших войск. В нескольких километрах западнее высоты несколько раз за сутки поднимался аэростат, с которого велось наблюдение на большую глубину за всей впереди лежащей местностью. По команде с аэростата указывались цели в расположении наших войск, открывался и корректировался артиллерийско-минометный огонь. Наши войска несли большие потери от точного огня неприятеля. У меня создалось впечатление, что никто из артиллеристов 8-й армии почему-то не стремился уничтожить ясно видимую и очень вредную цель.
После короткой рекогносцировки местности и предварительных наметок исходного положения для наступления я отпустил командиров частей в расположение своих полков, а с разведчиком и топографом решил еще раз понаблюдать за противником в стереотрубу с наблюдательного пункта командира 256-й дивизии, чтобы вчерне наметить план предстоящего боя. Надо сказать, что после того, как мы побывали в траншеях, занятых 256-й дивизией, и рекогносцировки противника нам стало совершенно ясно, что нашей дивизии придется не «развивать успех прорыва», а самым настоящим образом прорывать оборону хорошо закрепившихся на ранее оборудованных позициях немцев. Открытая, без единого кустика, песчаная местность играла на руку нашему врагу.
Мне хотелось расспросить командира дивизии о поведении противника, его огне и контратаках. Однако генерал Ф-в, плотный, с ярким румянцем на толстых щеках, пребывал в непонятном мне настроении. Я чувствовал неприязнь в его отношении ко мне. Казалось, надо бы радоваться, что подошла свежая дивизия продолжать начатый бой. Мне приходилось клещами вытаскивать из него каждое слово. Он не сказал ни одной законченной фразы, только лаконичные «да» или «нет» в ответ на все мои вопросы. Видимо, что-то было с ним не то, какой-то червь точил. Это было тем более странно, что, как правило, на фронте нового человека, с которым предстояло воевать бок о бок, встречали радушно.
В тот же день, чтобы немного передохнуть, я зашел на его НП в маленькую комнатушку, где за дощатой перегородкой сидел он сам и докладывал по телефону командующему армией. Он явно не слышал, как я вошел, и продолжал говорить очень громко, на ходу сочиняя небылицы о том, что его контратакуют десятки танков противника с батальоном пехоты и его части с трудом отбиваются. На самом деле вокруг была тишь да гладь. Позже я, кажется, понял, в чем было дело: ранее он докладывал, что его дивизия уже овладела высотой 40.4, но теперь вся ложь могла выйти наружу. Надо было как-то оправдываться. Верно говорят, что нигде так не врут, как на охоте и войне. С другой стороны, Ф-в пользовался тем, что штаб 8-й армии, видимо, не контролировал своих подчиненных.
Позже я поручил майору Шуляковскому и топографу капитану Комлеву составить вместе с топографом 256-й дивизии акт, в котором показать схемой расположение противника и передовых частей 256-й дивизии, чтобы иметь документ, отражающий действительное положение сторон. Разговоры о том, что высотой 40.4 владеет 8-я армия, не соответствовали действительности.
В тот же день, 14 августа, в 16 часов я получил по телефону срочное распоряжение командарма 8-й армии выдвинуть один из полков к высоте 40.4 для атаки противника. Когда наш 1067-й стрелковый полк под командованием подполковника М. В. Игуменова, смелого и опытного командира, подходил к наблюдательному пункту 256-й дивизии, противник встретил его плотным огнем артиллерии и шестиствольных минометов. Чтобы избежать больших потерь, Игуменов быстро рассредоточил батальоны в ближайших укрытиях, в лощинах и оврагах, а меня просил повременить с вводом полка в бой до наступления темноты. Немецкий аэростат висел в воздухе, наблюдая за выдвижением нашей пехоты с полковой артиллерией, и помогал своим легко и точно обстреливать полк. Каждая точка на местности была хорошо пристреляна противником.
Нельзя было не согласиться с законной просьбой командира полка Игуменова, и я обещал не выдвигать полк к боевым позициям до темноты.
Вскоре меня опять вызвали к телефону. Я услышал, что буду говорить с Кирилловым. Я знал, что это условная фамилия К. А. Мерецкова, командующего Волховским фронтом. Получив приказ быстро выходить на высоту 40.4 и развивать успех прорыва, я на мгновение лишился дара речи. Как выходить на высоту, если она находится в глубине обороны противника?
— Прежде чем выйти на эту высоту, надо ею овладеть, она прочно занята противником. Передний край проходит… — Но командующий не дал мне договорить, и я услышал, что он возмущен моей неосведомленностью:
— Что вы докладываете чепуху? Уже более двух суток, как высота занята нашими частями, и это уже опубликовано в сводках Информбюро.
Возражать командующему фронтом, особенно в боевой обстановке, — дело тяжелое, тем более когда на другом конце провода непоколебимая уверенность в своей правоте. Но я упорствовал:
— Возможно, что высота была занята нашими войсками (в чем я очень сомневался), но в настоящее время она у противника. Части 8-й армии находятся примерно в 2 км восточнее этого пункта.
Теперь было совершенно ясно, почему командир 256-й дивизии встретил меня так неприветливо: он или сдал немцам эту высоту, или вообще ее не брал, что впоследствии и подтвердилось, но зато врал очень убедительно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
