14.
Несса
Сегодня из дома исчезли все мужчины.
Я не знаю, куда они ушли. Но я уже настолько привыкла к обычным скрипам и завываниям старого особняка, что могу определить, когда остается только этот звук, в тот миг когда все шаги, стук дверей, польские разговоры и мужское хихиканье исчезают.
Клара все еще здесь. Я слышу, как работает ее пылесос, а позже я слышу, как она поет внизу, на первом этаже, пока вытирает пыль. Вот откуда я знаю, что Зверь ушел — она не стала бы петь, если бы он был рядом.
Они перестали запирать мою дверь. Я спускаюсь на первый этаж, чтобы проверить остальные двери в доме. Они заперты и закрыты на засов, включая дверь через зимний сад на улицу. Я не выйду без ключа.
Это то, чего я ожидала.
Но это заставляет меня задуматься — где ключи?
У всех мужчин должно быть по одному ключу. И у Клары, скорее всего, тоже он есть.
Я могу подкрасться к ней, пока она пылесосит и ударить ее вазой по голове.
Я представляю, что делаю это, как героиня фильма. Но также я знаю, что никогда не смогу сделать нечто подобное.
Я не хочу причинять Кларе боль. Она была добра ко мне, настолько добра, насколько это было возможно. Она научила меня польскому языку. И она защищает меня от Йонаса. Я слышала, как она спорила с ним в коридоре, однажды вечером после того, как я легла спать. Он был пьян, говорил невнятно. Она была резкой и настойчивой. Я не знаю, что он пытался сделать, но она не пустила его в мою комнату. Она сказала: — Powiem Mikolaj! что, я уверена, означает: — Я скажу Миколашу.
Если я сбегу, во время того как Кларе доручат меня охранять, они могут ее наказать. Я знаю, что здесь волей-неволей отрубают пальцы. Я не могу допустить, чтобы это случилось с Кларой.
Поэтому я возвращаюсь в восточное крыло, думая, что найду новую книгу в библиотеке. Я обшарила как маленький читальный зал в моем крыле, так и большую библиотеку на первом этаже.
Если взять все вместе то это тысячи книг, которые мне предстоит прочитать: художественная и нехудожественная литература, классика и современные романы. Большинство книг на английском языке, но есть и французские романы, и немецкая поэзия, и экземпляр «Дон Кихота» в оригинальном испанском издании из двух частей.
Кто-то здесь, должно быть, пополняет коллекцию, потому что здесь много польских переводов, а также произведений отечественных авторов, таких как «Lalka» и «Choucas», которые я читала на одном из курсов литературы.
Я пропускаю все уроки в школе и все мои занятия по танцам тоже. Странно думать о том, что мои одноклассники ходят по кампусу, учатся и сдают задания, как обычно, а я заперта в подвешенном состоянии. Такое ощущение, что я здесь уже много лет, хотя прошло всего две недели.
Если так будет продолжаться дальше, я не смогу наверстать упущенное. Я провалю весь семестр.
Конечно, если Зверь убьет меня, не будет иметь значения, что я пропустила колледж.
Я рыщу по небольшому читальному залу, пробегая пальцами по пыльным корешкам. «Век наивности», «1984», «Уловка-22», «Кукла»...
Я делаю паузу. «Кукла» — это английский перевод «Lalka».
Я достаю ее с полки и перелистываю страницы. Затем я засовываю книжку под мышку и бегу обратно на первый этаж, где ищу на полках оригинальную польскую версию. Вот она — твердая обложка «Lalka» с кожаным переплетом, тисненым цветочным принтом. Теперь у меня есть одна и та же книга на обоих языках.
Мое сердце колотится от бега и восторга от того, что я нашла. Я отнесла книги в свою комнату и легла на кровать, чтобы изучить их. Я кладу их рядом, открывая каждую на первой главе:
В начале 1878 года, когда политический мир был озабочен договором Сан-Стефано, выборами нового Папы Римского и вероятностью европейской войны, варшавские бизнесмены и интеллигенция, посещавшие определенное место на Краковском Предместье, не менее остро интересовались будущим галантерейной фирмы Я. Минцеля и С. Вокульского.
Вот он: тот же абзац на английском, а затем снова на польском. Я могу читать предложение за предложением, сравнивая их. Это не так хорошо, как учебник языка, но это лучшее, что есть. Целые страницы предложений, которые я могу сравнивать, чтобы выучить лексику и синтаксис.
Польский — чертовски трудный язык, я уже знаю это из разговоров с Кларой. Некоторые звуки настолько похожи, что я едва могу их различить, например, «ś» и «sz». Не говоря уже об использовании падежей и почти противоположном порядке слов по сравнению с английским.
Тем не менее, у меня есть все время в мире, чтобы поработать над ним.
Большую часть дня я лежу на кровати, прорабатывая первую главу книги на обоих языках. В конце концов я останавливаюсь, когда у меня болят глаза и кружится голова.
Как раз когда я закрываю книги, Клара входит в мою комнату, неся поднос с ужином. Я поспешно запихиваю книги под подушку, на случай, если она заметит, чем я занимаюсь.
— Dobry wieczór, — говорю я. Добрый вечер.
Она кротко улыбается мне, ставя поднос на стол.
— Dobry wieczór, — отвечает она, с гораздо лучшим произношением.
— Где все? — спрашиваю я ее по-польски. На самом деле, я говорю «Gdzie mężczyźni?» или «Где мужчины?», но давайте использовать смысл предложения и игнорировать тот факт, что у меня вербальная сложность пещерного человека.
Клара понимает меня достаточно хорошо. Она бросает быстрый взгляд в сторону двери, как будто думает, что они могут вернуться домой в любую секунду. Затем она качает головой и говорит: — Nie wiem. Я не знаю.
Может быть, она действительно не знает. Я сомневаюсь, что Миколаш дает своей горничной копию своего расписания. Но Клара умна. Наверняка она знает гораздо больше о том, что здесь происходит, чем ожидают мужчины. Она просто не хочет мне рассказывать. Потому что это бессмысленно. Потому что это только навлечет на нас неприятности.
Я сажусь перед подносом, на котором, как обычно, гораздо больше еды, чем я могла бы съесть. Тут жареная курица с розмарином, картофель с лимоном, обжаренные
