Во всех своих интервью Джулиан утверждал, что художественное чутье, которое он приобрел еще в детстве, получило дальнейшее развитие в связи с его увлечением фотографией. Критики расходились во мнении о том, насколько он талантлив как фотограф, но способность Рихтера разглядеть талант в других не ставил под сомнение никто.
– Картина все равно что пакетик с кашей, – любил повторять он, – а галерея – супермаркет. Моя задача – убедить покупателя в том, что каша на моих полках лучше и вкуснее, чем у сотен других продавцов.
Как правило, это ему удавалось.
Когда Скай принесла Рихтеру работы Изабель, он согласился посмотреть их только из расположения к своей напарнице и был очень удивлен мастерству художника: эти рисунки углем и акварели тронули его душу. Снова и снова просматривая работы Изабель де Луна, Рихтер все больше убеждался, что перед ним талант. Судя по разнообразию стиля, Изабель все еще искала себя, однако задача Рихтера и заключалась в том, чтобы помочь начинающим художникам найти свое место в искусстве.
Он вновь поднес к глазам акварель с изображенной на ней женщиной и почувствовал, как у него екнуло сердце. Радость открытия переполняла его.
Изабель приехала в Нью-Йорк лишь в конце августа. Из-за неважного здоровья тети Флоры она пробыла в Барселоне дольше, чем планировала, и хотела задержаться еще, но Флора настояла на ее отъезде.
В Нью-Йорке Изабель приняла щедрое предложение Скай пожить пока у нее. За полгода до этого подруга перебралась из их старой квартиры в Вест-Сайде в район Сохо. Это новое, светлое и просторное жилище было совершенно в ее духе. Одна стена была черной, другая серой, остальные – белыми. Обстановка представляла собой смесь кича пятидесятых годов и случайных предметов, купленных на барахолке. Почти всю спальню занимала гигантская кровать. Над бюро, заставленным хрустальными флаконами из-под духов, висело небольшое зеркало. У окна с черной занавеской скучала пальма, вторая точно такая же стояла в углу.
Однако больше всего Изабель интересовали, конечно, произведения искусства. На серой стене в гостиной висел зимний пейзаж озера Мендота, подаренный Скай на день рождения. На черной стене красовалась картина, по полотну которой словно в беспорядке разбросали осколки фарфоровых тарелок. В проеме между окнами находилась работа кисти Дэвида Сола. Кроме того, повсюду были развешаны небольшие полотна других художников, отобранные Скай во время ее поездок.
По всей видимости, разлука ничуть не отдалила девушек друг от друга. Через считанные мгновения они вновь свободно смеялись и шутили, словно опять оказались в своей пещере на Риверсайд-драйв.
– А ты изменилась, – вдруг сказала Изабель. Повернувшись к столу, Скай принялась соскабливать оплывший воск со свечей, а потом объявила, что ее связь с Эзрой кончилась.
– Мы оба решили подлечиться, – сухо произнесла она. – В результате врач объяснил мне, что я хотела добиться от Эзры той любви и нежности, которую недополучила от своего отца. Его же врач сказал, что во мне он искал замену Соне. Я согласилась с тем, что мой отец меня любит. Пусть он проявляет свою любовь не так, как мне хотелось, но все же старается как может. А Эзра принял к сведению, что Соня ушла не из-за его недостатков, а из-за каких-то внешних причин.
– Значит, теперь вы оба совершенно здоровы, – заключила Изабель. – А что представляет собой Джулиан Рихтер?
– Он поразительный, Изабель, – тщательно подбирая слова, ответила Скай. – Гениальный. Загадочный.
– Не хочу казаться назойливой, но когда я смогу с ним встретиться?
– Ты действительно назойлива, и все-таки я организую тебе эту встречу, так как нуждаюсь в комиссионных.
Подавшись вперед, Изабель пристально посмотрела на подругу:
– По-моему, ты что-то скрываешь. Будем признаваться или поиграем в инквизицию?
– Наверное, я поступила бесцеремонно.
– Ты это о чем?
– Я показала ему некоторые твои работы.
– И какова была его реакция?
Скай снова занялась высохшим воском. Изабель терпеливо ждала.
– Твои работы будут представлены на его новой выставке.
– Что? – Сердце Изабель учащенно забилось, но отнюдь не от восторга. Она была в ярости. Встав со стула, она скрестила руки на груди и принялась расхаживать по комнате.
– Как же ты позволила ему выставить мои работы без моего разрешения?
– Я думала, ты обрадуешься. Он самый влиятельный дилер в Нью-Йорке. Ты ему понравилась, Изабель. Он захотел выставить твои работы, а я не хотела, чтобы он долго раздумывал.
– А надо бы – и ему, и тебе! – Изабель не сомневалась в своей правоте. Впрочем, Скай, конечно же, действовала из лучших побуждений. – Когда открывается выставка?
– Завтра вечером.
Схватив свою сумочку, Изабель ринулась к двери.
– Я хочу повидаться с Джулианом Рихтером. Я скоро вернусь.
Галерея Рихтера находилась на Мэдисон-авеню, между Шестьдесят шестой и Шестьдесят седьмой улицами. Изабель уже протянула руку к двери, как вдруг заметила в окне надпись: «НОВЫЙ СЕЗОН – НОВЫЕ ЛИЦА. НЬЮ-ЙОРКСКИЙ ДЕБЮТ ИЗАБЕЛЬ ДЕ ЛУНА, ФРЭНКА ПОНСА И ДЖЕЙМСА КАРСТЕРСА». Изабель смотрела на эти слова так, словно никогда прежде не видела свою фамилию. Посмотрев чуть левее, она заметила один из своих рисунков и вспомнила, при каких обстоятельствах его нарисовала. Это было тридцать первого декабря. Звонок Коуди поверг ее в полное отчаяние. Изабель включила свой любимый концерт Рахманинова, налила себе вина и как следует выплакалась. Затем разделась, снова плеснула вина и стала вспоминать об их страсти с Коуди. Глядя сейчас на свое творение, она внезапно покраснела. Хотя рисунок был несколько стилизован, действия изображенных на нем мужчины и женщины не оставляли сомнений – они страстно занимались любовью.
Смутившись, Изабель отвела глаза, решив все-таки попасть в галерею. К несчастью, дверь была заперта. Надеясь, что кто-нибудь откликнется, она громко постучала. Через несколько секунд дверь немного приоткрылась, и наружу выглянул какой-то старик.
– Меня зовут Изабель де Луна, – доставая свое водительское удостоверение, сказала девушка. – Я участница выставки.
Сторож отошел немного в сторону. Войдя в первый зал, Изабель замерла от переполнявшей сердце гордости. Она еще не видела, чтобы так демонстрировались ее работы: картины, написанные маслом, висели на одной стене, акварели – на другой, рисунки углем – на третьей. Работы были сгруппированы по стилю, так чтобы продемонстрировать различные тенденции в ее творчестве – от самых смелых до наиболее сдержанных.
И все же ей не нравилось, что все это сделано без ее разрешения.
– А когда будет мистер Рихтер? – спросила она перед уходом.
– Около семи.
В семь вечера Изабель вернулась. Теперь дверь галереи была открыта. Затаив дыхание, Изабель вошла. Первый зал был ярко освещен, какие-то мужчины стояли перед ее большим рисунком, сделанным в Висконсине. Изображенное на рисунке женское лицо не имело ни носа, ни бровей – только рот. Одна плавная линия создавала намек на руку, другая – на шею, на нее как будто падала чья-то тень.
Не отрывая глаз от прелестницы на стене, мужчины о чем-то шептались. Один из них – высокий, широкоплечий и худой, строгий костюм явно сшит на заказ; другой – низенький, бородатый, одетый более небрежно. Решив, что это и есть Джулиан Рихтер, Изабель произнесла:
– Снимите эти картины!
Мужчины обернулись.
– Извините?
– Меня зовут Изабель де Луна. Это мои работы, и у вас нет разрешения их здесь выставлять.
Рихтер уже давно пытался представить себе, как выглядит художница. Глядя сейчас на ее бронзовую кожу, блестящие каштановые волосы и колючие карие глаза, он улыбнулся: она превзошла все его ожидания.
– Разрешите представить вас Филиппу Медине, – намеренно игнорируя ее слова, произнес дилер. – Он не только главный администратор «Сиско комьюникейшнз», но и крупный коллекционер, и сейчас намеревается купить вот этот восхитительный рисунок.
Стоявший рядом с Рихтером мужчина пристально посмотрел на Изабель. Взгляд его был непроницаемым, мрачным, и в то же время мягким – как кусок угля, которым Изабель рисовала злополучный портрет.
– Картина не передает всего вашего обаяния, мисс де Луна. Встретив вас лично, могу заверить, что вы просто очаровательны.
Изабель явно тронуло то, что в отличие от большинства зрителей Медина заметил сходство, ей также польстил и комплимент, но, в конце концов, она пришла сюда ругаться с Рихтером, а не флиртовать с незнакомцами. Игнорируя бизнесмена, она продолжила атаку:
– Вы не имеете права вести переговоры с мистером Мединой. Если он хочет купить эту картину, то должен договариваться только со мной!
Джулиан не знал, смеяться ему или плакать. Ему и раньше приходилось иметь дело с темпераментными художниками, но никто из них не был столь красив и столь талантлив. Ему не хотелось спорить с Изабель, а главное сейчас – подписать с ней контракт.
