— Да-да. Мне нужно десять минут — не больше…
— Я уже распорядился. Вертолеты загружают барахлом, свежая группа выпускников готовится к вылету; стартуете через полчаса. Вас высадят на аэродроме Пешавара и подбросят на машинах до приграничного селения. К перевалу поедете пешком. И помни: ранним утром Гаффар должен быть на месте!..
* * *
Три транспортных вертолета уселись на освещенную полосу аэродрома.
Эдди выпрыгнул на бетонку и посмотрел на часы: половина второго ночи. Он хотел было посетовать на дефицит времени, броситься искать тех, кто должен встречать, да не успел — к «вертушкам» на большой скорости уже мчались грузовики.
— По машинам! — скомандовал американец и первым забрался в кабину ближайшего.
Короткий разговор с пакистанским офицером безопасности состоялся по пути к выезду с территории. Запрыгнув на подножку, тот на хорошем английском объяснил:
— Впереди поедет полицейская машина с сотрудниками службы безопасности, замыкать колону будет джип с солдатами.
— Зачем нам ваши солдаты?
— На всякий случай…
— Черт с вами — пусть замыкают. Куда вы нас подбросите? — старался перекричать старенький двигатель грузовика Эдди.
— Поедем вдоль русла реки до кишлака Ланди Котал.
— А дальше?
— Дальше очень плохая дорога.
— Сколько от кишлака до пограничного перевала?
— Километров пять.
«Нормально, успеем», — успокоился Маккартур и вальяжно махнул на прощание рукой.
Грузовик притормозил у открытых ворот — пакистанец спрыгнул и исчез в темноте. Откуда-то справа появился светлый легковой автомобиль с мигалками на крыше; ослепив фарами и коротко взвыв сиреной, обогнал колонну и неспешно поплыл по ночным улочкам Пешавара на запад…
Сорок пять километров, отделяющих Пешавар от горного кишлака, преодолели за час с небольшим. Дорога тянулась вдоль петлявшего русла реки; изредка желтые лучи фар выхватывали из темноты плоские крыши бедняцких построек, бесконечные каменные дувалы, куцые деревца с облетевшей листвой. Казалось, будто берега темной речки сплошь заселены крошечными кишлаками по четыре-пять дворов каждый.
Грунтовка действительно была ужасной, но капитан радовался хотя бы тому, что никого не повстречали, и до места добрались без приключений. Въехав в большое спящее селение, колонна не остановилась; полицейский автомобиль уверенно двигался дальше.
Тормознули метрах в пятистах от крайних глинобитных построек. Бойцы, не дожидаясь команды, приступили к разгрузке и вскоре стояли навьюченные ранцами в походной колонне, готовые отправиться дальше на запад.
За два часа до рассвета передовой дозор отряда Маккартура, состоящий из проводника и двух моджахедов, повстречался с дозором группы Гаффара. Сам Эдди уже не представлял, где они находятся: в Пакистане или в сопредельном государстве. Приходилось полагаться на единственного проводника, не раз ходившего по здешним тропам и перевалам.
До рассвета оставалось минут пятнадцать-двадцать, а пока небо на востоке лишь самую малость окрасилось в темно фиолетовый цвет. Место встречи окружали заснеженные вершины скалистых гор, дул холодный ветер и на душе было неспокойно.
Капитан накоротке переговорил с полевым командиром, объяснив суть приказа главного военного советника и передав причитавшиеся деньги. Известие не вызвало у бывшего инженера ни положительных, ни отрицательных эмоций. Он спокойно выслушал американца, и устало кивнул на соплеменников:
— Поговори с ним сначала ты. А я после.
— О`кей. Деньги раздашь сам?
— Да. Я лучше знаю, как их разделить…
И некоторое время Маккартуру пришлось расхаживать вдоль строя оборванных, грязных, перебинтованных людей. Он поздравлял воинов Аллаха с успешно проведенной (но пока еще не законченной) «свободной охотой» и рассказывал через переводчика о скорой победе над вероломно вторгшимися в Афганистан советскими войсками. В заключение сообщил о крупных премиальных, полагавшихся каждому из участников рейда, о предстоящем двухнедельном отдыхе и о наградах, которые они непременно получат из рук самого генерала Ахтара.
Затем говорил Гаффар. Говорил недолго, спокойным и уверенным голосом.
Эдди ждал в сторонке, нервно покуривая и кутаясь в меховой куртке камуфляжной расцветки.
Вглядываясь в лица измотанных, злых моджахедов, он невольно думал о мягкой постели в теплом бунгало. А еще мечтал о скорейшем завершении командировки в эту чертову страну, в эту проклятую Азию, с ее ужасающими ветрами и перепадами температуры. Но до возвращения в Штаты предстояло как минимум отрапортовать начальству об удачно завершившейся «свободной охоте», а затем — до наступления лета подготовить подряд три группы операторов ПЗРК. Вот тогда его миссия завершится. А пока по реакции афганских партизан было очень трудно понять: рады ли они полученным деньгам и согласятся ли вернуться в окрестности Джелалабада для выполнения поставленной главным военным советником задачи…
— Ну что? — позабыв о тлеющей сигарете, спросил он подошедшего инженера. — Они возвращаются?
— А куда они денутся!..
— Значит, согласились?
— Да. После того, как я раздал десятерым особо отличившимся свои деньги, — равнодушно отвечал Гаффар.
— То есть…
— Ты правильно понял: я премировал их своими деньгами. И пообещал сделать то же самое после окончания операции.
— Спасибо, Гаффар, — пролепетал пораженный американец. — Я расскажу о твоем поступке советнику. И мы с ним обязательно компенсируем…
— Не стоит. Я взялся за оружие не за деньги, — не дал договорить афганец. И, усмехнувшись, добавил: — У меня свои взаиморасчеты с демократами и русскими.
Повернувшись, он направился к стоявшим посреди караванной тропы бойцам. Те уж перемешались меж собой: и возвращавшиеся с «охоты», и свежие — в новенькой, чистой форме.
Маккартур окликнул и, сделав пару шагов, приблизился почти вплотную к афганцу. Темная синева, минуту назад едва мерцавшая в небе за спиной капитана, уже просветлела, набрала силу. На фоне бескрайней темноты западного горизонта серое лицо бывшего инженера было отчетливо видно. Американец с интересом заглянул ему в глаза, пытаясь отыскать в их глубине хотя бы намек или остатки страха. Но нашел лишь холодную уверенность. И даже нечто похожее на усмешку.
— Иди обратно, капитан, — тихо сказал он.
И опять Эдди удивился: голос звучал бесстрастно, словно тот и не скитался три холодных месяца по горам, не переживал нечеловеческого напряжения, не скрывался от ракетных обстрелов по расщелинам и пещерам…
Американец кивнул, но выполнять совет не поспешил. Вынимая из пачки следующую сигарету, спросил:
— Хотел у тебя поинтересоваться, Гаффар: мы сейчас на афганской территории?
— Какая тебе разница?
Эдди щелкнул зажигалкой и пожал плечами:
— Ты прав, — в общем-то, никакой.
— Тогда уходи. Русские вертолеты частенько совершают облеты пограничных перевалов. Не задерживайся здесь — забирай моих раненных и уходи!..
Глава вторая
Афганистан, район джелалабадского аэродрома
4-5 апреля 1987 г
Приготовления закончились.
Все собрались вокруг стола и первым делом помянули Павла Винника. Встав и не чокаясь, выпили. Помолчали, с минуту избегая смотреть друг другу в глаза. Дескать, ушел наш боевой товарищ, а мы остались…
Но молодость и страстное желание жить дальше берут верх в вечном споре со смертью. Постепенно снова расходится разговор, лица озаряются улыбками.
Шумно пьем за нашу с Валеркой удачную посадку.
И сыплются вопросы: на какой высоте сбили? Как сильно долбануло в борт? А успели заметить, откуда производились пуски? Не последовало ли «духовских» атак на земле?..
Третий раз пьем по традиции молча, поминая всех погибших товарищей…
Потом опять говорим, вспоминаем и страстно спорим… Что с нас взять — летчики! Как в том старом анекдоте: комэск прислушивается, о чем болтают подчиненные в классе подготовки к полетам… О рыбалке? Хорошо. Об автомобилях? Нормально. О бабах? Тоже неплохо. О полетах?! Вот паразиты — уже напились!..
Пропустив несколько «соточке», мы с Валеркой чуток отходим от шока и наперебой делимся впечатлениями, порой вспоминая подзабытые в водовороте событий мелочи. Когда гвалт достигает апогея, переходя за «рамки», мне приходится вспоминать о просьбе командира. Уподобляясь лектору, читающему скучный материал, я призывно стучу вилкой по кружке, и товарищи тут же сбавляют громкость…
По комнатам разбредаемся около полуночи. Времени для сна остается немного — через пять часов начинается очередной тяжелый день.
